Вкус жизни
Шрифт:
– Чего проще: поменял команду – и списывай на бывших все грехи своего правления!.. Брежнев всех обыграл и переиграл… – усмехнулась Инна.
– Мила, убавь обороты. Непростительно упрощаешь ситуацию, – с неодобрением заметила Эмма. – И ты, Инна…
– Не суйся не в свои сани. Избавь меня от необходимости общаться с тобой на эту тему. Ты некомпетентна, – огрызнулась Мила.
Эмма придала своему лицу выражение оскорбленного достоинства и отвернулась от обидчицы.
«Что это с нашей Милочкой? Нервы поизносились? При ее-то благодушии?.. И у нее бывают моменты, когда ей «палец в рот не клади», – удивилась Жанна. (Она не знала о трагедии в семье сокурсницы.)
–
– А нынешний шабаш тебе по душе? Мы вернулись на семьдесят лет назад, только теперь всё много жестче… Таланты гробят и незаслуженно задвигают в самый дальний угол, блатных «середняков» за деньги протягивают. Ум разбивается о тупость и упрямую плебейскую непорядочность, которая уничтожает уважение к себе. Прелесть, а не времечко! – «поддала жару» Инна.
«Инна – вечный оппозиционер. Её бы поставить рядом с Новодворской. Прекрасная вышла бы пара! В Думе ей цены не было бы. «Все у нас плохо, и во всем виноваты коммуняки». В чем Инна искренна и чистосердечна, так это в злости. Не пойму ее, сама только что капитализм расхваливала, а теперь ругает. Дразнит, намеренно заводит? Ее слова – бессмысленное неуместное вторжение в общий разговор, – усмехнулась Жанна без раздражения, даже с легкой завистью к Инниной раскованности.
Будто услышав мысли Жанны, Мила проговорила с каким-то непривычным для нее гонором:
– Я ни в чем не собираюсь разуверять некоторых присутствующих здесь городских – им солоно не приходилось. (На Инну или на Леру намекает?) Это было бы недостойно памяти наших деревенских стариков. Но если хорошенько разобраться, все мы вышли из деревень… и нечего отмежевываться от общих проблем.
Слова Милы не вызвали у Инны ни малейшего сочувствия. Легким движением плеча она дала понять, что они ее непосредственно не касаются, и, тем не менее, достаточно миролюбиво сказала:
– Как пышен цвет преувеличений! Как трудно развеиваются легенды. Что-то ты, Мила, сегодня тоже разошлась, разохалась? Не ожидала от тебя. Где твой так любимый мной оптимизм? (Не утерпела, чтобы не «подпустить» ехидного замечания!)
– Значит, слишком хорошо обо мне думала, – влет раздраженно отрезала Мила, не почувствовав ловушки, ей же самой и устроенной.
– Чего окрысилась? Чего взвилась, как фурия? Убери гнев с лица. Успокойся, прикинься валенком. «На хрена тебе наган, если ты не хулиган». Так, кажется, говорят в деревне? Хватит старые бабьи стоны тиражировать. Больше апеллируй к разуму, а не к чувствам. Можно подумать, что в деревнях происходило и происходит что-то из ряда вон выходящее. Обыкновенный бардак. При всей заманчивости, при всей поразительной раздольности нашей страны и великой духовности народа Россия – постоянно над бездной. Ей в основном не везло с руководством.
– Многообещающее начало. – Это Жанна заступила на вахту спорщика. – Про бездну – выдумки это всё. Все государства трудно развивались. У всех была масса проблем. Войны и все такое… Что касается брежневских времен с его заржавевшей экономикой, так это просто. Мы верили в возможности коллектива, когда поднимали руки «одобрямс», когда считали, будто то, что каждому не под силу, насущно необходимо и доступно сообществу. И даже с этим чувством локтя нам порой приходилось нелегко… Ну а теперь у каждого свои нужды, свои заботы, каждый хлопочет по своим делам самостоятельно. А если и собирается толпа, то она, как и я, копается в полузабытом
прошлом и не делает выводов из старых ошибок, – стараясь обуздать чрезмерные притязания Инны на истину, самокритично и грустно закончила Жанна.«Вот еще одна несъедобная пища для размышлений», – поежилась Лена и принялась энергично растирать мышцы шеи и плечи.
– Тебе полегчало, когда высказалась? – не вникая в суть слов Жанны, сказала Инна. – А теперь ты, Мила, послушай меня. Начну с конца твоего яркого рассказа. Он все равно смыкается с началом. Всему должно быть удовлетворительное объяснение. Да, доставал Хрущев деревенских, потому что не хватался за легкие решения. Всех нас иногда заносит. Надо быть чуть снисходительнее к другим и более строгим к себе. (Кто бы говорил!) А кто крестьян не притеснял? Не вижу в этом апокалипсической безысходности. Но ведь при Хрущеве крестьяне стали наконец-то получать за трудодни деньгами, а не натурой.
– Тебя бы заставить жить на те деньги! На двенадцать рублей! – одновременно, не сговариваясь, возмущенно воскликнули Мила и Галя. – Показное человеколюбие.
– Так и я же о том говорю. Я не разрушаю ваши деревенские мифы. Перед вами, дорогие мои, два взгляда на крестьянство. Нет, на власть…
– Прекрати куражиться! Не можешь не ерничать? Откуда в тебе столько жестокосердной радости? – не выдержала Мила.
– Я же о сути, я о власти…. Ладно, ладно, замолчу только из уважения к твоим сединам, – натянуто рассмеялась Инна.
– А кто как не Хрущев заложил первый камень в фундамент перестройки? Разве не диссиденты-шестидесятники раскачали лодку социалистических устоев и подвели базу перестройки? – Эмма с надеждой подняла глаза на Аллу, ища поддержки.
– Есть отдельная порода людей, для которых служение первично. Они были во все времена, – задумчиво изрекла Алла. Но Эмма так и не поняла, где «витают» ее мысли.
– Хрущев был противоречив и не очень умен, но он не побоялся разоблачить культ личности Сталина, выпустил и реабилитировал миллионы осужденных, и уже только за это его надо добром вспоминать. Без его бесстрашных шагов не было бы признания современной Германией ужасов нацизма. Этот факт важен для народов всего мира, – спокойно сказала Лера, прекратив тем возможность дальнейших споров.
Возникла ничем не заполняемая пауза. Продолжительное молчание было нарушено возгласом Жанны:
– А я, глупая, еще со времен юности о домике в деревне мечтала! Оказывается, хорошо, что Коля меня не послушал.
Она высказалась так искренне и так по-детски весело, что все присутствующие рассмеялись. И Жанна улыбнулась, довольная неожиданным эффектом, открыв при этом великолепный ряд зубов, слишком безукоризненно ровный, чтобы быть настоящим. (Лена впервые это заметила).
Напряжение мгновенно спало, обстановка окончательно разрядилась. Женщины с каким-то неестественным азартом занялись чаепитием, благо Кира вовремя подоспела с полным подносом ароматных изысков.
И все же Мила не утерпела высказаться:
– Когда негде работать, остается тяга к пьяному забвению. А если бы сейчас в каждой деревне построить два-три заводика по переработке сельскохозяйственной продукции, так и жизнь в ней стала бы совсем иная. Только кому там строить?..
Кира улыбнулась Миле, но в ее приветливости ощущалось настороженное ожидание.
– Ой, девчонки, простите. И с чего это я разошлась? Детство всколыхнулось. Я так любила бабушку… Последнее время я все воспринимаю в черно-белых тонах… – тяжело вздохнула Мила и вышла из комнаты. Галя последовала за ней.