Вкус жизни

– Так я тебе и скажу, кто, – рассмеялась Инна.

Она умела нагнетать обстановку неудовольствия, поэтому невозмутимо продолжала:

– Не уместно ли в этом случае задаться вопросом: «Что может привнести в жизнь женщины такой мужчина?» Только хаос. Его любовь – блестящий дивертисмент на короткое время. Легко ему – не надо ни о ком тревожиться, заботиться. По одному принципу живет: если очень хочется, то можно. Он слишком умен и хорош, чтобы кого-то любить. Любая ему неровня. Прекрасно выкован природой, улетный экземпляр, к тому же красив той особенной внутренней красотой, которую так ценят умные женщины. Но он давал отпор любым их поползновениям. А чтобы потешить свое самолюбие, окружал себя дурочками, которые сохли по нему, которым нравилось, чтобы их раздевали глазами. У них он нарасхват. Элегантное решение, ничего не скажешь!

И – надо же! – совсем не боялся огласки. Другого давно бы «раздавили» и мокрого места не оставили. Такие дела обычно заканчивались скверно. Ему бы оставить опасную забаву, так нет, все нипочем. Был молод, беспечен, кровь бурлила. Я советовала ему не искушать судьбу, сокрушалась, мол, умерь свой пыл, иначе с тобой при первой же возможности разделаются.

Надо сказать, не удавалось повлиять. Это было безнадежным делом. Как-то он заметил мне довольно холодно, мол, на свой аршин всех не меряй. Не оценил моей заботы. Не одобряла я его ребячества, но, смирившись, предпочла больше не смущать друга, со стороны наблюдала его жизнь…

Аню ошеломили слова Инны, Лене чуть дурно ни стало… «Хорошо, что Рита вышла на лестничную площадку подышать и не слышит этой дикой ахинеи».

– Во внешней красоте их притягательная сила? Но она ничто без внутренней. Нет, все-таки недаром говорят, что женщины одерживают верх над самыми выдающимися мужчинами лишь благодаря макияжу и прекрасной фигуре.

– Напротив, Антон был один из тех немногих, которые не боятся сильных умных женщин. Он дружит с ними, – возразила вошедшая в комнату Мила.

– Если он их использовал, то хорошо устроился, – хмыкнула Инна, довольная невольной подсказкой.

– Не можешь без пошлостей! – рассердилась Мила.

– Наверное, надо быть мужчиной, чтобы понять Антона. Существует магнетизм талантливых людей, в них влюбляются, и ничего тут не поделаешь. А влюбленности гениев интересны тем, что под влиянием чувств у них возникают талантливые идеи или создаются прекрасные произведения искусства. Я, например, скорее полюбила бы талантливого, нежели красивого, – простодушно заметила Жанна, совершенно не желая унизить Инну своим замечанием. – Умная женщина, наверное, уцепилась бы за Антона обеими руками. От такой просто так не отмахнешься.

Реакции Инны на слова Жанны не последовало. Она торопилась высказать свое мнение:

– Едва ли надо говорить, что он в женщинах искал радость и сладость, а они в нем опору. Не сходились их помыслы. Разное исповедовали. Он – нарцисс, и в этом его несчастье… Никто не удержал его ни опытом, ни безотказностью, ни пышными или изящными формами. Ему хотелось от них только телесной любви… Для очистки от грехов его идеального образа – а они, несомненно, за ним водились – нам только не хватает средневековой церкви с ее индульгенциями, но для этого надо очень даже напрячь воображение, – с притворным вздохом закончила свой монолог Инна.

Вошедшая при ее последней тираде Рита взвилась, буквально взорвалась громким негодующим шепотом:

– Как можно опускаться до таких примитивных сплетен?! Кто тебе сказал такое? Передай им мой «горячий»… очень «горячий» привет!.. Так, всё! Хватит, достала! Может, ты это всё из собственного опыта вывела?

– Да уж не из твоего серенького, – пробормотала Инна как бы для себя, но опять-таки, чтобы слышала Рита.

– Не пори горячку и не раскручивай моховик недовольства тобой. Не умствуй там, где нужна мудрая простота. Мне гадки твои измышления. Я чувствую себя так, будто это меня ты всю вывернула наизнанку. Не приписывай Антону манеры ловеласа. Это уж слишком!

Ты прекрасно знаешь, что Антон – самый чуткий и совестливый из нас, но его семейное счастье возможно только при наличии единства физического, духовного и эмоционального. Его-то он и не находил, а из насильственного альянса ничего путного выйти не может. И он это понимал. Не торопись наказывать людей. Как говорится, оторванную голову к месту не приставишь. И вообще, подумай, может, не судить, не осуждать и впрямь будет мудрее? – с притворным, но ядовитым смирением добавила она.

Рита никак не могла успокоиться, терла подбородок, резко встряхивала головой, будто дирижировала возникающей в ней бравурной музыкой.

– Духовные поиски? Одно другому не мешает. И так, и этак их можно повернуть… – весело ухмыльнулась Инна.

– Искрометное суждение! Одни пошлости в твоей голове. Моя позиция в этом вопросе категорично однозначна, – вспыхнула Рита.

– Ах, ах! Мое общество для тебя недостаточно изысканно! – вскрикнула Инна так громко, что недоуменно умолкли и растерянно опустили глаза в пол две соседки по столу, Мила и Аня, те, что сидели рядом с Жанной. А Кира, на минутку остановившаяся за спиной Риты и успевшая услышать отповедь обиженной однокурсницы, с суровым состраданием взглянула на Инну, но промолчала, чтобы не разжигать страсти вокруг имени всеобщего любимца. Она старалась угадать дальнейшую линию поведения Инны и только на миг приподняла руку, точно желая остановить ее, пока та не сорвалась окончательно.

«С раннего детства нас приучали держать свои чувства в узде, многословную восприимчивость души загоняли до полного бесчувствия в тесные рамки стыдливого умолчания. И в школьном детдоме у меня был девиз: «Вижу, но молчу». Так легче было выживать... А влюбившись и утешившись призраком телесной близости – на миг соприкоснувшись коленями или руками, – мы вдруг понимали, что есть на свете чувства, из-за которых стоит жить, но умело маскировали их хорошими манерами... Ну и что? Если восстановить в памяти череду жизненных событий, разве строгое воспитание помешало нам? Ведь нет же?» – думала Кира, неодобрительно поглядывая на Инну.

Рита, сжав свои руки так, что ногти вонзились в ладони, думала раздраженно: «Что-то не припоминаю я за Антоном перечисленных подвигов. Опять вылезает из всех щелей эта инкина невыносимо вульгарная претенциозность!.. Ни сплетни, ни фантазии в ней надолго не задерживаются. Странная у нее мораль. А какая готовность и способность защищать свои собственные «нравственные» основы! Не дают ей покоя чужие лавры, не остается сомнений, что иронией она прикрывает свое гнилое нутро. В своих бесчисленных авантюрах она приобрела довольно сомнительную репутацию, и сейчас, похоже, ее переполняет страстное желание столкнуться со мной лицом к лицу. Зачем? Если изголодалась по роскоши общения, так смени амплуа из уважения к хорошей компании. На худой конец, могла бы утешиться другим способом и в другом месте…

И Лена молчит. Хотя бы потихоньку упрекнула подругу… Может, перед всеми ткнуть Инну носом в ее собственный порок, в ее слабое место и оставить сплетницу побежденной, обесчещенной? Будет знать, как дразнить и травить других. Ха! Эта будет сцена, «полная напряженного драматизма и философской глубины или высочайшего проникновеннейшего лиризма»?.. А черт с ней. Я пришла сюда не для того, чтобы выяснять с ней отношения. Не следует высвечивать и выпячивать обычно мне несвойственное… Не стану никого разубеждать, что не переменился Антон со студенческих лет, что на самом деле все обстоит прямо противоположным образом – девчонки сами на него вешаются, а он только отбивается. Мои подруги сами разберутся в том, кто из нас прав.