Вкус жизни

Вася с беспокойством замечал, что жена все хорошеет, ревновал, отслеживал нестыковки фактов, достраивал их в голове, заполняя собственными домыслами. Стал «мастером по части видений», замучил жену своими необоснованными фантазиями. Алиса на самом деле была не лишена привлекательности и обаяния. И сначала это было предметом Васиной гордости, только достаточно скоро перестала его радовать ее неповторимая индивидуальность. Она задевала и подавляла, что крайне осложняло его поведение. Казалось, он завидует ей. И это был существенный минус в их отношениях.

Вася лихорадочно, любым способом силился привлечь к себе ее внимание. Только не удавалось ему переступить через себя, переломить свой гонор, свою ревность, и, всецело поглощенный лицемерной скорбью, он изводил себя и семью. Все всегда у него сводилось только к пустым разговорам. Не понимал, что надо всю жизнь работать над собой, развивать то, что дала природа. Скулить и киснуть – не велик труд и не почетен. О таких говорят: «Посредственный». Вечно несобранный, растерянный, заспанный, недовольный… Может, ему до сих пор рисуется иная жизнь, умчавшаяся в вечность вместе с его фантазиями.

Ты знаешь, откуда он родом? Представь себе самое далекое, богом забытое место на карте нашей страны, пройди по карте еще несколько сот километров и там найдешь его родное селение… Конечно, он гордился собой, тем, что из глубинки попал в университет, добился любви красивой девушки. В каком-то смысле и я поначалу восхищалась этим деревенским мальчиком. Только стержня в нем не оказалось, один гонор.

…Трудно сказать, когда это у них началось. Слухи о том, что виновником ссор является Вася, впервые пошли после его «открытого выступления» в нетрезвом виде на балконе. Он потом очень расстраивался по этому поводу. Впрочем, и жена не далеко ушла от него в изъявлениях своих отрицательных чувств. Не могла смириться со своей ошибкой, злилась на себя, что по неопытности не рассмотрела за внешним шиком красивых слов слабого, безвольного, не очень умного человека, который не стал ни опорой, ни надеждой, ни перспективой. Она сама в былые годы, как и все мы, додумала, дорисовала его образ, а выйдя замуж, при любой возможности отыгрывалась на муже.

Ее темперамент утомлял Васю. Сверлом вбуравливались в его мозг ее жесткие, хлесткие фразы, от которых он потом не мог долго отделаться. Это был коронный номер, срабатывающий с любым мужчиной. Только каждый подопытный муж по-разному реагирует на подобную мозговую атаку. Некоторые не выдерживают, насовсем уходят из семьи, а эти так и грызлись как кошка с собакой, изливая недовольство друг другом затасканными, примитивными фразами. Мухи дохли от их скучных ссор. Безотрадная картина. Они наводили меня на мысль о никчемности подобного существования. Я считала, что им необходимо разойтись. Нельзя примирять непримиримое! – энергичной скороговоркой шептала Инна.

– Инка, ты прорва! Сколько в тебя пакости влезает! Тебе, чтобы стать милосердней, надо разгрести в себе кучу зла. Опять перемываешь чужие косточки? Я бы на твоем месте не стала рассказывать о том, что иногда думаешь о других. Васе и так было несладко. Ты же знаешь, чем кончаются подобные «откровения», – сердито фыркнула Рита, до которой волей-неволей долетали отдельные фразы из монолога Инны-всезнайки.

– Почему ты вечно меня одергиваешь? Я ничего против Васи не имею, просто даю ему характеристику. В конце концов, я не с тобой разговариваю, – огрызнулась в ответ Инна.

Кира не могла сразу вникнуть в суть разговора Инны и Жанны, но, разобрав последние фразы, поняла, что Инна как пороховой склад, готовый в любой момент взорваться. «Нельзя ни на минуту спускать с нее глаз», – подумала она и поспешила вмешаться, чтобы не дать времени для новых оскорбительных восклицаний в адрес Риты. Она заступилась за сокурсника:

– Зря ты о Васе так. Ты всегда надеешься доискаться до правды, но твои сведения редко соответствуют действительности, ты слишком предвзято относишься к мужчинам. Хоть запоздало, но я разъясню тебе Васину суть. Безвредный он был, по-своему добрый, беззащитный, ранимый, безропотно переносящий неудачи. Не нашел он в жизни свою верную стезю, вот и мучился. Его не удовлетворяло то, что он делал, чувствовал, что не достигает желаемых высот, и очень от этого страдал. Говорил, что в определенный период жизни он поместил себя в торпеду и заставил ее лететь, а сам не был готов к большой скорости.

Может, он вообще хотел бы двигаться в другом направлении, потому что сначала не понимал, что сам из себя представляет. Кто бы мог подумать, что душевные метания наложат такой сильный отпечаток на всю его последующую жизнь. При его апломбе трудно было предположить, что внутри он такой нежный. Я была чрезвычайно озадачена и озабочена одним обстоятельством, которое, видимо, ускользнуло от внимания многих. Теперь уж не скажу, что навело или натолкнуло нас на эту несколько неприятную тему. Помню только, что случилось так, что речь зашла о мистике, так он – тогда ему было еще тридцать пять лет – вдруг сказал, что у него уже составилось достаточно четкое ощущение кратковременности жизненного бытия и что отпущенный ему срок подходит к концу.

Сначала я подумала, что он, как обычно, рисуется и его слова суть не что иное, как желание добиться внимания, а не искренняя исповедь. Но что-то в тоне его голоса – быть может, легкий оттенок горечи – возбудило во мне сначала любопытство, а потом и подозрение. Я стала успокаивать его, ободрять: мол, не развивай эту тему, лучше покончить с этим мнением раз и навсегда, что твоя вера основывается на ложных представлениях, что этот путь никуда не ведет и с точки зрения логики сказать что-нибудь в его пользу мне нечего. Но я чувствовала, что переубедить его мне не удается. Как можно переубедить в том, во что человек сам верит как-то неосознанно? Как помочь человеку, если его мечты рухнули как карточный домик?.. Хвалила его, чем, как мне казалось, доставляла ему большое удовольствие. Видно, нечасто он слышал в свой адрес добрые слова. Потом довелось побывать в его семье.

– Ты в самом деле полагала, что он не выдумывал свои предчувствия? При всем моем уважении к тебе я этого не понимаю, – удивилась Инна, сделав вежливо-отсутствующее выражение лица.

– Так я считала не всегда, но в последний год на этот счет у меня уже не было никаких сомнений. Его слова как-то странно завораживали своей неожиданностью и болезненной искренностью.

– Версия не лишена интереса. Но только не при нашем воспитании, – саркастически хмыкнула Инна.

Киру кольнула легкая досада, но она продолжила развивать свою мысль:

– После горьких Васиных слов, когда случалось вспомнить о нем, мое воображение всегда рисовало то человека, разрываемого непосильной тоской и отвращением к себе, то гордого, трагического героя, сочинившего себе прекрасную сказку, но не нашедшего ее в реальной жизни. И тогда мне бывало грустно, очень грустно… И прежде чем мне удалось найти верное толкование его словам, он ушел от нас, и теперь мне уже не кажется странным, что горечь его слов особенно ощущалась в то его последнее лето.

Не каждый мужчина может стать лидером. Надо уметь ценить и простого честного труженика, если к тому же он добрый и порядочный человек. Кому-то дано облагодетельствовать массы, а кто-то только для своей семьи царь и бог, и в том его счастье и заслуга.

– Вон Максим во многих странах побывал, на трех языках книжки в подлиннике читает. Гордится собой, для себя живет, только себя тешит, а детей не приобщил, не помог им поднять великие пласты культуры. Он сам по себе, они сами по себе. Вот и считай, кто лучше жизнь проживает, – привела конкретный пример Лиля.

– Ты же знаешь, Инна, жизнь – странная штука. Иногда слишком непосильной бывает наша любовь для тех, на кого она направлена, и тогда жар души растрачивается впустую. Ведь даже когда два человека любят друг друга, они любят по-разному. Никогда не понять до самого дна душу другого человека… Слишком много в мире и прекрасного, и омерзительного. Когда вспоминаешь, что все мы чуть-чуть верблюды, чуть-чуть «шизики» или шакалы, то многое начинаешь воспринимать проще, сочувственней, что ли. Душой…