Вкус жизни

– Жан Жак Руссо говорил: «Тысячи путей ведут к заблуждению, а к истине только один». И ты сумела найти тот единственно правильный, – одобрила Лилино решение Лера.

– После развода сердца на мужа не держала. Видно, иссякла любовь. А может, то была всего лишь влюбленность, поэтому и хватило мужества не возненавидеть его. Только презирала. Скажете, сама себе такого выбрала? Выбрала, не предвидя последствий. Молодая была, бестолковая, необстрелянная. Откуда в двадцать два года было взяться соломоновой мудрости, если до этого голова много лет была занята только формулами и теоремами. Разве объяснишь все в двух словах…

Потом снова затосковала о счастье, о любви… Замужество мне было необходимо прежде всего затем, чтобы многое вычеркнуть из прошлого – хотя я не в обиде на свой детдом – и создать свое настоящее счастье: со своим домом, со своими, а не казенными вещами. Мечтала начать историю своей собственной семьи, прорости корнями… Но мы с Денисом от женитьбы разного хотели.

«Вот заливает! Хотя какой резон ей врать?» – тут же засомневалась в своем недоверии к рассказу Лили Жанна.

Она почувствовала, что Лиля чего-то недоговаривает, темнит, что-то в словах подруги настораживало ее, но удержалась от дальнейших расспросов, не стала вызывать на откровенность. Подумала: «Наверное, и у нее некоторые темы под запретом».

– После пережитого мы иначе, глубже понимаем жизнь. В прошлое можно возвращаться без опасений. От воспоминаний линия жизни не истончается, не рвется. Это будущее кого пугает, кого волнует, – тихо проговорила Инна.

В подтверждение этих слов Лиля заметила грустно:

– Когда принадлежала самой себе, я была счастлива, но поняла это много позже, побывав трижды замужем.

Второе замужество

– Не распробовала с первым мужем семейной жизни, на новый эксперимент потянуло? Видно, плохо усвоила его уроки? – спросила Инна.

– А ты думала, одна куковать стану? С тебя, между прочим, пример брала.

– А твой второй муж, говорят, пил. Это правда? – кротко спросила Аня, помогая собеседнице преодолеть еще одну ступеньку откровенности в пространстве судьбы, размеченной кем-то свыше и осваиваемой ею с таким истовым желанием счастья.

– В этом Дима был весьма силен, чего не скажешь об остальном. Бывало, поднаберется, и море ему по колено. Мог переступить черту. Будучи трезвым, не отваживался заставить себя поднять руку на женщину, трусоват был. Я покрепче его фактурой. Предупреждала, что первая оплеуха окажется последней. А он утверждал, что ничего не помнит. Не задумалась я, не опомнилась. Потом стал заявлять, мол, сама напросилась. Приходилось усмирять. Спуску не давала, но когда расходился, насилу унимала.

Под влиянием алкоголя в нем просыпались самые худшие свойства его натуры: злость и дикое бессмысленное упрямство – пусть мне во вред, но только не по-твоему. И когда он входил в «штопор», ничего уже поделать было нельзя. Разве я давала ему повод так вести себя со мной? Вот так и жила ожиданием: что опять учинит, что еще стрясется. Спасать из драки с поножовщиной – дело не для слабонервных. Хотела жить просто и мудро, а получалось черт знает что. В общем, сплошные неудачи и сожаления. Неприятности сыпались на меня как из рога изобилия. Нахлебалась я этого добра вдоволь. Бывало, говорю Диме: «Жизнь коротка. Зачем ты ее тратишь на глупости и меня вынуждаешь размениваться на ссоры?» Не понимал. От недостатка культуры возникают подобные отношения в семьях, когда гадкое считается нормой.

– Ты не перестаешь меня удивлять. Редкостное великодушие. «Она его за муки полюбила, а он – из состраданья к ней», – не то сочувствуя, не то иронизируя, пропела Инна. И добавила решительно:

– Я бы так впаяла ему!

– Так ведь жалела. Хорошего человека жалко, а плохого еще жальче.

– Странная логика.

– Один жалеет снисходительно, посмеиваясь, а другой – сердцем, – вздохнула Жанна.

– Да уж точно. Поначалу Дима стал для меня нечаянной радостью. Я была по-дурацки беззащитно влюбленная и счастливая. Первый год мне казалось, что он вписался в мою жизнь, как будто в ней и был. Во взгляде невинность, скромность, а на поверку оказался… Он и сына моего приветил. Решила: сроднились, говорим на одном языке. Дочь ему родила. Надеялась, что наш общий ребенок – пропуск в новую жизнь. Думала, вот оно счастье… не за горами, рядом.

Поздно спохватилась. Задумалась: где и в чем напортачила? Какова его истинная сущность? А моя? Может, он тоже верил, что, женившись, изменится, но не выдержал испытания? Возобладала над ним водочка, и стал он предаваться сомнительному удовольствию. Когда перед человеком становится выбор, допустим, пить или не пить, только тогда он проявляется по-настоящему… Душа у него чувствительная, но неразвитая, вот в чем беда. Оттого-то и пил. Невольно поверишь словам мудрого Конфуция: «Если человек не учится, природа его увядает». Вот и держалась моя семья на честном слове.

– На твоем, – уточнила Жанна.

– Бывало, ноет: «Что мне делать?» «Ответ в тебе самом», – отвечала я однозначно и жестко. А сама стонала от злости, усталости и обиды.

– Застрекотала как сорока. Заплачь еще. Разве не было в Дмитрии уже с самого начала чего-то, вызывающего беспокойство? – спросила Инна, испытующе сощурившись. – Что мнешься? Выкладывай как на духу, не напускай на себя таинственность.

– Был один странный, несуразный случай до замужества. Но смотря как на него посмотреть. Неприятная мысль, правда, слабо пробрезжила, но не насторожила. Не бросилось это происшествие мне в глаза, не резануло по сердцу. Подумала: нелепое недоразумение. И память будто отшибло. Влюблена была. Какие уж тут трезвость мышления и расчет, – усмехнулась Лиля. – А в нем оказался скрытый порок и еще много чего плохого заложено. Все началось…

– Не началось, а проявилось, – поправила ее Инна.

– Отсюда трагические повороты, неожиданные выверты. Сам не жил и другим не давал. И полетела в тартарары моя несокрушимая вера в «высшей степени порядочного человека», коим я его себе нафантазировала.

– Несчастным быть много легче, чем счастливым, – усмехнулась Лера. (О ком это она?)

– Говорят, недостатки тоже сближают, – голосом, полным несокрушимого доверия, сказала Аня.

– Скорее вызывают сочувствие.

– А почему не отторжение?

– Предназначение женщины – жалеть.

– А для мужчин наши недостатки – это платформы, по которым они стремятся подняться выше нас. И все потому, что они эгоисты.

– В них заложено стремление повелевать. И мы должны у них этому учиться, – сказала Инна.

– А я, помнится, наивная, в первый год замужества уговаривала его: «Не очень налегай на вино, это вредно, можно ступить на скользкий путь. Мол, в праздник – куда ни шло, а в будни ни-ни». Не внял моим советам. Не мне тебе рассказывать, сама все понимаешь… И почему мы так быстро умираем в тех, кого любим, даже когда всю любовь и все свои силы им отдаем? Ведь и он любил…

«Сегодня Лиля в ударе. С чего это ее так развезло? Будто под Кириным кровом ожили былые дни, вскрылись давно зарубцевавшиеся раны», – удивилась Галя.

– Он находил себе оправдания, вместо того чтобы исправляться? Мол, в жизни мало что зависит от меня, больше от предлагаемых обстоятельств. Да? И ты шла на уступки? – спросила Жанна.

– Он даже не пытался понять, что делал неправильно и почему.

– Ум – духовные глаза человека, а разум – его интеллект. И эти компоненты имеются в нас в разных пропорциях. Бывает, что ум есть, а разума ни на йоту.