Вкус жизни

– «Люди жестоки, а человек добр», – непонятно к чему, без всякого перехода глубокомысленно процитировала Инна Рабиндраната Тагора.

Никто из присутствующих не озадачился расшифровкой этого заумного тезиса.

– Я проигрывала битву не только с мужем, но и извечную борьбу с самой собой. Представляете, как низко пала: втайне от мужа ходила за него просить, чтобы его хотя бы держали на работе, чтобы он в коллективе оставался. Ведь он часто бывал не у дел. Человек – существо общественное. Если рвутся связи с себе подобными, человек перестает существовать. Тогда он как в психушке… А ненавидеть мужа не могла. Боялась стать такой, как его дружки. Если бы он захотел, я бы любую стену для него пробила, прошла бы любые испытания.

Только Дима, уверяю, себе подобными считал кучку отщепенцев. Не испытывал он удовольствия от общения с нормальными людьми. Драться, дебоширить – вот это его... Так сначала все должности мимо него проносили, потом его многократно выгоняли, восстанавливали по моей просьбе, потом уже ничего не помогало. Перевоспитывать пьющего оказалось трудом нешуточным. Видно, не за свое дело я взялась. Неподъемной оказалась задача. Идеалисты всегда проигрывают схватку с реальностью. Не думаю, что изрекаю непогрешимые истины. Не могу простить себе мягкотелости, бесхарактерности. Сразу надо было разрывать цепи. А то любовь, любовь…

Для меня до сих пор Зоя – тайна за семью печатями. Помните, на курс старше училась. Ведь сумела как-то своего парня воспитать: облагородила, научила себя уважать. Каким он гордым и счастливым выглядел рядом с нею, когда они женились. Был-то совсем сереньким.

А я любила, и вдруг… скалка и мрачноватая ухмылка боевой готовности. Страх мне был неведом, но чувствовала себя затравленно и подавленно. Никак все это не вязалось со мной, с моими представлениями. Балет, музыка, чтение баллад со сцены… Не успела оглянуться, как за здорово живешь превратилась в невесть что… Несколько раз порывалась разойтись. Он упрекал. Вид его был совершенно беспомощный. Я возвращалась, крепилась, пока опять не выходила из себя.

Представляете, два человека изливают друг на друга лаву обид, непонимания, затаенной ненависти, скрытого отвращения. Я мечтала о потоке любви… к этому идиоту, своему муженьку... Многократно заставлял переживать позор… А я с энергией, замешанной на сострадании, обиде, иногда и на злости, вновь и вновь кидалась его спасать. Я фактически не принадлежала себе. Сначала по незнанию, потом уж и сама не понимаю почему, из жалости, что ли, к этому капризному, истеричному и в то же время въедливому субъекту, которого все соседи между собой называли не иначе как гнида, потешались над ним… У нас уж если припечатают, так припечатают. Стало быть, заслуживал.

– А на детей руку поднимал? – обеспокоилась вдруг Аня.

– Пьяным?

– …А дальше тайна, не подлежащая разглашению? – полушутя поинтересовалась Жанна.

– Сколько раз отводила от него беду. А он все забывал. Опять выговаривала ему не раз и не два. Обещал. Снова срывался. Мог в один день ухнуть всю зарплату, не моргнув бесстыжими глазами. Мерзавец, подонок. У меня просто руки опускались. Злилась. Мол, твои обещания у меня вот где сидят. Всякому терпению приходит конец. Появилось чувство, что я, не изведав истинной жизни, уже стою на пороге… и ужаснулась. А чем подбодришь себя?

– Успокойся. Совсем с лица сошла. Кто потоком слов и ссорами стравливает излишек напряжения в организме, кто алкоголем. Человек с больной душой стремится прислониться к доброму и сильному, да еще норовит стать в его жизни главным, – негромко, с грустной усмешкой отреагировала на слова Лили Инна.

– Правда, будучи вусмерть пьяным, он пылко раскаивался. Мол, всего-то по бутылке на рыло взяли. Это потом я не удержался. Прости… Думал, если извинился, то вся боль сразу сотрется из памяти, раны и обиды вмиг заживут?.. Водку ценил превыше всего. До одури пил. Сгубил себя этим пристрастием. В свои тридцать с хвостиком без стакана дня прожить не мог. А я когда-то пыталась включить в нем стремление к прекрасному. Считала, что культура – форма существования нормального человека. Ведь культура – это не только музыка, живопись, поэзия, это прежде всего высокий уровень взаимоотношений между людьми как в плане общения на производстве, так и в семье. Кто-то сказал: «Кому больше всего удивляюсь, так это людям». Вот и я удивляюсь.

– Ох, надрала бы я ему задницу, будь он трижды неладен!

– Это уж слишком, – возразила Аня, впрямую восприняв слова Инны.

– Да уж, такому амбалу не скажешь, мол, по попе надаю, – как девчонка, хихикнула Жанна в ответ на грубое Иннино словцо.

– Потом ноги отморозил, а я продолжала за него биться. По врачам возила, на протезах учила ходить. А он скулил, капризничал, бутылку требовал. Впору хоть все бросить и сбежать из этого ада. Бывало, лежу ночью без сна, закинув сцепленные руки за голову, и думаю: «Оставлю, так он же первый взвоет… и как не понимает…» Недоумение заставляло задумываться, разбираться в ситуации. Не оставалось ничего иного, как прибегнуть к последнему средству – я его всегда избегала, считая неэффективным без собственной воли больного, – к принудительному лечению. Так сбежал. А ведь один его дружок, пройдя через это, победил свой порок, – припомнила Лиля и разволновалась с новой силой. – Во всяком случае, я не стыжусь признаться, что муж стал мне не по силам. Я многое смогла.

«Какое было чистое, нежное поэтическое создание!.. Так саднит сердце чужой неудачно прожитой жизнью…», – вздыхает Лена.

– Неужели такое возможно!.. У всех жизнь проходит не всегда гладко и не без потерь, но такое… – не приведи Господи, – сочувственно вздохнула Жанна.

– У меня нет причины драматизировать ситуацию, но иногда отказываюсь верить, что это происходило со мной. Скажи такое о ком-либо, не поверила бы своим ушам. Возразила бы, мол, факты перевираешь. Вот тебе и благие намерения. И верь после этого, что в нашем мире каждому воздается по заслугам.

«Сколько боли в ее голосе! Какая сила была заключена в этой, казалось бы, кисейной барышне! Только потратила она ее на того, кто за бутылку мать родную продаст. Не выпадает она из моих привычных представлений о детдомовцах. Ленка вон тоже железная леди», – подумала Инна.

«Несколько злоупотребляет Лиля нашим вниманием. И что это ей вздумалось сегодня распахивать перед нами свою душу? Слишком много в ней накопилось неизжитого?» – подумала Лена, продолжая слушать печальную повесть.

– Потом энтузиазм сострадания стал стихать, я плюнула на его дружков, оставила эту затею с перевоспитанием «народных масс», как они себя называли. Но скалку на всякий пожарный случай далеко не прятала. Такая мера предосторожности была не лишней… В трудное время нужно вместе держаться, а он…

– Зло предсказуемо, добро парадоксально, – усмехнулась Лера. – Твоей истории жизни на десять трагедий хватит.

– И не только трагедий, – подхихикнула Инна, не глядя на Лилю. И неожиданно развеселилась не в меру. – Наблюдаю апофеоз критической неудачливости человека, который хочет больше, чем может. Десятки мединститутов не в силах переломить ситуацию, а ты занимала безнадежную оборону.

– Как один раз выпустила вожжи из своих рук, так больше и не удалось мне наставить его на путь истинный. Жил на самоуничтожение. Его неумолимо тянуло выскочить из налаженной стези. В семье он чувствовал себя загнанным в ловушку. Тот еще типчик. Все рвался к свободе, а сам не знал, что с нею делать. Нет, вы мне скажите, чего ему недоставало? Лучше перебиваться с хлеба на воду, но с дружками? Ума не приложу, ведь себе же во вред. Упорствовал и не мог ничего вразумительного ответить. У каждого свои фетиши… Наверное, таким не надо жениться. Не могла я позволить себе надеяться на его порядочность и верное плечо. Сама пахала. Мужчины сначала поют нам серенады о нашей хрупкости, а потом грузят нас на максимум.

Может, и правда алкоголизм – болезнь и мне грех на него было обижаться? Но ведь надо было лечиться. Вот где пригодилось бы несокрушимое честолюбие, которое, вопреки всем очевидностям, я со всем своим простодушием предполагала в нем. Жизнь опровергла мои фантастические надежды. Не вырвался он на простор жизни, так и обретался в ее предбаннике. Собственно, я уже была готова к худшему. Научилась распознавать и учитывать жизненные обстоятельства, мелочи не принимать близко к сердцу… и все равно утирала слезы бессильного унижения. Казалось, смиряя самолюбие, стерпелась с судьбой. Но жалость тоже иссякает.