Вкус жизни
Шрифт:
Пережитые в детстве несправедливости привели к тому, что выросла я с чувством покорности, неуверенности, излишней терпеливости. Вот и допускала такое отношение к себе. Неспособность постоять за себя приводила к обидам, частым мелким размолвкам, тягомотине… оттого неладно было «в моем королевстве». С таким «букетом украшений» не уберечь семейного гнездышка. В моей истории жизни не было милой сердцу надуманной идеалистической гармонии, она реальная и потому жесткая.
Надрывалась, надеялась осчастливить. Гордилась своей способностью всё успевать. Вот и верь после этого в пользу жертвенности. Мужская порядочность, преданность, уважение – мираж, сказки Венского леса… За дурочку держали, ложью опутывали… Теперь-то я понимаю, что нельзя быть слишком наивной,
Лиля мужественно подавила вздох.
– Четко обрисовала ситуацию. Твоя жизнь не блистала совершенством. С мужчинами скрещивала шпаги, но расчет на их рыцарство не оправдывался. Твоя жизнь – непревзойденный шедевр. Ах, ах! Живое чистое сердце погибло в борьбе со злом. Твоя слепота была слепотой любящей женщины, – по-своему оригинально посочувствовала Инна.
– Можно смеяться над тем, что ненавидишь, но не над тем, что любишь, – вспыхнула Лиля. – Мы не знаем, чем, когда и за что платим… Ты понимаешь, о чем я. Может, подскажешь, какие ценности могут быть предметом сделки с совестью? Давай, предлагай!
– Ты что? Не пыли. Человек – несовершенное существо, – отступилась Инна. И подумала: «Если хорошенько поскрести семью каждой здесь присутствующей, то шелухи, ошибок и неудач наберется вагон и маленькая тележка».
«Не узнаю Лилю. Раньше была такая закрытая. Устала от жизни. Видно, и ей иногда требуется расслабиться», – сочувственно подумала Жанна.
«Еще студенткой я понимала, что в Лиле, как и во мне, до конца дней неизбывно будет сидеть детдомовец и что всю жизнь она будет бороться с ним, ущербным. Она была уверена, что победит самое главное зло: не запьет, не загуляет, не пойдет воровать... Только в горькие, тяжелые минуты жизни он, этот обиженный маленький человечек, все равно всегда будет напоминать о себе. Она станет впадать в депрессию, исходить слезами, но никогда не позволит себе сдаться… И к домашним судьба часто поворачивается спиной», – размышляла Рита.
– Я пыталась понять причины недовольства и разложения второго мужа. Получалось, что разбаловала. Жил на полном моем попечении, правдами и неправдами стремился продлить свое иждивенчество. Плакался, что не удовлетворен жизнью. Был из тех, которые всегда ищут виноватого на стороне. Стал непереносимо требовательным, капризным, противным. Если не по его, значит, никак. Бред собачий. Ему лафа, а мне… Жалела, понимала, что он жертва своих слабостей. Ведь любое разрушение уклада жизни так болезненно… К тому же было время, когда я была от него на седьмом небе… это потом, оглядываясь на прошлое, я сделала вывод, что надо было положить конец встречам, пока не разгорелось в сердце пламя. Все мы умны задним числом…
– Бесхитростные, прямодушные мы с тобой, Лиля. Не умеем когда надо подладить, похвалить, сыграть на слабых струнах. А есть женщины хваткие, с хитринкой. И своего мужа удержат, и чужого уведут. Одну такую знала. Понимала, что любовник не хочет от жены уходить, так шантажировала, угрожала, что расскажет об их связи. Какая уж там любовь, боялся он ее, вот и приходилось ему играть не в того, кто он есть на самом деле. Только кто ему виноват, – с презрительной гримасой сказала Эмма.
– Не понимаю, к чему ты призываешь? – воинственно поинтересовалась Инна.
– Я с беспокойным неудовольствием пыталась понять, что же это такое творится на белом свете, если…
– Лабуда все это, не гони пургу. В тебе говорит жена и педагог в одном флаконе. Гнать их таких надо взашей, а не оправдывать – вот беспроигрышный вариант, чтобы не терзал напрасно демон сомнения, – ухмыльнулась с неудержимой, вроде бы беспричинной радостью Инна. – Я своему последнему так и сказала: «Сладко жрать будешь, задница… то бишь… кишки слипнутся».
Жанна сразу после этих слов перестала лучиться спокойствием, взглянула на Инну с неожиданной усталой мудростью и произнесла:
– Хотела бы порадоваться за тебя, но… советовать непотребное…
– С твоей ли взыскующей душой… –
усмехнулась Инна.– Поскреби добра по сусекам, может, изменишь мнение…
– Пыталась. Попытки успехом не увенчались.
«Не стану подогревать боевой дух Инны, промолчу, а то от нее не скоро открестишься», – решила Жанна.
– Изуверилась я с Дмитрием во всем хорошем. Судьба обманула меня, кинула. Земля под ногами ходила ходуном, когда разводились. С тех пор я так и не обрела сердце, хотя знаю, что милосердие, справедливость и порядочность у него давно выпали в осадок. Его голос, несмотря ни на что, почему-то до сих пор вызывает во мне слезы. Раз мы поженились, значит, какие-то струны в наших сердцах резонировали. Чем приглянулся? Была поэзия первых впечатлений, потом привязалась... Так и не научилась лгать ни себе, ни ему. Не могу скрывать своих чувств. А казалось бы, проще простого. Патология.
– Не парься. Теперь смысла нет, – грубовато успокоила Лилю Мила.
– Где любовь без меры, там и обиде нет конца, – сказала Жанна. – Как иначе сердцу высказать себя, не теряя достоинства?
– Спасибо на добром слове… Любила я его, но не срослось у нас. Думала, больше не захочу ввергать себя в новые страдания. Не скоро вышла из тихого отчаяния… А он быстро нашел родственную душу в другой женщине. Скитался с ней, грязью зарос, горюшко мое. Чуть ли не нищенствовал… Оскотинился, окончательно потерял уважение к себе. Потом чисто зверем сделался. Но я уже так не переживала, не думала, что он опять с пьяни натворил, кого подвел под монастырь.
Думала: сто лет он мне без надобности, и задаром назад не возьму… И почему человек часто поступает во вред себе? Он так запрограммирован изначально?.. Жизнь моя, максимально насыщенная отрицательными событиями, – грустная песня, и слов из нее не выкинешь. Она преподала мне уроков как никому другому, и что из этого?..
Вот объясните, почему мне понятно, что жить надо так, чтобы в семье всем было достаточно комфортно, и это возможно только при условии, когда оба хотят одного, а Диме – нет. Почему он бездарно прожигал свою жизнь, словно начерно жил. Неудачно репетировал спектакль своей будущей жизни? Почему мне не удавалось объяснить ему, что второго шанса судьба не дает, что в семье должны быть любовь, взаимопонимание, взаимопомощь, сопереживание? Неужели это такая трудно воспринимаемая истина? И всего-то от него требовалось побороть свои слабости и эгоизм.
– Любила ты и возилась с ним не только по доброте душевной, но и по причине неуважения к собственной личности, – категорично заявила Инна. – Прогнала бы, глядишь, и сама для себя хоть немного пожила бы нормально. А то подсела на суету и заботу о полуразрушенных мужьях-подростках и недоносках, а теперь за голову хватаешься, мол, на кого жизнь положила.
– Не трави душу… Мои мужья – это проказа или насмешка судьбы. Удивительное дело: один «интереснее» другого! Натерпелась я с ними. «Награды» от них сыпались мне как из рога изобилия. Что позволяло мне верить, что пересилю мужей? Что-то перемкнуло в моей голове еще в юную, мечтательную пору? Думала, поймут, что с женщиной надо считаться, что не солдат она, не на службе у них. Почему я притягивала порочных?.. Проиграла я борьбу с мужьями с позорным счетом три – ноль в их пользу. И опять зияло освободившееся место отца семейства – подумать только! – мне немым упреком. И опять жизнь проходила мимо, – грустно пошутила Лиля.
– По мне так это лучше, чем она снова тяжелым катком прокатилась бы по тебе, – осторожно высказалась Аня.
– Не умела «употребить» мужчин по их прямому назначению, – вклинилась Инна, – вот и оставалось тебе кивать и поддакивать, если не хотела нарываться, или воевать до потери пульса. Наверное, мучилась проблемой: «И чего это мое деятельное добро не достигает цели?» Просеивать мужиков надо, отфильтровывать из дерьма лучших…
В ее голосе, как обычно, звучала ирония.
– Ты умела! Не мути воду. Никому еще не удалось найти универсальной формулы бытия… Знаешь, тебе идет помалкивать, – отбрила Инну Рита.