Вкус жизни
Шрифт:
«С большой натяжкой я могла бы назвать ее подругой», – обиделась Мила.
– Мне не хочется ни возвышать мужчин, ни принижать женщин, я за мир между полами, за их равенство, чтобы все заботы в семье – пополам, потому что в чем-то мы больше понимаем, в чем-то другом – они. Женщине хочется, чтобы мужчина понимал, принимал, прощал слабости, жалел, был нежен, детей помогал бы воспитывать. Да ради такого мужа она на все готова: и детей его растить, и на две ставки работать, и два огорода тянуть… – промямлила Галя неуверенно, уже готовая сломаться под яростным напором Инны. И вдруг подумала, что, может быть, счастье в гармонии с самой собой, а не с мужчиной? «А как же природа? Не стыкуется».
Женщины притихли. Каждая перетирала в голове свою жизнь, свои проблемы.
– …Если
– А если взять в пример моего отчима, мужа и брата, то выходит, что мужчины и женщины в равной степени способны заниматься детьми. С детства меня и брата воспитывали одинаково. Мы играли в одни игры, вместе нянчили сестренку, убирались в доме, вместе работали в огороде, помогали родителям перестраивать дом. А в результате мой брат – прекрасный муж и отец. Они с женой все заботы делят пополам. И двоюродный брат так же воспитывает своих детей. Пока мама чепурится у зеркала, собираясь на работу, а отец наводит лоск военной форме – он полковник, – дети-старшеклассники готовят завтрак на всю семью, а младший заправляет постели, – сообщила Алла. – Мужчины в моей родне четко помнят слова Карамзина о том, что без хороших отцов нет хорошего воспитания, и считают, что двух мнений в этом вопросе не может быть. Для меня до сих пор дом родителей – дом памяти большой дружной семьи. Еще наши деды говаривали, что не может быть настоящим мужем тот, кто не умеет укрощать сердце и доверять рассудку.
– Я таких мужчин не встречала. Мне кажется, эти качества мужчины давно уже растеряли, как и забыли они, что такое честь и порядочность, – усмехнулась Инна.
Рита
Разговор возобновился. Рита неожиданно для всех продолжила ту же тему, но уже применительно к себе.
– Мне хотелось от мужа нежности, а он был сух, и я боялась приласкаться к нему. Он принимал мою нежность как желание постели, недоуменно и насмешливо смотрел: опять? днем? И я терялась. Ласковым становился лишь ночью. Только разве можно эротические игры назвать лаской в широком смысле этого слова? Не получалось у меня объяснить ему, что любовь – не слова ради получения кратковременного удовольствия и, может быть, даже не дела как таковые, а проявления… Не откликался, не понимал – хоть плачь. А мои чувства всегда были раскрыты навстречу каждому его слову. Я ожидала пересечений наших мыслей, слияний чувств. В минуты неудовлетворенности жизнью вспоминала свои первые к нему чувства: счастье увидеть хотя бы издали, запах его кожушка, умопомрачительное желание прикоснуться к нему, вместе стоять и смотреть, как полощется месяц в реке...
Вот так же в раннем детстве я хотела, чтобы меня обняла бабушка. Но она не умела или боялась моего недетского взгляда: недоверчивого, всеосуждающего, желающего слишком глубоко проникнуть в душу. Мои глаза обвиняли, и ей не хотелось пускать меня туда, словно она чувствовала себя виноватой передо мной. А может, у нее не хватало на меня добра и тепла. Истратилась давно. Может, просто у нее сил уже не было ни физических, ни эмоциональных. Старенькая, больная была… Потом и она навсегда покинула меня… Врагу не пожелаю такого.
…Помню, уже сорок пять лет мне было. Лето. Прекрасный солнечный день. Настроение на все сто. Я делаю в квартире уборку. Подошла к зеркалу, чтобы протереть его – а сын
рядом стоял, – и вдруг увидела в нем взгляд счастливой женщины: спокойный, мягкий и удивительно нежный. Я опешила. Не представляла, что могу смотреть так, как мне всегда хотелось, чтобы на меня смотрел мой муж, – с чистой, искренней любовью. Я тогда даже перед зеркалом пообезьянничала немного, меняя выражения лица. Никогда до этого случая не занималась подобной глупостью.И тут вспомнила, как еще с юности замечала, что мужчины очень часто смотрят на меня долго, не отрываясь, будто впитывая в себя минуты общения. Я связывала подобное внимание с интересом к моей эрудиции и еще старательней стремилась быть на высоте.
Рита вдруг улыбнулась так, будто вспомнила что-то очень далекое и очень приятное.
– Стала я приглядываться к другим женщинам, ища в них взгляд, подобный моему. И вдруг одна то ли задерганная, то ли «замотанная» женщина-бухгалтер так искренне-радостно улыбнулась, когда я поблагодарила ее за безвозмездную помощь, так ярко осветилось и сделалось прекрасным ее строгое, каменное до этого лицо, что я не удержалась, чтобы не восхититься ею вслух. «Вы не представляете, как вы хороши, когда у вас радостное настроение. Улыбайтесь, улыбайтесь чаще», – попросила я. Бухгалтер так растерялась, так мило смутилась. И я поняла, что она тоже давно забыла, что она – женщина. А может, ей, как и мне, никто об этом не напоминал. За своей целеустремленностью в учебе и в работе мы забываем, что рождены еще и для того, чтобы радовать своей не только внутренней, но и внешней привлекательностью…
– Ох и разгулялась бы я, обладая твоим магическим взглядом. Все мужики были бы моими. Мне смолоду было интересно завоевывать мужчин и бросать, потому что скучны те, которых видишь насквозь, – рассмеялась Инна. – Ты потом, открыв в себе эту способность, пользовалась своими чарами, чтобы добиваться внимания мужчин?
– Не встретила такого, ради которого это стоило делать, – ответила Рита. И ее черные глаза заволокло дымкой печали. Она наморщила лоб и замерла, отдавшись течению грустных мыслей.
– «Всех нас гроб, зевая, ждет», – непонятно к чему процитировала Инна Пушкина.
«В Инне есть что-то, вызывающее беспокойство. Нагнетает, нагнетает незаметно. Раздражение наслаивается… И не переступить через нее. Кто-то хорошо сказал, будто то, что не помнишь, для тебя не существует. Только попробуй Инку выковырнуть из памяти. За одну встречу навязла в зубах, намертво въелась в душу», – вздохнула Жанна.
Кира перехватила растерянный взгляд Риты и спокойно кивнула ей, мол, не обращай внимания, продолжай.
– Я болезненно воспринимала выходки мужа, и чтобы он не подминал меня под себя, от него переняла и освоила манеру защищаться грубостью, потому что по-своему, по-женски в свое время меня не научили воевать. На работе он был сдержанным, а дома психовал. Считал, что может сбрасывать на меня свое дурное настроение, понимал, что позволю, не сумею защититься. Но я, конечно, не сдавалась, боролась. И на развод сама подала. Он не хотел. Его все устраивало. Процедура была унизительной, болезненной… Когда развелись, для него словно и не было тех десяти лет, а я стала жить с сердцем, словно разбитым параличом. Он был моим первым мужчиной. Окунулась я в стихию тоски и разочарования. Долго не могла выскоблить его из себя. Казалось, вся душа залита кровью, и язвы на сердце никогда не заживут. Наверное, и не зажили. Я так, по сути дела, и не оправилась от того удара. Беспощадная судьба! Когда мы женились, он был еще не исподличавшийся. А потом вынул из меня сердце и загасил во мне все, что делало меня женщиной…
Я все думала: «Почему он больше не чувствует ко мне ни страсти, ни нежности, ни уважения? Не интересуется тем, что я делаю, о чем думаю. Ведь все это было до свадьбы. Не играл же он роль влюбленного только для того, чтобы жениться? Почему у него нет желания что-то изменить в наших отношениях? Мои слезы его не трогают…» Второй раз замуж пошла от тоски. Но теперь я уже жила в предвидении легко предсказуемых последствий… В жизни все гораздо прозаичнее. Нам надо вовремя выбрасывать из головы романтику, чтобы легче переносить удары судьбы… – в безнадежной тишине добавила Рита.