Владыки Безмирья
Шрифт:
Прямо во дворе Боггет представил хозяйке всех нас.
- Меня Аритой зовут, - сказала в ответ женщина.
– Проходите в дом. Хоть протопить будет ради кого, а то сырой стоит.
Дом был разделен на две неравные части: хозяйка и ее дети обитали в просторной горнице с широким обеденным столом, полатями и большой печью, остальные несколько комнат, как и ход на второй этаж, были заперты. Дети хозяйки, как только мы вошли, забрались на печку и, лежа на кудлатом бараньем полушубке, погладывали на нас и шушукались. Боггет договорился об оплате за обед и ночевку.
- Девушки могут на ночь в горнице остаться, -
- Я могу вообще на сеновале заночевать, - сказал Киф.
– Или в конюшне.
Арита кивнула.
- А ничего, что мы все у Вас остаемся?
– с присущей ему прямотой спросил Тим.
- Вас бы и не пустил больше никто, - ответила хозяйка.
– А староста все равно бы ко мне отправил. Вы же путешественники?
- Да, возвращаемся домой, - ответил Боггет, усаживаясь на лавку.
– Вот, хотели путь сократить этой дорогой по старой памяти, да, кажется, не выйдет.
Я ждал, что женщина скажет: «Отчего же не выйдет?» - и предложит какой-нибудь способ перебраться через реку, которым пользуются местные. Брод исключался: реку я видел хоть и не вблизи, но этого было достаточно, чтобы понять, насколько она бурная. Мы рисковали покалечить лошадей, если нас снесет на камни.
- Не выйдет, - подтвердила женщина. Тон ее был ровный, спокойный.
– Мост еще в прошлом году разрушило, по весне. Зима была морозная, льда было много, и все крепкий, с холмов пластами сходил. А паводок был высокий. Вот мост льдом-то и поломало.
- А чего вы его не отстроили?
– Боггет умело подлаживался под манеру речи собеседницы.
– Он же, как мне помниться, всю деревню кормил.
Женщина вздохнула - не тяжело, не натужно, просто медленно перевела дыхание. Странной она была какой-то. Вот только в чем была эта странность, понять я никак не мог, потому просто продолжал следить за разговором.
- Мы пытались, - сказал женщина, глядя мимо Боггета в окно горницы.
– Но из этого ничего не вышло. В реке...
В это время послышались шаги на крыльце, затем раздался стук в дверь. Не дожидаясь ответа, новые гости сами тут же отворили дверь и вошли в сени.
- Арита, здравствуй!
– раздался скрипучий старушечий голос.
– А кто это у тебя? Никак, гостей принимаешь?
В горницу вошла толстая низкорослая старушка. С ее появлением дети на печи притихли. Близоруко щурясь, гостья оглядела нас.
- Просто путники, - ответила Арита.
– Здравствуй, матушка Нэлла.
- Да какая ж я тебе матушка!
– не то в шутку, не то всерьез возмутилась старуха.
– А ты чего молчишь, как пень? Хоть ты скажи ей!
Она несильно ткнула локтем под ребра худощавого старика, топтавшегося на пороге рядом с ней.
- Здравствуй, Арита. И вам здравствовать, - сказал он, слегка поклонившись.
- Да не это!
– воскликнула старуха, и на этот раз она рассердилась уже точно всерьез.
- Здравствуй, батюшка, - не обращая на выкрик никакого внимания, произнесла Арита.
– Проходите в горницу, сейчас на стол накрою. У меня, правда, щи одни, зато целый чугунок, на всех хватит.
- У нас хлеб есть, - сказала Рида.
– Мы поделимся.
- Ишь ты, богатые какие!
– шаркая ногами, старуха вошла в горницу. Я снова не понял, одобряет она намерение Риды или сердится. Тем временем
– Вы кто такие будете? Откуда едете? Куда?
- Мы странники, едем из Линна, - ответил Боггет, - Направляемся в Вэллнер.
- Ой, да что ж вы тогда сюда заехали-то? Тут дороги нет.
- Да мы уже поняли, - инструктор взглянул на старуху с лукавинкой.
– Что стряслось-то?
Старуха ответила подозрительным взглядом. Арита отвернулась и принялась накрывать на стол. Двигалась она не быстро, но и не медленно, экономя усилия при каждом движении. Было в этом что-то странно-знакомое, не домашнее, хотя хозяйка занималась самым обычным делом.
- Да вот льдом мост поломало!
– всплеснула руками старуха.
– Нету больше его. Вы бы лучше поезжали другой дорогой - к вечеру как раз в Рачьих Вражках будете, там и заночуете.
- Во Вражках мы будем разве что к завтрашнему утру, да и то если всю ночь в седле проведем! Мы лучше тут останемся, - Боггет подался вперед.
– А потом-то что было?
Старуха вылупила белесые глаза, отчего вдруг стала похожа на огромную сову, разбуженную посреди бела дня.
- Когда потом?
- Когда мост поломало. А?..
Старуха выразительно похлопала глазами - и вдруг тоже подалась вперед, прищурилась, хищно ощерилась.
- Вот и чего вы здесь ходите? Ходите, ходите, жрете на дармовщину, а толку с вас - пшик!
– она уперлась кулаками в бока и стала еще больше похожа на птицу, взъерошенную и готовую к атаке.
– Потопчитесь, посмотрите, руками поразводите - и поминай как звали!
- Эй, эй, Нэлла, перестань, - окликнул старуху ее молчаливый спутник. Он попытался положить ей ладонь на плечо, но старуха скинула его руку.
- Не перестану!
– теперь ее гнев обратился против него.
– Ты-то хоть скажи, чего молчишь? Все молчишь и молчишь, а они все ездят и ездят, как медом намазано!
- Да мы хоть сейчас уехать можем, - сказал Рейд, поднимаясь.
Он подошел к старухе. Даже если бы она встала с лавки, едва достала бы Рейду до груди. Чтобы посмотреть на него, ей пришлось запрокинуть голову.
- Ты вот что, мать, не шуми, - произнес Рейд.
– Что тут у вас творится, мы не знаем. Расскажете - подумаем, может, чем помочь сможем. Нет - так нет.
После этого в горнице повисла пауза. Тишину нарушали только звуки, сопровождавшие работу Ариты. Наконец она поставила на стол чугунок со щами.
- Ешьте, - сказала она.
– И ты, матушка Нэлла, тоже поешь. И ты, батюшка. Потом поговорим.
Обедали мы в тишине. Разве что снова зашушукались дети, которым Арита налила по плошке щей и сунула прямо на печку, словно зверькам.
- Вы, странники, простите нас, - заговорил старик после.
– Мы люди темные. А беда у нас такая приключилась. В прошлом годе по весне мост льдом поломало, да сильно так, что не проехать по нему больше было. Ну, дело житейское, собрались всем селом, материала заготовили, значит, стали отстраивать. И тут как появилось!
– старик взмахнул руками.
– Чудище большое, без крыльев, а летает! На свет - что стекло! Взвилось в воздух да как ринется вниз - и поломало то, что люди сделать успели, да и что уцелело в паводок тоже. И с тех пор оно к мосту никого не подпускает. Стоит кому подойти - сразу появляется и бросается! Страсть!