Властелин мургов

Гарион нежно обнял ее за плечи.

– Эрионд угодил в переделку, - объяснил он.
– Сади хочет попытаться уговорить их выпустить всех нас.

– А что, если у него не выйдет?

– Что ж, тогда мы освободимся иным путем.

Шелк оглядел полутемную камеру и презрительно фыркнул.

– Архитектура темниц начисто лишена фантазии, - саркастически заметил он, пнув ногой охапку гнилой соломы, лежащей на полу.

– Хелдар, неужели у тебя такой богатый опыт в области темниц?
– спросила Бархотка.

– Время от времени я бываю в подобных местечках.
– Шелк передернул плечами.
– Правда, вытерпеть более двух часов никогда не мог.

– Он приподнялся на цыпочки, чтобы заглянуть в крошечное зарешеченное окошко, выходящее в коридор.
– Хорошо, - пробормотал он.
– Охраны не видно.
– И, постучав костяшками пальцев по крепкому дереву, взглянул на Бельгарата.
– Хочешь, я отопру дверь? Не думаю, что мы что-нибудь тут высидим.

– Терпение, принц Хелдар, - сказал Сади.
– Если мы вырвемся на волю из камеры, мне уже никак не удастся уладить этот небольшой инцидент.

– Я должна узнать, что они сделали с Эриондом!
– твердо заявила Польгара.
– Открой двери, Шелк!

– Польгара!
– раздался вдруг из соседней камеры знакомый голос.
– Это ты?

– Эрионд!
– вздохнула Польгара с облегчением.
– С тобой ничего не случилось?

– Все прекрасно, Польгара. Меня, правда, заковали в цепи, но они не причиняют мне особых неудобств.

– Зачем ты сделал это? Там, в святилище?

– Мне не понравились эти жертвенные огни.

– Мне тоже, но...

– Мне они очень не понравились, Польгара. Надо же когда-то положить конец подобным гнусностям!

– Каким образом тебе удалось их погасить?
– спросил Бельгарат, прильнув к окошку.
– Гарион был в святилище, когда ты это проделал, и говорит, что ничего не услышал и не ощутил.

– Точно не знаю, Бельгарат. Не думаю, чтобы я сделал что-то особенное. Просто твердо решил, что не хочу больше, чтобы они горели, эти огни, и вроде как дал им понять, что я этого не хочу. Они взяли да и погасли.

– И это все?

– Насколько я помню, да.

Бельгарат обернулся. Он явно был озадачен.

– Когда мы отсюда выберемся, у меня будет об этом происшествии долгий разговор с мальчишкой. Я уже не единожды собирался поговорить с ним по душам, и всякий раз, когда открывал было рот, что-то меня отвлекало.
– Он поглядел на Гариона.
– В следующий раз, когда будешь беседовать со своим дружком, потребуй от него прекратить эти штучки! Они меня раздражают.

– А он это знает, дедушка. Думаю, именно поэтому и продолжает в том же духе.

Где-то послышалось лязганье отпираемой двери и звук шагов.

– Гролимы, - тихо сказал Шелк, вновь глянув через окошко в коридор.

– Интересно, а кто, по-твоему, это еще может быть?
– съязвил Бельгарат.

Стражники остановились возле камеры Эрионда, и в замке лязгнул ключ.

Скрипнув, открылась тяжелая дверь.

– Эй, мальчишка!
– пролаял хриплый голос.
– Выходи, пойдешь с нами!

– Отец!
– отчаянно шепнула Польгара.

Старик предостерегающе поднял руку.

– Подожди!
– прошептал он.

Кто-то уже отпирал дверь их камеры. Наконец она распахнулась, и на пороге возник гролим в черном балахоне.

– Возвратился Агахак, - объявил он.
– Выходите!

– Великолепно!
– с облегчением вздохнул Сади.
– Что бы там ни было, я уверен, что мы за пару минут все уладим.

– Не разговаривать!
– Гролим резко повернулся и пошел по коридору, а десяток других, с оружием наготове, обступив пленников, повели их прочь из темницы.

Агахак, правитель Рэк-Урги, оказался устрашающего вида длиннобородым человеком. Он сидел в очень похожем на трон кресле в большом зале, освещенном факелами. Стены были завешаны тяжелыми темно-бордовыми портьерами. Облачение иерарха представляло собой кроваво-красный балахон с капюшоном. Впалые глаза Агахака сверкали из-под нависших седых бровей. Эрионд, все еще закованный в цепи, спокойно сидел на грубом деревянном стуле прямо перед иерархом, а худощавая Хабат стояла по правую руку от своего покровителя. Капюшон, отороченный пурпурным шелком, был откинут, ужасные шрамы на ее щеках алели в свете факелов, а лицо жрицы выражало злобное торжество.

– Кто из вас Усса из Стисс-Тора?
– гулким голосом вопросил иерарх.

Сади сделал шаг вперед и раболепно поклонился.

– Я Усса, о святейший.

– Ты попал в незавидное положение, Усса.
– Грудной голос Хабат звучал почти как ласковое мурлыканье дикого зверя, а губы ее кривила отвратительная усмешка.

– Но я ничего не сделал.

– Здесь, в Хтол-Мургосе, господин ответственен за преступления своих слуг.

Глаза Агахака сверлили Сади, но худое лицо иерарха оставалось бесстрастным.

– Итак, ближе к делу, - произнес он наконец.
– Кто предъявит чужеземцам обвинение?

Хабат указала на гролима, стоящего у самой стены.

– Сегодня Сорхак исполнит миссию жреца-инквизитора, господин, - сказала жрица повелительным тоном, чтобы дать почувствовать всем присутствующим, что она хозяйка положения.
– Его рвение и благочестие известны тебе, о святейший.

– О да, - безразличным голосом ответил Агахак.
– Я мог бы сразу догадаться, что обвинителем будет не кто иной, как Сорхак.
– На краткое мгновение губы его сложились в сардоническую усмешку.
– Очень хорошо. Жрец-инквизитор, прошу предъявить обвинение.

Жрец в черной одежде выступил вперед и откинул капюшон, отороченный зеленым, со своих сальных волос.

– Дело очень незамысловатое, светлейший, - провозгласил он скрипучим голосом.
– Здесь присутствует множество свидетелей преступления, посему вина этого юного негодяя не вызывает никаких сомнений. Но вот мотивы его поступка предстоит выяснить.

– Вынеси приговор, великий иерарх, - просительным тоном обратилась Хабат к восседающему на троне недвижному Агахаку, походившему на мертвеца, - а уж я заставлю этого грязного найсанца и его слуг сказать всю правду.

– Речь шла только об их виновности, - ответствовал правитель, - но я все еще не слышал ни показаний свидетелей, ни внятного, четко сформулированного обвинения.

Хабат от этих слов пришла в легкое замешательство.

– Я лишь хотела избавить вас от пустых формальностей, мой господин. Я твердо убеждена в правдивости слов Сорхака. Ведь прежде вы всегда доверяли мне в делах такого рода.

– Возможно, - ответил Агахак, - но полагаю, что на этот раз мне все же будет позволено судить самому, а, Хабат?
– Он взглянул на грязноволосого жреца, в растерянности стоявшего перед ним.
– Итак, свидетельские показания, Сорхак! Я хочу, чтобы ты внятно объяснил, в чем именно обвиняется сей молодой человек!
– В голосе иерарха явственно слышны были нотки недоброжелательности.