Властелин мургов

Дверь в покои Хабат распахнулась, и на пороге возник худощавый гролим в черном одеянии, с капюшоном, откинутым назад и отороченным зеленым. Грязные черные волосы сальными сосульками свисали ему на плечи. От этого человека с выпученными глазами фанатика нестерпимо несло - то был тошнотворный кисловатый запах давным-давно немытого тела.

– Настало время, Хабат, - объявил он скрипучим голосом.

Мрачные глаза Хабат тотчас же смягчились.

– Благодарю, Сорхак, - ответила она, странно-кокетливо опуская ресницы.

Потом она поднялась и достала из ящика стола черный кожаный футляр. Раскрыв его, она почти любовным жестом извлекла оттуда длинный сверкающий нож и мрачно взглянула на гролима, которого только что отчитывала.

– Сейчас я пойду в святилище, чтобы совершить там жертвенный ритуал, - сказала она, рассеянно проводя пальцем по остро отточенному лезвию.
– И если хотя бы единое слово о том, что произошло в этих покоях, сорвется с твоих губ, ты сам умрешь при следующем же ударе гонга. А пока отведи этих работорговцев в пристойные покои, где они смогли бы дождаться возвращения иерарха.
– Она обратила взор к Сорхаку, и ее глаза внезапно сверкнули.
– Ты проводишь меня в святилище, чтобы понаблюдать за тем, как я буду приносить священную жертву?

– Для меня это величайшая честь, Хабат, - коротко кивнув, ответил тот. Но стоило жрице отвернуться, как губы его скривила презрительная усмешка.

– Оставляю вас на попечение этого недотепы, - сказала она, проходя мимо Сади.
– Мы еще не окончили разговора, но я должна идти - мне надо приготовиться к жертвоприношению.
– И жрица удалилась, сопровождаемая Сорхаком.

Когда двери закрылись, рябой жрец с ожесточением плюнул на пол - на то самое место, где только что стояла Хабат.

– Никогда не подозревал, что женщина может достичь ранга Пурпурных в одном из храмов Торака, - сказал ему Сади.

– Хабат любимица Агахака, - мрачно пробормотал гролим.
– Колдунья она никудышная, так что своим продвижением всецело обязана ему. Правителю по нраву все отвратительное. И только благодаря его заступничеству ей до сих пор не перерезали глотку.

– Политика, - вздохнул Сади.
– Здесь все так же, как и везде в этом мире. Кстати, она, как мне кажется, весьма ревностно относится к исполнению религиозных ритуалов.

– Ее страсть к ритуалам имеет мало общего с религиозностью. Она обожает кровь. Я сам видел, как она пьет ее, когда кровавая струя хлещет из тела жертвы. И омывает в ней лицо, руки.
– Жрец оглянулся, желая убедиться, что его никто не подслушивает, и продолжил: - Однажды Агахак все же прознает, что она связана с нечистой силой, что они с Сорхаком справляют свои черные шабаши здесь, в священном храме, когда все остальные спят. И как только наш иерарх обнаружит предательство, она сама будет истошно вопить на алтаре, а все гролимы храма передерутся за право располосовать ее ножом.
– Он выпрямился и приказал: - Пойдемте со мной.

Комнаты, куда он проводил путешественников, более всего напоминали мрачные застенки. В каждой келье была низенькая кровать, а на колышке, торчащем прямо из стены, висело черное одеяние гролима. Жрец, кивнув, удалился. Шелк оглядел центральную комнату, которая была чуть попросторнее. Ее освещала единственная лампа, а в самом центре стоял грубый стол и скамьи.

– Роскошью все это никак не назовешь, - презрительно произнес он.

– Можно подать жалобу, - предложила ему Бархотка.

– Что у нее с лицом?
– дрожащим голосом спросила Сенедра.
– Она просто ужасна.

– Таков был обычай в некоторых гролимских храмах в землях Хагги, - ответила Польгара.
– Жрицы, владевшие искусством колдовства, покрывали свои лица такими вот шрамами в знак вечной преданности Тораку. Теперь так почти нигде не делают.

– Но ведь она могла бы быть такой красавицей! Почему же она так страшно себя изуродовала?

– Люди в состоянии религиозной истерии порой способны на странные вещи.

– А как получилось, что этот гролим не разглядел меча Гариона?
– спросил Шелк у Бельгарата.

– Шар обладает властью отводить глаза тех, кому не следует его видеть.

– Это ты велел ему?

– Нет. Порой он принимает решения самостоятельно.

– Ну что ж, дела наши идут неплохо, как вы считаете?
– Сади довольно потирал руки.
– Говорил же я, что буду вам весьма и весьма полезен.

– Ух, как ты нам полезен, Сади, - насмешливо сказал Шелк.
– Сперва ты затащил нас в гущу битвы, потом в самое логово дагашей и вот теперь - прямо в пасть гролимов Хтол-Мургоса. Ну, что ты там дальше задумал для нас, если, разумеется, эта госпожа с экстравагантной внешностью не прирежет тебя до утра?

– Мы непременно сядем на корабль, - заверил его Сади.
– Даже Хабат не посмеет оспаривать волю Агахака, как бы ни была уязвлена ее гордость. А путешествие по морю сэкономит нам несколько месяцев.

– Нам с Гарионом надо еще кое-чем здесь заняться, - сказал Бельгарат.
– Дарник, выгляни в коридор, погляди, не выставили ли стражу.

– Куда вы направляетесь?
– спросил Шелк.

– Мне необходимо отыскать библиотеку. Хочу проверить, прав ли был Джахарб, когда утверждал, что книга именно здесь.

– Не лучше ли повременить до ночи - пусть все лягут спать, и тогда...

Старик покачал головой.

– Нам понадобится время, чтобы найти то, что нам надобно. Агахак будет во дворце около полуночи, поэтому именно сейчас самое подходящее время покопаться в его библиотеке.
– Он улыбнулся маленькому драснийцу.
– Кстати, - прибавил он, - возможно, это для тебя непривычно, но пора тебе знать, что зачастую днем много легче перемещаться, чем ночью, шныряя во тьме и пугливо выглядывая из-за каждого угла.

– Да, мне это более чем странно слышать, Бельгарат.

– Коридор пуст, - сообщил возвратившийся Дарник.

– Прекрасно.
– Бельгарат ушел и вскоре возвратился с грудой черных балахонов.
– Вот, - сказал он, протягивая один из них Гариону.
– Надевай.

Они стянули зеленые одежды работорговцев и облачились в черные балахоны.

Дарник продолжал наблюдать за дверью.

– Все еще никого, Бельгарат, - сказал он, - но вам лучше поторапливаться. В дальнем конце коридора я слышу шаги.