Вне игры

— Давай, давай, перековавшийся Сережа! Бей, дави его, Владика, продажного агента империализма!

Он захохотал, а успокоившись, заговорил ровным голосом:

— Старик, мне искренне жаль тебя… Иноходец сошел с круга… Пора кончать наши дебаты. Это чертовски скучно. Если ты еще не забыл школьный курс физики, так должен знать, что есть равнодействующая двух сил. Я предлагаю выпить за нее, за эту равнодействующую. Где-то же должны сойтись наши точки зрения. Надо находить общий язык. Мы найдем его, старик! Обязательно найдем! Давай еще по одной. За конвергенцию — так, кажется, принято сейчас выражаться…

Они выпили еще по одной. Владик крякнул от удовольствия и щелкнул пальцем.

— Нектар! Божественно! Как считаешь, старик?

Сергей ничего не ответил. Говорить ему уже было трудно — он опьянел. Да и не хотелось больше разговаривать. Они молча сидели минуту-другую, потом Владик поднялся с места, открыл секретер, достал лист бумаги, авторучку, положил их перед Сергеем и торжественно объявил:

— Будем проверять истину самым высшим критерием — практикой. Так, кажется, нас учили на семинарах по диамату. Пиши, старик.

Сергей осоловело посмотрел на Владика.

— Что?

— Сейчас объясню… Мы вели с тобой спор о всяких свободах. Предлагаю провести эксперимент. Ирина укатила к тетке. Отлично. Сейчас мы сочиним ей загадочно-таинственную телеграмму, так сказать, призывающую милых телеграфисток к высокой бдительности. Давай пари держать — пять бутылок коньяку против одной: у тебя не примут эту телеграмму. Вот тебе и вся свобода.

Сергей пьяно ухмыльнулся, налил большую рюмку коньяку и, покачиваясь, подошел к Владику.

— Это можно. Поспорить. Это я всегда готов. Мы не из пугливых. Ставлю пять бутылок против твоей одной. Диктуй!

Сергей не может сказать Михееву, была ли та телеграмма заранее подготовлена Владиком, или он сочинил ее на ходу. Во всяком случае, диктовал он ее медленно, обдумывая каждое слово…

— Вы вдвоем пошли на почту?

— Нет. Я один. Но когда я вышел из почты на улицу, столкнулся с Владиком — лицо у него было красное, и дышал он тяжело. Видимо, бежал, хотел догнать, остановить.

Владик накинулся на Сергея с площадной бранью.

— Ты что, с ума спятил? Шуток не понимаешь или принял лишнего? Теперь сам расхлебывай. И не вздумай меня впутывать в эту историю.

Владик быстро протрезвел. Да и Сергей пришел в себя. Разговаривали они теперь так, будто вот-вот перейдут в рукопашную. Но до этого дело не дошло. Владик вдруг стал канючить:

— Старик, если дело дойдет до всяких расследований, твердо стой на одной позиции: «Выпил лишнего, был зол на Ирину, хотел испортить ей настроение…» Меня не упоминай. Вдвоем — это уже сговор. Тут всякое припаять могут… — И снова воинственно: — Ты со мной не шути, старик. Я страшен в гневе. И вообще… Отрекусь — вся недолга. Знать ничего не знаю… Привет, старик, прости-прощай…

Несколько минут Сергей молча шагал рядом с Владиком, потом остановился, мрачно посмотрел на него и зло отчеканил:

— Экспериментатор! Свободолюбец! Эх ты, мразь!

И, не попрощавшись, свернул за угол.

— В тот вечер, — закончил свою исповедь Крымов, — я дал себе слово: с Владиком все, конец!

Михеев улыбнулся и не удержался от того, чтобы не заметить собеседнику:

— Поздновато, конечно! Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда… А сам он не пытался больше встретиться с вами?

— Пытался… Третьего мая рано утром Владик позвонил мне и с тревогой в голосе сообщил, что срочно хочет видеть, что есть чрезвычайные обстоятельства, побуждающие к тому. Но я резко оборвал его и сказал, что не желаю встречаться с ним. Через два часа я улетел в Сибирь.

— И вас не заинтриговал звонок Владика?

— Все, что касается Владика, теперь меня не интересует.

— Но ведь чрезвычайные обстоятельства могли касаться и вас. Вы не подумали об этом?

— Нет…

— А ведь обстоятельства действительно чрезвычайные, товарищ Крымов… Глебова-то нет в живых…

И Михеев рассказал обо всем, что случилось после той злополучной телеграммы. Он сообщал только факты. Разговор об этом впереди, и есть у него в этой связи вопросы к Сергею. Но Крымов, кажется, не сможет сейчас отвечать на них. Он оторопело посмотрел на Михеева, зажал лицо ладонями и тихо простонал: «Боже мой, что я натворил!» Сергей отчетливо представил, как рассвирепела Ирина, получив его телеграмму, и, вероятно, назло ему отправилась с Глебовым в горы…

Михеев внимательно наблюдает за Сергеем, старается успокоить.

— Ирине уже ничего не угрожает. Она в полном здравии вернулась в Москву, домой, и, если вам угодно, можно быстро получить с ней разговор. Желаете?

Сергей покачал головой: «Нет».

— Как угодно. А продолжение нашей беседы перенесем, видимо, на вечер. Вам надо прийти в себя.

— Нет, нет, не будем откладывать. — Крымов сказал глухо, не поднимая головы. — Я вас слушаю. Я готов ответить на все ваши вопросы.

— Скажите, пожалуйста, знал ли Владик о поездке Ирины, о том, что в пути она…

— Знал, все знал! — единым духом выпалил Сергей.

Сергей вспомнил день отъезда Ирины. На вокзале он встретил Владика, и тот, болтая с ним о том, о сем, будто невзначай стал расспрашивать о поездке Ирины к тетке. Теперь ему ясно: он сообщил об этом Глебову…

— Зачем? У вас есть какие-нибудь соображения на сей счет?

— Я уже говорил вам, что он сводня.

— Значит, желание удружить Глебову? Но ведь удар наносился другу детства? Так?

— Не знаю… Не берусь утверждать… Впрочем…

Сергей запнулся, задумался, посмотрел в окно, стал зачем-то протирать глаза и вдруг вскочил.

— Я не уверен, что это имеет отношение к делу — судите сами, но сейчас в памяти всплыл случайно подслушанный разговор: Владик и Василий не знали, что я слышу их, а мне ни к чему было давать знать о себе… Дословно я не помню, а суть такова — Владик напоминал Глебову, что от него ждут обещанной информации о докторе Рубине. Так и сказал: «Ждут».