Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Путешествуя по Стамбулу, экскурсанты вели себя по-разному. Одни внимательно слушали, с наслаждением погружаясь в глубь веков. Другие спешили запечатлеть себя и своих спутников на фоне храма, мечети или крепостной стены и в поисках съемочной точки иногда отбегали в сторону. Вот эти, другие, и привлекали внимание экипажа «ситроена». Сабир сразу нацелился на лысого человека с красивым, энергично вылепленным, далеко не молодым лицом, волевым подбородком и тонким носом с горбинкой. В руках он держал кинокамеру, на шее висел фотоаппарат с телеобъективом. «Ему, пожалуй, за шестьдесят», — наметанным глазом определил Сабир, решив почему-то, что перед ними или актер или ученый. «Лысый», теперь он прикрыл голову кремовой кепкой, присел на корточки и, как заправский фотокорреспондент, старался захватить в кадр мечеть Алтын со

всеми ее шестью минаретами. Потом минуту-другую послушал гида и снова отошел от группы, осматриваясь по сторонам. Можно было подумать, что он кого-то или что-то ищет. Кого, что? И ищет ли? Сабир и Керим вспомнили наставления Нандора — искать, выбирать, действовать…

Автобусы подкатили к базару. Гид три раза хлопнула в ладоши и объявила: «Я прошу всех подойти поближе и не отдаляться от группы. Здесь легко заблудиться и отстать. Сейчас мы с вами осмотрим один из самых знаменитых базаров Востока».

Шумит, гудит, звенит пестрый многоязычный стамбульский базар, переливаясь всеми цветами радуги. Словно магнит притягивает покупателей этот город в городе. У него свои законы, традиции, обычаи, свой облик «улиц» и их «жителей». Это лавина диковинных фруктов и разноцветных фесок, чеканка по металлу, шитье золотом, изделия мастеров, чье великолепное искусство передается из поколения в поколение. «Лысый» оказался в самом хвосте туристской группы и, пожалуй, чуть дольше, чем его соотечественники, задерживался то у витрины магазина, то у груды товаров, разложенных прямо на земле или на прилавках.

Здесь, на базаре, у каждой витрины — своя манера зазывать покупателя: «Посмотри, дорогой, купи, дорогой!» А эта, пожалуй, выделялась среди всех других сочетанием европейской строгости, даже некоторой чопорности, с азиатской пестротой. А может, это все показалось «лысому» — магазин расположен на бойком месте, недалеко от центральных ворот базара, потому и привлекает. Так или иначе, недолго потоптавшись у входа, турист решительно переступил порог магазина с яркой вывеской: «Нандор и К°». А чуть ниже:

«Здесь говорят на английском, немецком и русском языках».

В тот момент, когда иностранный турист, к тому же еще из СССР, появляется в торговом зале, закулисная машина начинает действовать. Все причастные к хозяйству Нандора уже знают — как и что им надлежит делать.

Керим спешит к черному ходу. Кабинет шефа имеет два входа: один парадный, прямо из торгового зала, другой неприметный, известный лишь посвященным. А Сабир остается на улице. Рядом с ним некто в ярком мундире, напоминающем форму местной полиции. Это не полицейский, а швейцар, но у Нандора свой расчет.

Через витрину и настежь открытую дверь Сабир видит, как навстречу «лысому» услужливо, чуть склонив голову набок, с улыбкой семенит продавец Яфи. У него удивительно наметанный глаз, у этого Яфи. Он видит и покупателя, и Сабира, незаметно подающего сигнал. Яфи знает, что означает этот сигнал: «Принять по высшему классу, не торговаться, и если вещь понравится, то можно продать и за бесценок».

Яфи владеет несколькими языками. Нандор только таких берет на работу. Яфи может объясняться и по-русски, но по соображениям тактическим знания русского языка остаются в резерве. А пока установив, что с помощью немецкого языковый барьер будет снят, Яфи приступил к исполнению своих обязанностей. О, это был вдохновенный певец — иначе не назовешь, так виртуозно он выкладывал перед туристом заморские ткани, восточные миниатюры, сувениры, невиданной красоты четки. Он изгибается, жестикулирует, говорит о товаре так, словно читает стихи. Даже когда монолог сменяется диалогом и покупатель, выбрав сувенир, считает, что цена слишком высока, продавец сумеет убедить: таких низких цен, как у «Нандора и К°», нет на всем стамбульском базаре. Наконец, наступает пауза. Продавец и покупатель вопрошающе смотрят друг на друга, и Яфи угадывает то мгновение, когда пора сделать жест, означающий — «хорошо, согласен, берите». «Лысый» достал из бумажника советский десятирублевый банкнот. Вот, оказывается, о чем они вели диалог: согласен ли Яфи принять советские деньги? «Лысый» получил четки, уложенные в обтянутую красным бархатом коробочку, а в придачу подарок фирмы — миниатюрный макет храма Святой Софии. И еще какую-то безделушку. Сунув все это в карман, турист вышел из лавки и, оглядываясь

по сторонам — где его спутники, — направился к главному выходу. Он не сделал и ста шагов, когда к нему подошли Сабир и нандоровский швейцар. Сабир вежливо поклонился и сказал — тут уже в ход пошел русский язык:

— Мы вынуждены задержать вас, господин. Вы украли в магазине…

«Лысый» резко прервал Сабира, стал возмущаться, потом лепетал что-то несуразное, побледнел, лоб покрылся бисеринками пота, глаза округлились. А Сабир все так же любезно продолжал:

— Зачем возмущаться, господин. Пройдемте с нами, мы сейчас все выясним, уточним. Аллах справедлив и мудр.

И задворками они привели «лысого» в кабинет господина Нандора. Русского туриста уже ждали здесь. Нандора легко было принять за полицейского комиссара. Он был изысканно вежлив, говорил негромко, но с достоинством человека, наделенного властью.

— Садитесь… Сигару? Сигарету? Не надо волноваться. Сейчас мы вызовем потерпевшего, Я допускаю, что он напрасно поднял шум.

Нандор набрал какой-то номер телефона, сказал несколько слов, и минут через пять в кабинете появился Яфи. Когда Яфи показал советский банкнот, хозяин накинулся на него с кулаками. Продавец положил банкнот на стол и стал объяснять:

— Видит аллах, господин русский не вор. То есть он формально не вор. За купленную вещь уплачено столько, сколько полагается. Но уплачено советскими деньгами, которые… Я не хочу обижать господина русского, но по нашим законам… О, пусть покарает меня аллах, если я не хотел сделать приятное покупателю… Это священный долг продавца. И я не виноват, что господина сейчас привлекают за воровство. Перед мудростью закона все падают ниц.

Яфи говорил не переводя дыхания, пока его решительно не прервал Нандор. Можно уже кончать представление: лежавшие на столе сувениры, десять советских рублей, спорящие Нандор, Яфи и «лысый» — все это уже зафиксировано кинокамерой, записано диктофоном. И теперь Нандор переходит к завершающему этапу операции.

— Что скажете, уважаемый господин?

Турист уже давно потерял дар речи, он сидел подавленный, растерянный, не зная куда девать свои дрожащие руки.

— У вас есть при себе документы?

Нандор неторопливо перелистывает советский паспорт, внимательно смотрит на фотографию, потом на туриста. Так повторяется два-три раза — профессиональная манера полицейского. Все в порядке. Но паспорт не возвращает. Кладет его на стол перед собой.

— Вы свободны! — объявляет шеф. «Лысый» поднимается со стула, протягивает руку к паспорту, хочет поблагодарить «полицейского комиссара», и вдруг:

— Нет, это не к вам относится, господин. — И, окинув взглядом Яфи, Сабира, швейцара, еще двух каких-то типов, неизвестно когда появившихся в кабинете, Нандор резко, уже тоном приказа, повторяет: — Я, кажется, сказал ясно…

Они исчезли бесшумно, словно их ветром сдуло. В кабинете остались двое, с глазу на глаз — Нандор и «лысый».

…А Керим тем временем наблюдал, как туристы, вернувшись с базара, толпились у автобусов, тревожно оглядываясь по сторонам, о чем-то шептались. Двое отделились от группы и отправились на базар. Вернулись ни с чем. Туристы, посматривая на часы, еще минут пять ожидали исчезнувшего товарища, потом сели в автобусы и отправились в порт, сопровождаемые все тем же потрепанным «ситроеном».

Уже прошел тот час, когда судно по расписанию должно было отчалить, а капитан все не отдавал приказа: «Поднять якоря!» Он терпеливо ждал, хотя знал, сколько всяких неприятностей сулит это опоздание. И вдруг кто-то из пассажиров, разглядывая набережную в бинокль, радостно воскликнул: «Идет!» Слово «идет» в данном случае не совсем точно выражало способ передвижения туриста: запыхавшийся, бледный, на ходу вытирая платком потное лицо, он бежал, казалось, из последних сил.

Тяжело дыша, он проследовал на первую палубу, и тут же был поднят трап. И вот уже между бортом советского теплохода и турецким причалом легла полоса босфорской воды. Корабль осторожно разворачивался, чтобы лечь курсом в Мраморное море.

Поделиться с друзьями: