Внешняя беговая
Шрифт:
— А в чем? — в один голос спросили полковник и прапорщик.
— А в том, Маша, что, собираясь на будущий год поступать в мединститут, ты не учла двух простых вещей.
— Каких? — округлила глаза девушка.
— Во-первых, зверь всю жизнь прожил в диких и далеких от человека условиях. А значит, вообще не имеет никакого иммунитета к людским заболеваниям. А ты ему сейчас, по своей наивности пытаешься вколоть сыворотку ослабленного аденовируса. Ты представляешь, что с ним будет? Он может просто умереть на следующий день после вакцинации, не справившись с заболеванием, с которым ранее никогда не сталкивался.
— Ой, мамочки! — прикрыла она ладошкой рот.
— А вторая вещь? — спросил озабоченно Митрич, внутренне осознавая свое поражение.
— Ты, Маша, собственно говоря, куда планировала ее колоть?
— То есть? — не сразу поняла медсестричка. Но полковник понял врача сразу и поскучнел еще больше.
— Он говорит, в какое место ты бы стала делать ей прививку? — пояснил Митрич мысль заведующего.
— Как и положено — в мышечную ткань, — опять не поняла Маша.
— Да ты сначала доберись до нее! —
— А как же тогда стреляют в медведей-шатунов снотворными ампулами? — попробовала найти последний выход из создавшегося положения девушка. — В гарнизоне ведь имеются и такие ружья, и такие патроны.
— В них стреляют специально заряженными на заводе патронами, — поморщился врач, — а ты попробуй в домашних условиях, сначала разобрать такой патрон, а затем снова снарядить его, но уже вакциной, вместо снотворного.
— Что же делать, тогда? — в ее глазах затаился страх и боль за медведицу и ее медвежонка.
— Ничего не делать, — пожал плечами доктор. — Самым лучшим выходом для них обоих, будет радикальное снижение контактов с внешним человеческим миром, ибо в ближайший месяц мы все, вакцинированные, будем представлять для нее реальную угрозу жизни.
Митрич засопел носом, явно пребывая в расстроенных чувствах. Планируемая им операция по спасению питомицы, к которой он успел всерьез привязаться, терпела крах и грозила обернуться полным конфузом.
— И не сопите в бороду, Михал Дмитрич, — обернулся к нему Чеботарев. — Это, прежде всего, касается вас. Если хотите уберечь свою косолапую пассию, то вам, волей неволей, придется надеть, как вы давеча выразились, «намордник». Нате, вот, — он сделал шаг в сторону и открыл дверцу медицинского шкафчика со стеклянными дверцами, где цапнул из кучи какого-то медицинского барахла, стопку масок и не глядя протянул руку за спину.
— Благодарствую, — прогудел в бороду Митрич, принимая нежданное подношение.
— Ладно, Михал Дмитрич, ступайте, да кликните там следующего. Чувствую, что день сегодня будет насыщенным и наряженным.
— Ну, бывайте, здоровы: ты док, и ты, краса-девица, — приложил руку к сердцу полковник и захромал к выходу.
II.
Все два месяца, после крайне неприятного инцидента с комендантом поселка, Арнольд Шептицкий пребывал в состоянии тревожного ожидания разворота дальнейших событий. Напуганный до полусмерти своим непосредственным начальством о последствиях разбирательства с военным комендантом, он уже всерьез обдумывал мысль о смене своей дислокации любыми доступными способами, вплоть до рапорта об отставке. Однако неожиданная встреча с агентом иностранных спецслужб в корне изменила все его дальнейшие планы. Этот молодой человек, по-своему был очень неглупым субъектом и потому отчетливо осознавал про себя, что после совершения акции своих кураторов, оставаться ему здесь будет практически невозможным делом. Даже если ему и отвалят, как обещали, денег на всю оставшуюся жизнь, это еще не давало гарантий ее продолжительности. Как и было уговорено с куратором, нежданно посетившим его два месяца назад, он всеми правдами и неправдами сумел пробраться на испытательный стенд, расположенный глубоко в скальном массиве и на РЛС «Подсолнух». Расположить в нужных местах «спящие» до поры до времени маячки не представлялось сложным делом. В больших помещениях всегда можно найти пару-тройку укромных уголков, до которых не каждый проверяющий догадается забраться. Лучше всего это сделать, разместив их среди нагромождения всякой измерительной и контрольной аппаратуры. Так он и поступил. Долгое время недоступным оставался только сборочный цех, но и на его территорию, ему, в конце концов, удалось попасть. При поступлении с материка некоторых компонентов будущего «летающего монстра», возникла острая необходимость калибровки аппаратуры, содержащей внутри себя нестабильные ядра нуклидов. Специалистов, знакомых с тонкостями настройки подобной аппаратуры было на полигоне мало, и Арнольд Степанович (Стефанович) по счастливой для него случайности находился в их рядах. Так он и попал в «святая святых», где находилось не только само «изделие», но и большинство из элиты научных кадров, допущенных к его изготовлению и испытаниям. Все остальное сделать было уже гораздо проще. «Закладку» и ее дубликат, на случай непредвиденных обстоятельств он смог быстро и без особых хлопот спрятать в разных концах громадного цеха, благо, за ним никто не следил и даже, кажется, не замечал. Всем было не до скромной персоны дозиметриста. Стахановскими темпами там собирали установку, предназначенную для воздушного базирования. Проще всего, оказалось, сделать «закладку» в месте прохождения кабеля связи тянущегося от СПРН «Воронеж» к территории базы и дальше. Он пролегал по поверхности, и раз в неделю досмотровая группа проходила вдоль его залегания, проверяя его целостность и отсутствие посторонних предметов. Выкопать неприметную ямку и сунуть туда радио-маячок, размером с пуговицу не составило никакого труда. Этой своей последней закладкой он выполнил свою часть контрактных обязательств перед куратором. На следующий день, как он и обещал, заказал телефонные переговоры с отцом. Разговаривали они где-то минут пятнадцать. Отец интересовался службой своего ненаглядного отпрыска, а сын, в свою очередь расспрашивал его о семейных делах, о маме, которую очень любил и о всяких столичных новостях. Очень хотелось расспросить об Ингрид, но он боялся это сделать из вполне обоснованных опасений прослушки разговора. Догадываясь о том, что волнует сына, отец, не называя вслух имени девушки, сообщил ему, что она помнит и ждет с нетерпением его возвращения. Поток приятных
воспоминаний о днях, проведенных в обществе этой роковой красавицы, буквально затопил сердце Шептицкого-младшего, на несколько мгновений вырвав его из действительности. Арнольду стоило немалых усилий стряхнуть с себя это сладостное наваждение. Еще его очень интересовал вопрос об оплате своих услуг. Но Степан Станиславович и тут угадал потаенные мысли сыночка (как-никак, а одна кровь), сообщив туманно, что будущее финансовое благополучие сына находится в надежных руках и на этот счет ему не стоит беспокоиться.После того разговора с отцом, Арнольд с нетерпением ждал встречи со «спящим», внедренным в обслуживающий персонал базы Белушья, для того, чтобы обговорить с ним план и детали своего спасения во время уничтожения объекта. А то, что объект вся обслуживающая его инфраструктура будет уничтожена, тем или иным способом, у него не было никаких сомнений. Правда, и в страшном своем сне он не предполагал, что за океаном спланировали ядерный удар по поселку окрестностям. В своих радужных мыслях он представлял себе, что агент укажет ему точное время нанесения удара и место, где этот удар можно будет переждать в относительной безопасности. После чего, базу, естественно законсервируют, а оставшийся в живых персонал расформируют и отправят на Большую землю. Отец же применив все возможные рычаги влияния, постарается вернуть сына на службу, где-нибудь в пределах Садового Кольца. Это при наихудшем, по представлению старлея, развитии событий. А при лучшем сценарии, который он тоже рассматривал, в качестве реального, цепь событий после начала явных военных действий со стороны членов НАТО, вылившихся в уничтожение секретного объекта на территории России, произойдут кардинальные изменения, влекущие за собой полный демонтаж ненавистного ему государств. Естественно, Афанасьев и его военная клика не смогут противостоять совокупной мощи Европы и Америки, а значит, вслед за быстрым военным поражением России, безусловно, начнется ее неминуемый распад на отдельные фрагменты. В этой-то неразберихе, которая будет сопровождать распад России и появится хороший шанс покинуть тонущий государственный корабль, потому что только при отсутствии центральной власти можно будет безнаказанно пересечь границу России с каким-нибудь сопредельным государством. Иначе ему, имеющему запрет на выезд, как носителю секретных сведений, никак не удастся выехать отсюда и с имеющимися накопленными средствами попытаться начать новую жизнь, где-нибудь на Лазурном побережье.
Но дни шли за днями, а обещанный агент, так и не давал о себе знать. Это уже всерьез начинало беспокоить суетную душу генеральского сыночка. И вот сегодня, возвращаясь со службы вечером к себе в общежитие, он услышал у себя за спиной сиплый голос:
— Что так медленно бредешь, Арнольд Степаныч? Поддай жару, чуток!
Шептицкий сначала решил молча уступить протоптанную тропку неведомому торопыге, видимо, кому-то из коллег, торопящихся до дому, но затем оглянулся и увидел, что догоняющий был не в военной форме. Сначала он даже не признал его в лучах заходящего Солнца (полярная ночь в этих местах наступает в конце сентября), но потом, внимательно вглядевшись, узнал в догнавшем его человеке одного из метеорологов, что квартировали неподалеку от офицерского общежития. Человек был чуть пониже его ростом, но широк и кряжист. Да и на вид ему было за тридцать. Небольшая, но аккуратно подстриженная бородка, окаймлявшая его лицо, придавала ему мужественный и привлекательный вид бывалого полярника, несомненно, пользующегося успехом у местных представительниц слабого пола. Женщины, вообще, по наблюдению Арнольда, любят таких сбитых и уверенных в себе красавцев, одинакова хороших, как в постели, так и в нелегком и аскетичном быту Севера.
— Вы, кажется, метеоролог, и зовут вас, если не ошибаюсь, Евгением? — решил проявить зачатки аристократии дозиметрист.
— Верно! — изобразил на своем лице радостную улыбку синоптик.
— Если вы торопитесь, то с удовольствием вас пропущу, — проявил любезность старлей.
Он, вообще, наученный инцидентом с комендантом, теперь старался всеми силами избежать нового конфликта, поэтому был со всеми крайне любезен и предупредителен.
— Ого, как вас пообтесало с некоторых пор! — не стал скрывать своего злорадства Евгений, и это его примечание очень больно задело злопамятное нутро Арнольда.
— Что вы имеете в виду? — зло прищурился Шептицкий, с досадой понимая, что его конфликт с Виттелем, несмотря на заверения майора Уржумцева, все же потихоньку всплыл наружу.
— Да ты не ершись, летёха! — перешел на коробящее Шептицкого панибратство метеоролог. — Я просто хочу с тобой побалакать по-свойски.
— О чем мне с вами говорить? — строго поджал свои губы Шептицкий в нескрываемой брезгливости и презрении, разом показав свое истинное обличье.
— Обо всем, — беззаботно выдохнул гражданский, обдав дозиметриста легким сивушным перегаром. — О делах, о жизни.
— Простите, но я не желаю с вами обсуждать ни свои дела, ни свою жизнь, — тон его в этот момент источал абсолютную холодность и надменность.
— А зря, — тепло и по-доброму отозвался на это метеоролог. — Ведь это теперь от меня будет зависеть вся ваша дальнейшая жизнь.
— Каким образом!? — в глазах Шептицкого появились искорки недоумения и догадки.
— Я — тот, кого вы ждете уже почти месяц, — сообщил Евгений, как о само собой разумеющимся, и не требующим дополнительных пояснений.
— Докажите! — жестко потребовал старший лейтенант, хотя внутри себя уже понял, кто стоит перед ним.
— Как? — спросил его метеоролог, пожимая плечами. — Рассказать вашу биографию?
— Нет, — поморщился Шептицкий. — Этого не требуется. Скажите коротко, но только о том, что знаю только я и еще пара людей, там, — он махнул неопределенно рукой в сторону материка.
— Ну, если коротко, то могу уложиться в одно слово, — с ухмылкой проговорил синоптик.
— Говорите.
— Ингрид, — без выражения произнес Евгений.