Внешняя беговая

— Так вот, — продолжил свои наставления синоптик, — прогулочным шагом идешь к дому Боголюбова. Возле него ты должен быть примерно в 5.40. Сорок-то минут, надеюсь, хватит, чтобы дойти?

— Зачем мне туда идти? — опять забеспокоился старлей, думая, что ему навесят выполнение еще какого-нибудь задания.

— «Морские котики» не знают, в каком доме он живет. Во всяком случае, им будет трудно отыскать его в потемках и в хаотичных застройках поселка. А твоя метка, как раз и выведет их на него, — терпеливо пояснил Евгений.

— Дом охраняется «секретами», расположенными вокруг него, — уточнил диспозицию Шептицкий. — Если я буду там топтаться, то меня быстро обнаружат и возьмут в оборот.

— Ничего страшного, — успокоил его агент. — Это даже к лучшему. Они сами засветятся и «котикам» будет проще их ликвидировать. Не убегай от них. Поговори. Будут допытываться, что ты тут делаешь, скажешь, что просто бессонница одолела, вот и совершаешь утренний моцион. В общем, заговори им зубы.

— Блин! — не удержался Шептицкий от восклицания. — Я с вашим планом везде и перед всеми успею засветиться, как мне потом доказывать свое алиби, когда начнется расследование.

— Не дрожи, как осиновый лист на ветру, — вновь осклабился в приторной улыбочке синоптик. — Какое тебе дело до будущего расследования? И о каком алиби ты тут мне лопочешь? После коврового бомбометания тут даже камней крупнее щебня не сыщется.

— А как же тогда…?

— А по поводу тебя принято специальное решение. Ты, видимо, еще зачем-то нужен своим боссам из Лэнгли. Поэтому тебя решено эвакуировать вместе с Боголюбовым. Командир десантной группы знает тебя в лицо. Ему поручено позаботиться о тебе. Так что, можешь рассчитывать на то, что остаток своих дней проведешь где-нибудь в Майами на собственной вилле, — подытожил Евгений и скривил лицо, будто объелся кислятины.

Арнольд правильно истолковал это его выражение лица. Метеорологу такая сладкая жизнь не светила. Он даже в глубине души немного посочувствовал своему наставнику, не сумевшему подороже продать Родину.

— А как же вы? Что будет с вами? — немного извиняющимся тоном спросил он у Евгения.

— Ты за меня не переживай, — зло сплюнул на снег метеоролог. — Я завтра отбываю в Рогачево для осуществления профилактических работ на тамошней метеостанции.

— Значит, мы с вами больше не увидимся?

— А зачем нам видеться? — пожал тот плечами. — Мы не друзья, не сослуживцы. И наша с вами встреча — всего лишь один из штрихов мутной биографии. Может когда-нибудь мне удастся вырваться из объятий этой большой, но равнодушной к своим сыновьям страны. Но в любом случае, наши пути вряд ли когда сойдутся вновь.

— Возможно, вы правы в какой-то мере…

— Ладно. Пойду я. Нечего мозолить глаза прохожим, — угрюмо проговорил синоптик и, не оглядываясь, шагнул в темноту вечера.

Глава 48

I.

Там же

С пачкой масок в кармане и в слегка подрасстроенных чувствах от того, что потерпела неудачу его задумка о вакцинации четырехлапой постоялицы, Митрич выкатился из здания поликлиники. За то время, что он там провел, народу на улице заметно прибавилось. Свободные от службы или вахты люди толпились у дверей, ожидая с нетерпением выхода на свет первого из вакцинированных.

Идет! Идет! — пробежал легкой рябью по толпе говорок. — Гляньте! Сам идет!

Комендант недовольным оком окинул собравшихся, значительное число которых состояло из женщин, и укоризненно покачал головой. Этот его взгляд и покачивание головы внесли сумятицу в идеологически неокрепшие головы присутствующих. Наиболее недоумевающие граждане даже позволили себе выкрикнуть из толпы слова сомнений:

— Митрич, что случилось?! Что так долго-то возились с тобой?! Ишь, головой качает! Видать не в то место укололи! — раздались голоса местных диссидентов.

Виттель вошел в центр толпы и остановился, окидывая суровым взглядом окружавших его представителей общественности. Отношения между местной администрацией, представленной в его лице, и народом были простыми и незатейливыми. Белушья была одним из немногих мест на карте России, где местная власть не отгораживалась от своего электората высокими заборами личных домостроений, элитными заграничными авто с затемненными стеклами, спецпайками и отдельными столовыми с ценами гораздо ниже рыночных, и прочей присущей для правящей элиты атрибутикой. Поэтому коммуникация между властью и обществом была лишена всяческого формализма и больше всего смахивала на общение между строгим, но справедливым отцом со своими многочисленными домочадцами — не всегда послушными, однако от этого не менее любимыми.

— Эт-то, что еще за несанкционированное собрание?! — выгнул кустистую свою бровь глава военно-гражданской администрации. — Вы что, читать не умеете или у вас ухи заложило?! Я же по радио делал объявление об очередности на вакцинацию!

— Не серчай, Митрич! Мы просто насчет вакцины! Вот, хотели узнать, что да как! Говорят, что ты уже сделал! — раздались нестройные реплики сограждан обоих полов.

— Ну, сделал! — встопорщил бородищу комендант. — Обязательно из-за этого митинг организовывать?!

— Вот и расскажи обчеству поподробней про вакцину, да куда ее делают, в какое место! И правда ли, что мужикам и бабам в разные места колют?! — выскочила вперед самая бойкая из женщин, одетая в цигейковый полушубок (несмотря на еще довольно теплую погоду) и подпоясанная кушаком, как у заправских ямщиков предыдущего века.

Поселок, которым руководил Митрич, был уже большим даже по сравнению со своими собратьями на материке — около 6000 жителей, включая военных, научных сотрудников, квалифицированных специалистов и обслуживающего все это хозяйство персонала. Поселок немалый, даже без учета тех, кто жил на противоположной стороне бухты и обслуживал работу «Воронежа». Однако Митрич, как и положено настоящему хозяину своего участка, знал всех его жителей, если и не по имени, то уж в лицо — точно. Поэтому ему не пришлось сильно напрягать свою память, чтобы узнать разбитную тетку.

— Прививки делают, как и положено — в дельтовидную мышцу плеча, но для тебя Клавдия, я лично упрошу доктора сделать в язык твой трепливый! — осадил он не в меру языкатую бабу.

Публика покатилась со смеху, видя, растерянное лицо этой самой Клавдии.

— Митрич, а скажи, правда, бают, что меж прививками нельзя в рот брать ни капли?! — опять раздался чей-то задорный, но уже мужской возглас.

— Правду, — пригорюнился полковник. — Так что, придется и вам и мне, грешному, потерпеть во избежание ненужных эксцессов.

— Ешкин кот! Да как же так-то?! — зароптали мужики, а бабы наоборот — расцвели и заулыбались.

— Что же, нам теперича три седьмицы тверёзыми ходить что-ли? — возмутился еще кто-то из мужской части населения.

— Я же хожу! — встопорщил бороду полковник. — Уже два дня ни в одном глазу! И вы с меня берите пример. Скажу больше! И после второй дозы еще три недели нельзя на грудь принимать! — объявил комендант, и лицо его еще больше погрустнело.

— О, Господи! Счастье-то какое! — раздались обрадованные голоса женщин. — Хоть полтора месяца увидим своих мужиков трезвыми!