Внешняя угроза

Хартманн выглядел слегка растерянным. Его прямой начальник вел себя довольно странно. Да еще в присутствии посторонних. С другой стороны, майора мало что могло смутить. Просто не хотел выглядеть глупо. Но раз Дитрих просит вести себя без чинов…

— Слушаю тебя.

— Курт, сохраняй спокойствие, когда я буду рассказывать. И поверь — так надо.

Заинтригованный Хартманн позволил себе едва заметную усмешку.

— Позволь для начала представить тебе моих гостей, — продолжал полковник. — Это майор Красной Армии Титов. Русский контрразведчик.

Самообладание и привычка сдерживать эмоции помогли Хартманну сохранить прежнее выражение лица. Но глаза чуть сузились, а на скулах вспухли желваки. Русский здесь?… Странная шутка старого приятеля.

Полковник внимательно следил за лицом майора и видел его недоверие.

— Это на самом деле русский, он легко докажет это… Господин майор, вас не затруднит сказать что-нибудь по-русски?

— Я лучше скажу по-немецки, — подал голос Титов, тоже не спускавший глаз с Хартманна. — Господин Хартманн, я и вправду русский. Не перебежчик, не двойной агент. Я послан сюда своим командованием. Именно к полковнику Дитриху. Но не для того, чтобы завербовать его. А чтобы предложить одно крайне опасное, но необходимое дело.

— Об этом потом, — перебил его полковник. — Чуть позже. Ты поверил, Курт?

— Почему бы и нет. — Холодный баритон Хартманна прозвучал невозмутимо. — Раз ты говоришь… правда, я не пойму, для чего?…

— Минуту терпения. А пока позволь представить тебе другого гостя… гостью. Второй лейтенант Марита Глемм.

Хартманн чуть изогнул одну бровь, показывая, что удивлен столь странным званием.

Полковник встал перед Хартманном и сложил руки на груди.

— Госпожа Глемм представляет вооруженные силы Достеи. Достея — это мир на другом конце галактики. Госпожа Глемм — инопланетянка!..

И опять выдержка не подвела Хартманна. Но на этот раз его голос прозвучал более эмоционально.

— Как тебя понимать, Герман?

— Как я и сказал. Это не шутка, Курт. Не розыгрыш и не провокация. Видит бог, я хотел бы, чтобы это была шутка!

Хартманн внимательно смотрел на полковника. Тон, голос и вид Дитриха доказывали, что тот говорит правду. Взгляд майора скользнул по Глемм. Та кивнула и сказала:

— Это правда. Доказательства я приведу незамедлительно.

Хартманн опустил голову, едва слышно фыркнул, потом взглянул на Дитриха.

— Что здесь происходит, Герман? Ты можешь объяснить?

Вторая фраза прозвучала несколько более эмоционально, чем выдала внутреннее напряжение Хартманна.

…Говорил больше Дитрих. Титов и Глемм только дополняли, уточняли. А полковник, излагая факты Хартманну, еще раз как бы заново оценивал обстановку. И видел, насколько зыбкой она была. Визит русского и этой девчонки, чудная связь и разговор с русским генералом. И вот теперь — прищур серых глаз Курта, сжатые губы, легкое подрагивание носка закинутой на другую ногу ноги.

«Неужели все это правда? — в который раз задал себе вопрос полковник. — Не сон и не розыгрыш?…»

Спокойствие и уверенность Хартманна действовали на него всегда ободряюще. Но сейчас тот сам был не в себе, хотя умело это скрывал.

С минуту после рассказа в комнате царила тишина. Затем Хартманн перевел дыхание и посмотрел на Дитриха.

— Какой у вас план действий?

— Обнаружить, настигнуть и захватить эту группу.

— Так, — кивнул майор. — Место их положения мы определим с помощью некой аппаратуры…

Взгляд Хартманна остановился на Глемм. Та зябко поежилась. Серые глаза немецкого майора почему-то бросали ее в дрожь. Этот человек вызывал инстинктивный страх.

— Да, — поборов неуместные чувства, сказала она. — Мой командир постоянно отслеживает перемещения протерисканцев и даст нам знать.

Серые глаза соскользнули с лица Глемм и перешли на полковника.

— С обнаружением проблем нет. Какими силами мы располагаем?

Дитрих невесело улыбнулся.

— У меня есть только ты, Курт. Больше никому доверять я не могу. Сам понимаешь, каждый наш шаг — под зорким оком парней в черном.

Хартманн скривил губы. Его отношение к политической полиции полковник знал. Майор ненавидел гестапо, весьма холодно отзывался о фюрере и мрачнел при упоминании армейской верхушки.

Вообще Хартманну мало кто был по душе. Русских он тоже не любил, но уважал за стойкость и умение жертвовать собой. Партизан считал серьезным противником и уничтожал беспощадно. Однако карательные акции расценивал как глупость и ошибку. Из-за чего один раз повздорил с приезжим чином СД. Дитриху пришлось гасить страсти. И спасать столичного гостя от увечий. Хартманна не зря считали лучшим специалистом по ближнему бою. На тренировках со своими солдатами он всегда выходил один против двоих-троих.

Вообще войну майор считал довольно глупой затеей и еще в сорок первом, когда с фронта один за другим шли ликующие доклады, говорил, что русские будут воевать до последнего человека. И что это дорого встанет Германии.

— …Кто у тебя сейчас свободен? — спросил полковник.

Хартманн взглянул на часы.

— Группа Кромберга на базе. Нодлер вот-вот приедет. Они вчера… вышли из района.

Майор не хотел при русском говорить, что ягдгруппы выходили из леса, где вели охоту на партизан. Полковник понял, кивнул.

— Но из своего отряда я могу снять только… группы Кромберга и Барецки. Остальные заняты.

Майор поднял голову, поймал взгляд Дитриха и многозначительно хмыкнул.

Названные офицеры командовали ягдгруппами, составленными из немцев. А группы лейтенантов Нодлера и Мюллера в основном состояли из русских. Там, кроме командиров, только радисты были немцами.

Русских солдат Хартманн отбирал в отряд лично. Бывших пленных, взятых из лагерей, полицаев и местных жителей не брал принципиально. Первых ненавидел за их трусость и подлость. Предал раз, предаст и второй, так он рассуждал. А местные могли быть связаны с партизанами.

В его отряде служили только те, кто с самого начала воевал с большевиками. Таких хватало. Бывшие белогвардейцы, их родственники, ярые противники советской власти. Они ненавидели комиссаров и коммунистов всей душой. Но свой народ любили. И стремились освободить его от ига большевиков даже ценой своей жизни. Мирных жителей не трогали, никого не обижали. А партизан уничтожали с какой-то особой яростью.

Хартманн разговаривал с каждым, стараясь понять, что ими движет. Потом уже проверял бойцовские качества. И брал на стажировку. Если кандидат два месяца хорошо воевал, то его зачисляли в ягдгруппу.