Внучь олегарха
Шрифт:
«Не выполняете план четырнадцать дней осталось поспешите зпт известите смежников тчк».
Дед рассказывал, что такую телеграмму он почти полгода ждал — но так и не дождался, а потом уже поздно было… Ну что, что могла, я сделала, надеюсь, что деду эта телеграмма как-то поможет. Хотя на самом деле их следовало по трем адресам послать, но у меня просто больше денег не было, и так пришлось заплатить два-пятьдесят шесть, поскольку телеграмма была «срочная». Да и два других адреса я не очень четко вспомнить смогла — а дед говорил, что если упомянуть про смежников, то получатель ее сам разошлет куда надо. Откровенно говоря, и первый адрес я «запомнила» просто потому, что там адрес можно было указывать почти произвольный. Только город правильно указать нужно было — Баку — и вместо фамилии получателя написать «для Емелидзе».
В понедельник утром у дверей института был вывешен список допущенных ко второму экзамену — и
Ага, школьники тут очень крутые: и про снаряды все знают, и многое другое. Хотя и я знаю: мой заводик в числе прочих изделий выпускал акселерометры как раз для управляемых снарядов, а в этих снарядах при переходе со сверхзвуковой скорости на дозвуковую приходилось мгновенно менять алгоритмы управляющей программы. Поэтому требовалось очень точно определять именно переход со сверхзвука на дозвук, ну а мне пришлось детально вникнуть в режимы работы наших акселерометров, так что основные параметры я все же помнила. Только помнила-то я их для снарядов в сто пятьдесят два миллиметра, а в задачке о каких говорится?
Ответы на второй и третий вопрос я написала вообще не приходя в сознание, а вот с первым… Сейчас самым массовым снарядом в армии является снаряд семьдесят шесть и два, то есть вдвое меньше, чем у «Краснополя». Если считать, что все размеры пропорциональны…
После того, как я второй раз подошла к экзаменаторам за дополнительным листочком для черновиков, один из них не выдержал и подошел к моему столу. Внимательно поглядел на мои каракули и поинтересовался:
— Девушка, а что вы тут так считаете?
— Пытаюсь решить задачку про снаряд. Условий в задаче недостаточно, так что сначала я примерно прикинула габариты трехдюймового снаряда, форму приняла оживальной… да, еще в задачке не указано, при каком давлении и влажности воздуха выстрел произведен. Так что я приняла давление за одну нормальную атмосферу, изменением давления по высоте на десять метров думаю можно пренебречь. Коэффициент сопротивления воздуха при влажности в сорок процентов я просто помню, а так как снаряд летит с дозвуковой скоростью, изменение сопротивления среды в зависимости от скорости можно с высокой степенью приближения считать квадратичным, так что сейчас я еще парочку уравнений решу и ответ получу, думаю, с точностью в несколько сантиметров.
— Девушка… а если принять, что снаряд летит в вакууме…
— Но тут же это не указано! Написано — снаряд, а какой — не сказано, и где летит — тоже не сказано…
— Ядро летит. В вакууме. Без сопротивления воздуха. Вы такую задачку решить знаете как?
— В вакууме? Тогда тут и решать нечего… ускорение силы тяжести — девять-восемьдесят одна… вот, время падения я в самом начале уже подсчитала.
— Так, давайте ваши бумажки, все давайте. И можете идти уже, а себя завтра в списках не ищите, я вам уже ставлю «отлично». А в пятницу у вас экзамен устный, вы уж там отвечать не спешите, дождитесь, пожалуйста, когда я к вам подойду: мне было бы очень интересно с вами поговорить. Спасибо — и до встречи!
Александр Николаевич Обморшев с веселым блеском в глазах слушал восторженный рассказ доцента Ляхова:
— А что вас так восхитило? То, что эта девочка знает баллистику снаряда?
— Лично меня восхитило то, что девочка эта верно поставила задачу. То есть не совсем верно, но в задаче про маятник указано, что он качается в вакууме, а здесь этого не было — и девочка не только уточнила для себя задачу, но и смогла разработать метод ее решения. И не просто взяла и пропорционально уменьшила габариты относительно известного ей снаряда, а пересчитала необходимую толщину стенки такого снаряда с учетом изменения внешнего габарита и ускорения его в стволе при выстреле пушки. То есть она задачу рассмотрела со всех сторон, а не тупо воспроизвела известные ей формулы. Кстати, одно то, что «g» она в своих расчетах брала не десять, как подавляющее большинство
абитуриентов, а даже не девять и восемь, а девять-восемьдесят один показывает, что материал она знает весьма глубоко.— Ну что же, вы меня заинтересовали, я, пожалуй, тоже на устный экзамен подойду. Посмотрю, что за чудо-абитуриентку вы заметили…
Еще одну телеграмму я послала в среду, причем чтобы ее послать, съездила аж в Подольск. И к вечеру поняла, что вообще напрасно об этом беспокоилась, потому что в «Гудке» на первой странице появилась странная заметка под заголовком «План четырнадцати дней перевыполнен!», еще утром появилась. В заметке говорилось, что Закавказская железная дорога перевыполнила план по пассажирским перевозкам — и это было настолько интересно и важно для всей страны, что об этом нужно было печатать в передовице всесоюзной газеты… Но для меня — точно важно, так что остальные экзамены я сдала совершенно спокойно. Правда, устную физику мне вообще сдавать всерьез не пришлось: на экзамен пришел какой-то важный дядька, вызвал меня, даже билет выбирать не пригласив — и позадавал мне несколько простых вопросов. После чего, уточнив «у вас же серебряная медаль?» — что стало для меня неожиданностью — сказал, что больше мне экзаменов сдавать не нужно, я уже зачислена. Это меня сильно обрадовало, ведь следующий экзамен — сочинение — все же вызывал у меня дрожь в коленках: я же даже примерно не представляла, что сейчас в сочинениях писать положено, а что — нет. Но — пронесло, и я стала студенткой.
Что меня особенно порадовало, так отсутствие необходимости за обучение платить: медаль, экзамены сданы на «отлично» — а вот оставшаяся в комнате соседка, хотя и сдала все экзамены довольно неплохо, чуть-чуть до бесплатного обучения не дотянула и, заливаясь слезами, отправилась забирать свои документы. Так что почти до самого первого сентября я в комнате общежития вообще одна жила. Вот только кушать очень хотелось, все же мать Светланы денег ей выделила буквально впритык. А когда я все же отправила ей телеграмму о том, что меня приняли и за обучение платить не надо, она даже вызвала меня на переговорный пункт и по телефону сказала, что я — молодец. Потому что какая-то тетя Наташа отказалась от обещания одолжить ей сто рублей, которых не хватало на оплату обучения в Москве. А потом я еще два часа сидела и ждала на телеграфе, пока дойдет обещанный этой женщиной телеграфный перевод на сто рублей «на прокорм». Пришлось просто ждать, так как денег у меня после всех приключений еще раз на центральный телеграф съездить просто не оставалось, а идти туда из общежития пешком…
Вообще-то за прошедшие с момента переноса дни я слегка уже с ценами освоилась, и эти цены вызывали у меня лишь чувство глубокой грусти. Потому что я как-то не привыкла копейки считать, да и в еде, причем в «здоровой пище», себе не отказывала. Я последние лет тридцать, больше даже, вообще ни в чем себе не отказывала: сначала мне все потребности (и желания) дед удовлетворял, а потом я и сама с этим успешно справлялась. Все же «владелица заводов»…
Вообще-то завод изначально принадлежал как раз деду. То есть не изначально… а когда началась перестройка, дед, работавший до пенсии на заводе инженером по технике безопасности, зарегистрировал какую-то частную лавочку, провернул мелкую аферу, получил в банке кредит — и на все деньги скупил ваучеры. В городке ваучеров было немного — там и народу-то было, что всех мужчин, вероятно, одновременно в клубе собрать можно было, так он съездил в область и там ваучеров скупил просто кучу. А когда завод все же решили «приватизировать», он пришел на первый «аукцион» и заводик целиком и приобрел. Цена была выставлена копеечная, так что на оставшиеся ваучеры он и второй городской заводик выкупил: других желающих просто не нашлось. Мне он потом рассказал, что низкую цену поставили, заранее считая, что на завод никто не позарится и потом можно будет на повторном аукционе ее еще в разы уменьшить — для какого-то «иностранного инвестора». Но, по его словам, «добрые люди» деда об этом предупредили — и он стал единоличным владельцем всех предприятий в городе. Ну а так как по паспорту его звали все же Олег Архипов, то совершенно естественно все в городе его иначе, как «олегархом» и не называли. Все — потому что в городе все друг друга знали…
А я сразу стала в городке известна как «внучь олегарха» — меня дед иначе как «внучь наша» и не называл почти никогда. Маму он на моей памяти всегда звал «дочь наша», вероятно, после фильма «Волшебная лампа Аладдина», который дед по паре раз в месяц пересматривал, а меня — именно «внучь» (он говорил, что я как-то ему заявила, что «я уже не маленькая внучка»). Ну а за ним… городок-то маленький, меня и в детском саду так воспитательницы называли, и дети, да и в школе все меня так звали (ну, кроме учителей на уроках, хотя на улице и они срывались). Ну а когда деда не стало…