Внуки

Паровоз дал гудок. Он прозвучал необычно резко. За первым гудком тотчас же последовал второй — короткий, энергичный. Прочь с дороги — как бы слышалось в нем. Очистить путь!

Еще гудок. Гудок за гудком. Точно голос живого существа, попавшего в большую беду. Вальтер насторожился. Поезд бешено несся, и гудки паровоза раздавались один за другим.

Анна Николаевна проснулась, взглянула на Вальтера и спросила, что случилось. Вальтер покачал головой:

— Не знаю, право.

С короткими промежутками без конца ревели гудки.

Айна высунула голову.

— Что за странные гудки? — спросила она. — Будь что-либо не в порядке, поезд ведь остановился бы!

«Это верно», — подумал Вальтер.

Но поезд мчался как будто с еще большей скоростью, а гудки не прекращались.

В проходе вагона собрались пассажиры, многие еще в пижамах и халатах. Люди вопросительно смотрели друг на друга и высовывались в окна.

Поезд сделал поворот. Вальтер увидел локомотив. Это была мощная машина. Шатун работал с необычайной быстротой. Над будкой машиниста непрерывно взвивались маленькие белые облачка. Ревели резкие гудки.

Вдруг кто-то крикнул:

— Самолеты! Смотрите, смотрите, вон они!

— Чьи это самолеты? — испуганно спросила Айна и приподнялась.

— А чьи же они могут быть, товарищ? Мы, вероятно, находимся в районе Киева.

— Мама, они летят прямо на нас, — крикнул Борис, старший сынишка Анны Николаевны. Мальчики широко раздвинули занавески.

— Почему это машинист без конца дает гудки? — спросила Анна Николаевна. Она встала и накинула на себя тонкий халатик. — Нет, — продолжала она, точно разговаривая сама с собой. — Это неспроста. Тут что-то неладно.

Вдруг вместе с непрерывными гудками паровоза послышались глухие разрывы.

— Что это?

Ответ донесся из коридора.

— Бомбы!.. Бомбы! Немецкие самолеты!

Крики. Причитания. Кто-то кого-то зовет. Одни выскакивают из купе в коридор, другие бросаются из коридора в купе, поспешно одеваются и собирают вещи. Поднимается отчаянная сумятица. А паровозные гудки следуют один за другим, один за другим.

Вальтер спрыгнул со своей полки и в мгновенье ока оделся. Он хотел выйти, но Айна, в лице которой сквозь загар проступила какая-то зеленая тень, крикнула:

— Не уходи! Не бросай меня одну!

Он остановился в дверях, хотя знал, что мешает Анне Николаевне, одевавшей своих мальчиков.

Опять раздались глухие удары. И вдруг — грохот близко разорвавшейся бомбы. Паровозные гудки не умолкали, и поезд несся все быстрее и быстрее, как будто быстрота могла спасти его от опасности. В проходе вагона люди теснились, толкали друг друга. Какая-то женщина отчаянно кричала. В соседнем купе плакали дети.

Защелкали выстрелы. Казалось, за окнами вагона отрывисто хлопали бичом. Гудки локомотива и выстрелы покрыл взявшийся откуда-то нарастающий гул моторов. Теперь и Вальтер увидел самолет с крестами на плоскостях, до ужаса низко пролетавший над поездом. Самолет исчез, чуть не касаясь земли в полете.

Поезд несся вперед. Гудки не прекращались. В проходах и купе, тесно сгрудившись, стояли пассажиры. Малыши испуганными глазами, раскрыв от страха рты, смотрели на взрослых. Женщины, напряженно вслушиваясь, прижимали к себе детей.

Но вот разрывы снарядов прекратились, умолкла не то пушечная, не то пулеметная стрельба. Но паровозные гудки по-прежнему надсадно ревели.

Айна прижалась к Вальтеру. Никогда не видел он такого страха в ее глазах, вообще в глазах человека.

Неожиданно оборвались гудки. Стало очень тихо. По вагону прошел вздох облегчения. Показались фабричные здания и жилые дома. Это была какая-то городская окраина. Поезд замедлил ход.

— Киев! — крикнул в коридоре мужской голос.

— Теперь уж бояться нечего, — сказал Вальтер. — Опасность миновала.

— Тише, — шепотом сказала Айна. — Нам лучше не разговаривать по-немецки.

Медленно, пыхтя, точно обессиленный, подошел поезд к перрону вокзала. Подъехали две санитарные машины. Вальтер и Айна видели, как из первого за паровозом вагона выносили на носилках раненых или убитых.

— Вот так, оказывается, ведут свои войны фашисты.

— Да молчи же! — Айна чуть не плакала.

Часть вторая

ПОБЕДА

ГЛАВА ПЕРВАЯ

I

Как только форсировали пограничную реку, обер-лейтенант Франц Тенне, во главе своего ударного отряда, свернул с широкой магистрали, по которой двигались войска, на проселок. Маршрут и задача были обер-лейтенанту известны. Необходимо не только подавлять всякое сопротивление врага, но и крутыми мерами предупреждать любое нападение там, где есть основания опасаться.

С небольшой возвышенности обер-лейтенант оглянулся на оставшееся позади шоссе, где непрерывной чередой двигались соединения самых различных родов войск, вторгшихся в Россию. Танковые колонны обгоняли пехоту, окутывая ее густыми тучами пыли, — вот уже больше месяца здесь стояла нестерпимая жара. Отряды мотоциклистов с грохотом катились по зеленым полям в поисках рассеявшегося врага. Над широкой равниной, до самого горизонта, поднимались столбы дыма; повсюду в городах и селах шли бои, застигнутая врасплох страна была зажата в тиски.

Все враги фюрера и его рейха — в Норвегии и в Африке, в Дюнкерке и на острове Крит, — думал обер-лейтенант, тоже повержены в прах; Европа стала германской частью света… Теперь очередь за Россией, а значит, и Азией… Но чтобы одолеть внешнего врага, надо было сперва расправиться с внутренним, и кто не желал капитулировать, того убирали с дороги… Францу Тенне вспомнился отец, жестянщик Альфонс Тенне, социалист. Упрям он был, несговорчив, за что и поплатился. Рейх Адольфа Гитлера перешагнул через него…

В тот самый день, когда заключенный Альфонс Тенне повесился в своей камере, сын его, труппфюрер Франц Тенне, был произведен в штурмфюреры.

«Кто хочет добиться многого, тот должен быть тверд! Мягкотелость — сестра слабости!» — сообщая ему приказ о производстве, сказал штандартенфюрер. Быть твердым!..

Обер-лейтенант Франц Тенне объяснил своим солдатам, какой следует держаться тактики.

— Надо сеять ужас среди населения, держать его в страхе — это самое главное. Лучше убить сто невинных, чем оставить в живых одного виновного. Тем самым мы не только собственную жизнь сохраним, но и скорее окончим войну.