Внуки

— Вы слышали последний английский анекдот? — спросил доктор Баллаб. — Нет?.. У англичан, как известно, суховатый юмор. Недавно они сообщали из Киренаики: «В плен взяты тысяча четыреста итальянцев и триста лошаков. Лошаки оказали сопротивление».

Эсэсовский офицер от удовольствия хлопнул себя по ляжкам.

— Ха-ха-ха!.. Восхитительный анекдот!.. Ха-ха-ха-ха! Лошаки оказали сопротивление.

— Выпьем же за храбрых итальянских лошаков! — сказал государственный советник.

Все чокнулись и осушили бокалы.

— Эти южане слишком любят жизнь!

— По-человечески их можно понять, но на фронте это крайне нежелательно, — сухо сказал доктор Баллаб.

— Вы страшный циник!

— В некотором роде юмор висельника, дорогой друг! Честно говоря, при настоящем положении вещей мне совсем не до смеха.

— Почему же, господин советник? Ведь все разыгрывается как по нотам. Страны вокруг нас падают, точно спелые плоды!

— Если уж вы меня спрашиваете… Но могу ли я говорить откровенно, не боясь, что вы поймете меня превратно?

— Среди друзей? Что вы, что вы, господин советник!

— Мне думается, что наше положение сейчас, после двух лет войны, серьезнее, чем это может показаться на первый взгляд. Несмотря на крупные военные успехи. Мы совершили слишком много тяжелых промахов.

— Но, господин советник, какие же промахи? — в величайшем удивлении воскликнул эсэсовский офицер. — Разве фюрер не достиг всех тех целей, которые он ставил перед собой?

Доктор Баллаб продолжал развивать свою мысль:

— Солдаты у нас выше всяких похвал, а генералы и политические деятели никуда не годятся. Политика — наше самое больное место, вроде злокачественной опухоли.

— Что портят политики, то исправляет меч! — воскликнул штурмбанфюрер.

— Заблуждение! — возразил государственный советник. — Роковое заблуждение! Современные войны выигрывают или проигрывают на политической арене!

— Ну да, Клаузевиц… Он устарел!

— От многих положений Клаузевица мы, быть может, и ушли вперед, но эта истина никогда не была так злободневна, как нынче. А в политическом отношении наши государственные деятели и наше командование — это еще сосунки. К сожалению!

Венер спрашивал себя: «Шутит он? Или провоцирует? Что он задумал? Это лиса, нужно быть начеку!» И чтобы вывести Баллаба на чистую воду, он решил поставить точки над i:

— Какой же вывод делаете вы, господин советник? Устранить нынешних политиков и генералов и поставить на их место других? Так, что ли?

— Упаси бог! — воскликнул доктор Баллаб. — Вот видите, вы меня все-таки превратно поняли. И даже очень! Есть разве у нас лучшие?.. Фюрер и его верные слуги — в число которых мы смеем ведь включить и себя, не правда ли? — решают нашу национальную судьбу.

— Вы не оригинальны, господин советник! — коротко отчеканил Венер.

— Само собой. Я только хотел подчеркнуть, что как раз теперь судьба эта решается. Рубикон перейден.

— Только теперь? — спросил штурмбанфюрер. — Вы считаете большевистскую Россию таким уж твердым орешком?

— Полет Гесса в Англию представляется мне авантюрой, продиктованной отчаянием. Если теперь…

— Разве вы не читали, господин советник, — перебил его эсэсовский офицер, — что Гесс действовал в припадке безумия?

— Разговоры! Сказки для политически неискушенных младенцев! Конечно, Гесс был послан в Англию. Но миссия его потерпела крах. А это означает войну на два фронта. Все уроки первой мировой войны забыты. И к этому прибавляется еще один серьезный фактор. Япония — наш союзник, не правда ли?.. Вы только представьте себе: плутократическая Англия воюет в союзе с большевистской Россией, а что делает Япония?.. Почему она не нападает на Россию с востока? Почему не взять русского колосса в клещи?

— Дайте срок — будет и это.

— Вашими бы устами да мед пить, Венер! Я в это не верю. Мы устраиваем мировые спектакли, но не делаем мировой политики… Скажите, пожалуйста, что это, как не театральный номер, приурочить нападение на Россию к двадцать второму июня? Ведь в свое время почти в этот же день то же самое сделал Наполеон… По-моему, не следовало вызывать тени прошлого, напоминающие именно об этом дне.

Приехал военный корреспондент Рохвиц. Он был в мундире офицера войск СС. На веранде он по-военному приветствовал дам.

— Послушаем, что новенького может нам сообщить этот толстяк! — сказал государственный советник.

— Это не тот самый, который был учителем в Гамбурге? — спросил Венер.

— Правильно! Учителишка из народной школы. Я направил его в высшее военное училище войск СС под Нюрнбергом, где он преподавал историю. Потом его зачислили в офицеры разведки. Теперь он военный корреспондент. Немножко глуповат, но предан.

— В таком тоне вы говорите о своем протеже, господин советник? — смеясь, сказал штурмбанфюрер.

— Хайль Гитлер, господа! — Рохвиц вошел в кабинет с видом победителя.

Все встали, взметнули в знак фашистского приветствия руки, затем пришедший пожал руку каждому в отдельности. Доктор Баллаб познакомил офицеров. Пока Венер наливал новому гостю вино, советник спросил:

— Ну-с, мой милый Рохвиц, какой сенсацией вы нас попотчуете? Но только, смотрите, не обкрадывайте собственные корреспонденции из «Шварцер корпс», мы все их читали, вернее говоря, пожирали. Примите, кстати сказать, мои самые искренние комплименты. Вы обладаете даром держать читателя в состоянии драматического напряжения и поражать острыми ситуациями.

Рохвиц, польщенный, кланялся во все стороны.

— Право же, вы меня смущаете, господин государственный советник, — сказал он. — Но я весьма признателен за столь лестное мнение о моей особе… К сожалению, новостей у меня нет, да и откуда мне взять их? Ведь я уж больше месяца как приехал с фронта. Правда, мне обещали, что, как только Москва падет, меня немедленно туда направят; мою газету интересует серия статей из Москвы.

— Москва, по сути дела, давно должна была пасть, — сказал штурмбанфюрер. — Мне думается, что там идут переговоры о сдаче города без боя.