Внутри и вне помойного ведра. Практикум по гештальттерапии
Шрифт:
Я был рад, но отнесся к этому скептически. Я не чувствовал завершения, и факт, что это решение совпало с моментом, когда мои деньги иссякли, не способствовал нарастанию уверенности.
В этот год я встретил Лору. По-видимому, в университете я выглядел перед ней и другими девушками как бакалавр, достигший брачного возраста. Это было время, когда еще возможно избежать щупальцев осьминога, пугающего браком. До меня никогда не доходило то, что Лора должна была "подцепить" меня, где бы я ни был.
Вена — город моих грез — или, скажем, город моих кошмаров?
Я приехал в Вену без денег: у меня не было сбережений, и я мало зарабатывал. Когда у меня были деньги, я любил их тратить, а когда я их не имел, я должен
Одна, как гласит предание, заключалась в том, что я обнаружил мертвого таракана в моей постели, факт, который не взволновал бы меня сам по себе. Но дюжина родственников, которые пришли выразить мне сожаление! Нет, нет, нет!
И затем решение моей хозяйки, которая сказала мне:
— Никаких посетительниц после 10 часов!
— Почему именно 10 часов?
— Ну, до 10 часов что-нибудь может случиться. После 10 часов что-нибудь обязательно случится!
Против такой аргументации не было доводов.
Я нашел Вену подавленной.
В Берлине у меня было много друзей и развлечений. Мы, дураки, верили, что сможем построить новый мир без войн. Во Франкфурте я чувствовал свою принадлежность — не полную, скорее частичную — к экзистенциальной гештальт-группе, центр которой был там. Психоанализ с Хаппель был скорее "надо", навязчивой идеей, компульсивной регулярностью, с некоторым, но небольшим опытом.
В Вене психоанализ был основным для меня. Я был легко влюблен в прекрасную молодую докторшу по обучению. Она была похожа на всю фрейдовскую клику, окруженная табу. Выглядело так, как будто все венские лицемерные католики оккупировали практику "Еврейской науки".
Мне трудно описывать этот год в Вене. До этого я написал последние 15 страниц между семинарами без усилий. В конце концов, я настолько возбудился от описания, что оно, казалось, захватило меня. Я увидел, что несколько раз говорю о центре — я не знаю, буду ли писать его в английском или немецком написании. Оба кажутся подходящими. До сих пор последняя неделя описания, по-видимому, сформировала мой центр, возбуждение, смещающееся с творчества с помощью кино-и магнитоаппаратуры к самовыражению.
Описание в стихотворной форме исчезло. Ха! Неправда, не полностью. Здесь интересное противоречие: мое презрение к поэзии пропало. Я не знаю поэзию по опыту Изален, этого прекрасного места наших и моих семинаров (я проводил четырехнедельные занятия). У меня не было такого ощущения для этого биографического приступа. Последнюю неделю я писал поэтому для девочек в приемной службе, и не считаю это поэзией. У меня есть сейчас и теперь в фантазии поэма о смерти, но не умирании. Это могло бы быть темой, достойной поэзии. Еще есть строчки, написанные для девушек, всегда занятых посетителями с бесконечными вопросами, которые приятно было бы записать. Мы даже использовали эти строки в фильме "Фритц", который снимает Ларри Бус. Более того, я был польщен, услышав в ответ: "Хорошие произношения и чувства". Мой сильный берлинский акцент практически исчез.
— Ты хочешь услышать это стихотворение?
— Конечно!
— Ну, если ты настаиваешь, я с удовольствием уступаю.
ДЬЯВОЛЬСКАЯ ИГРА
То место похоже на рай,
Где вы получаете разнообразные
Наслаждения — девушки,
Ванны, солнце, мудрые группы,
Воистину нечто Изаленское.
Дьявол проходил мимо и взмолился:
"Я тоже хочу заниматься.
Я написал несколько прелестных жестких пьес,
Чтобы лелеять мое наслаждение".
Несколько глупых вопросов, которые я вам задаю,
Быстро выбьют вас из равновесия.
Если вы полагаете, что ваша задача —
Отвечать, не слишком скупитесь.
Ангел звенит, как серебряный колокольчик:
"О боже, не будь так неистов.
Дьявол действительно желает добра.
Он просто… только любознательный".
Я надеюсь, Вам понравилось это так же, как и мне.
Ну, это пускание пыли в глаза не помогло. Я все еще должен вернуться назад, в Вену 1927 года. Что заставляет меня так бояться Вены? Ничего особенного, чего бы я мог стыдиться! Я приезжал несколько раз в Вену последние десять лет. Я наслаждался оперой, театрами, кафе, пищей.
Туман начал рассеиваться. Несмотря на репутацию, венские девушки особенно не привлекали меня. У меня никогда не было связей в Вене. Там существовали мизерные различия между крайностями буржуазного пуританства и проституцией. Свободное и легкое вступление в сексуальные взаимоотношения, которые были хорошо знакомы мне по Берлину и Франкфурту, здесь отсутствовали.
Я получил ассистентскую ставку в психиатрической больнице, где Вагнер Курегг, знаменитый своим малярийным лечением церебрального сифилиса, и Пауль Шильдер были моими боссами.
Шильдер был яркой личностью и имел достаточно хорошее понимание структуры и функций в организме. Я не чувствовал себя комфортно на его лекциях. Его высокий голос и беспокойные движения наводили на меня страх. Все же было нечто привлекательное и честное в нем.
Другой психоаналитик, который произвел впечатление на меня, был Пауль Федерн, особенно его предложение во время лекции. Представьте себе величественную патриархальную фигуру, говорящую: "Вы просто не можете достаточно совокупляться". Там была атмосфера, в которой поощрялось обычно только умственное совокупление.
Когда я встретил его позднее в Нью-Йорке, мы много дискутировали о природе Эго. Он видел Эго, как реальность, я занимал позицию, что "Я" — только символ идентификации. Я не желаю обсуждать прямо сейчас эту сложную проблему.
Моими контролерами были Елена Дейч и Хирчман, теплый, беспечный человек. Когда я спросил его однажды, что он думает о различных развивающихся парафрейдистских школах, его ответ был таков: "Все они делают деньги".
Елена Дейч, с другой стороны, казалась мне красивой и холодной. Однажды я сделал ей подарок, и вместо "благодарю Вас" получил в ответ интерпретацию моего поступка.
Мастер был где-то там, на заднем плане. Пытаться встретиться с ним было очень самонадеянно. Я еще не заслужил подобную привилегию.
В 1936 году я думал, что заслужил. Разве не был я главной движущей силой создания одного из его институтов и разве не я пересек 4000 миль, чтобы участвовать в его конгрессе (я испытал непреодолимое желание написать о ЕГО конгрессе).
Я договорился о встрече, меня встретила пожилая женщина (я полагаю, сестра), и ждал. Потом дверь открылась на 2,5 фута, и вот он перед моими глазами. Казалось странным, что он не покидает дверной проем, но в то время я ничего не знал о его фобиях.