Во имя Абартона

– Вы правы, вдвоем мы справимся быстрее, - сказала Мэб наконец.
– Я нашла по справочникам книг двадцать, все они хранятся в Королевской Библиотеке. Старые, добротные и очень толстые книги, в одиночку я их буду просматривать неделю. Во сколько уходит первый поезд?

– В шесть, - машинально отозвался Реджинальд, разглядывая ее.
– А последний из Кингемора отправляется в девять вечера. Мы будем здесь к полуночи.

– Отлично!
– Мэб допила кофе и поднялась с пронзительно скрипнувшей кушетки, напоминающей о совершенстве ее тела, о ее хриплых стонах.
– Увидимся утром.

Реджинальд остался наедине с этой кушеткой. Если, когда все закончится, леди Мэб пожелает сломать и сжечь ее, он поучаствует с удовольствием.

Глава пятнадцатая, в которой Мэб и Реджинальд едут в Кингемор

К трем часам утра, проворочавшись, сбив простынь и закрутившись в одеяло, точно шелкопряд в кокон, Мэб окончательно убедилась, что уже не уснет. Гроза прошла, но вместо облегчения наступила страшная духота, против которой не помогало даже настежь открытое окно. Штиль. Тишина. Мэб набросила халат поверх сорочки и села на подоконник, обняв колени. Пальцы то и дело теребили амулет, постреливающий искрами магии.

Сегодня она чувствовала себя странно, и вела себя странно, но не знала, что тому виной. Магия ритуала? «Грёзы», которым пришлось сопротивляться? Амулет? В мыслях Мэб то и дело возвращалась к Реджинальду Эншо и отчаянно завидовала его невозмутимости. Его мало беспокоило последствие колдовства, он не сопротивлялся, просто плыл по течению, спокойно выполняя свою работу. Как оказалось, он — вопреки всему, что думала о нем Мэб — искал способы составить антидот. Тогда как Мэб, трусливая и жалкая, лишь ругала свою судьбу и без малейшей пользы листала книги.

Хорошо, хорошо, к себе она несправедлива. Она все сделала, что могла. Но не могла избавиться от ощущения, что можно сделать гораздо больше. Пойти к ректору, испросить отпуск, вплотную заняться поисками достоверных источников, прочитать гору книг и дневников, сличить сходные по действию чары и зелья. А Мэб вместо этого прячется в музее. Потому что боится узнать, что чары снять нельзя и она обречена навсегда остаться привязанной к…

В действительности, если рассуждать здраво, пугало Мэб вовсе не это. Как сказал ночью Эншо, их отношения странным образом походили на брак, как его понимают аристократы: непрочная, фальшивая связь двух людей. Разница была только в том, что брак предполагал выгоду, здесь же был несчастный случай. Впрочем, оглядываясь на своих родных и знакомых, Мэб пришла к выводу, что в большинстве случаев брак и есть — несчастный случай. Нет, пугало совсем другое: фальшивость, неестественность наведенных чувств, страсти, ненависти, ревности. За ними настоящие эмоции слабели, стирались, утрачивали свою прочность и яркость, и в итоге Мэб уже не могла сказать, что она в действительности думает о том же Реджинальде Эншо. Еще месяц назад, если бы ей задали такой вопрос, ответ вышел бы твердый: мне все равно. У нас нет ничего общего. Теперь Мэб металась между ненавистью и страстью, а Эншо не заслужил ни того, ни другого.

Хорошо, вынуждена была признать Мэб. Если отбросить предрассудки и некоторую предубежденность, следовало признать, что Реджинальд Эншо хорош собой, умен, должно быть хорош в постели и безо всяких «Грёз» и варит потрясающий кофе. И, главное, на него можно положиться. Но в таком случае фальшивая страсть оскорбляет не только Мэб, но и их обоих.

До чего только не додумаешься бессонной ночью?

На рассвете Мэб достала лист бумаги, выписала из библиографических справочников нужные книги и начала собираться. Чтобы не привлекать излишнее внимание и не давать повод для сплетен, она оделась попроще, уложила в небольшой саквояж все необходимое и к пяти утра спустилась на кухню.

Реджинальд Эншо, одетый, как у него водится, с иголочки, варил кофе в небольшой кастрюльке, игнорируя плитку и зачарованный кофейник. Услышав шаги он обернулся, удивленный.

– Вы уже встали?

– Я еще не ложилась, - проворчала Мэб, ставя саквояж на подоконник.
– Налейте и мне.

– Вы же не любите кофе, - Эншо, впрочем, разлил горький, тягучий напиток по двум чашкам и поставил в центр стола баночку с медом.
– Лучше выпейте укрепляющее зелье, у меня есть. Сам составлял.

Мэб втянула носом аромат: горечь кофе и легкий, тонкий запах луговых цветов, и покачала головой.

– Пожалуй, я все же люблю кофе, когда его… варят не в имении, - она чуть было не сказала «варите вы», но вовремя прикусила язык.
– Моя матушка гоняется иногда за модой, так что кофе у нас принято подавать колониальный.

– О, это который жидкий и безвкусный?
– Эншо хмыкнул.
– Как университетский карри. В Педжабаре его называют «роанатской кашкой».

– И что, вы были в Педжабаре?
– Мэб сделала глоток кофе, чувствуя, как глаза открываются и давление на виски слабеет.

– Полгода практики, - кивнул Эншо.

Их разделял стол, слишком маленький, слишком тесный, но впервые это обстоятельство не нервировало Мэб.

– Вы не передумали? Поедете со мной?
– уже сказав это, Мэб смутилась немного и поправилась.
– В столицу. Поедете в столицу?

– Да, - Эншо, не обративший на ее слова никакого внимания и уж точно не придавший им ненужного значения, кивнул.
– Вы правы, леди Дерован, вдвоем мы значительно быстрее изучим книги. И, если вас это не смутит, я также не отказался бы от помощи.

– Только если мне не потребуется резать мертвецов, - хмыкнула Мэб.
– Я даже лягушку не могла разрезать в школьные годы. Нам стоит поспешить, наверное, пока никого нет на улицах.

Эншо кивнул и быстро допил кофе. Мэб последовала его примеру.

На пороге он забрал из рук Мэб саквояж, причем сделал это так естественно, что она не сразу это заметила. Отбирать свою сумку назад, убеждая, что ей не тяжело, смысла не было. Было к тому же в этом нечто приятное, ведь до сей поры вещи за Мэб носили только слуги.

Озеро, мимо которого они шли, чтобы не привлекать лишнее внимание, было все еще окутано туманом. В нем играли искры и сверкали маленькие молнии, он манил и пугал одновременно. В студенческие годы Мэб любила в мае выбираться сюда, чтобы поглазеть на этот туман, он казался чем-то особенно волшебным. Обычно она дожидалась минуты, когда он начнет редеть, и постепенно проступит далекое, но необычайно четкое очертание противоположного берега и собор Эньюэлса, колючий, скребущий башнями небо.

Что, если вчера из-за вмешательства Джермина она сделала что-то не так и все испортила? Мэб передернуло. Эншо словно почувствовал ее тревогу, обернулся икачнул головой каким-то своим мыслям.

На станции было достаточно людно для столь раннего времени. Многие жителигородка работали в Кингеморе — это ведь всего два часа по железной дороге. Многие ездили в столицу за покупками и развлечениями. Попадались и профессорауниверситета, нервные, ведущие себя, как беглые преступники. Мэб поймала себя на том, что и сама вжимает голову в плечи, ниже опускает шляпку, чтобы поля скрыли ее лицо. Эншо, отлучавшийся за билетами, вернулся спокойный, уверенный, распространяющий эту уверенность, и она невольно расправила плечи. Следом за мыслью «а что подумают коллеги, увидев Мэб Дерован и РеджинальдаЭншо вместе?» пришла другая: «а их какое дело?».