Во имя Абартона

Будь это любовно-приключенческий роман, вроде тех, что любила читать Анемона, и Марто закрыли бы в клинике, чтобы исследовать способ передачи магических способностей. По счастью, в реальной жизни в этом не было смысла. Это как вскрывать кому-то голову, чтобы понять, как это он умеет так рисовать.

– И каков был вердикт?

– Чаропатия, к сожалению, оказалась неизлечима, - печально улыбнулся доктор Блэк.
– Как неизлечима и до сих пор. Мощные магические силы так разрушительно действуют на мозг, что последствия оказываются необратимы.

Мэб сделала последнюю пометку и сложила листы пополам.

– Что ж, доктор, спасибо. Полагаю, пример выйдет очень поучительный.

Блэк поднес ее руку к губам и поцеловал, и это прикосновение вызвало во всем теле протестующую дрожь. А еще — знакомую, тянущую боль вожделения. Мэб посмотрела на часы. Нужно как можно скорее вернуться домой и… Краска прилила к щекам, когда воображение нарисовало картины, одна развратнее другой. О, небеса всемогущие! О чем ты думаешь, Мэб Дерован!

Мэб скомкала прощание с удивленным доктором — он, кажется, начал на нее посматривать особенным, профессиональным взглядом — и выскочила на улицу.

* * *

Доктор Кьюкор встретил Реджинальда с распростертыми объятьями и парой мензурок «особой желтой» - напитка, которым в колледже де Линси новичков неизменно проверяли «на вшивость». Пришлось терпеливо кивать, брать одну из мензурок и опрокидывать в себя полное перца и имбиря пойло. Реджинальд умудрился не закашляться, хотя слезы брызнули из глаз - «особая» была на порядок крепче, чем делали студенты — и получил одобрительный удар по плечу. Доктор выпил свою порцию и наконец пожал руку. Этот социальный ритуал в де Линси не считали столь уж особенным.

– Рад встретить товарища-алюмни, - Кьюкор активировал плитку под чайником, и спустя пару мгновений в кабинете запахло кофе. Это был второй любимый напиток в колледже: его студенты часто не спали допоздна со своими занятиями и экспериментами.
– Криминалистика, или, может быть, медицина?

– Артефакторика, - качнул головой Реджинальд.
– Преподаю в Абартоне с самого выпуска.

– Заменили старика Барнса?
– улыбнулся Кьюкор.
– Признаться, когда я учился, все мы ждали со дня на день его выхода на пенсию.

– Многие все еще ждут, - усмехнулся Реджинальд.
– Сейчас он работает только с дипломниками.

– Господи, да сколько ж ему?! Девяносто, не меньше!
– восхищенно присвистнул Кьюкор и разлил кофе. Устроившись в кресле для посетителей рядом с Реджинальдом, он продолжил.
– Насколько я понял, вы заинтересовались аппаратом Маршана? Наметились перспективы его использования в артефакторике?

– А собственно, чем черт не шутит?
– улыбнулся Реджинальд.
– Но нет, пока это интерес частного порядка. Я до сих пор стараюсь следить за новинками. Видите ли…

Говорить правду было нельзя, однако, требовалось как-то объяснить свой интерес к столь специфическому прибору. В конце концов Реджинальд решил сказать немного того, немного сего, чуть приврать, чуть приукрасить и самая толика правды напоследок.

– Кто-то использовал на территории склянку с зельем, оно улетучилось, вроде бы без видимых последствий. Студенческая шалость. Однако…

– Вы хотите быть уверены, что оно не принесет вреда, - понимающе кивнул Кьюкор.
– И что стандартные тесты?

– Показывают следы зелья на стенках, но не его состав, - развел руками Реджинальд.

– Высшее, стало быть… Не часто среди студентов попадаются шутники, способные сварить высшее зелье.

– Тем более хотелось бы найти автора и дать ему ремня и повышенную стипендию.

Кьюкор в ответ рассмеялся.

– Ну что ж, дело благородное. С удовольствием покажу товарищу по колледжу нашу новинку. Допивайте кофе и — за мной!

В лаборатории доктора Кьюкора царила почти пугающая чистота и удивительный порядок. Казалось, место каждой вещи подбиралось не иначе, как с линейкой и нивелиром. Реджинальд словно вернулся назад, в студенческие годы, в прославленные лаборатории и классы колледжа де Линси, чьим негласным девизом было: ordo anima rerum est. На столе в центре стояло причудливое соединение колб и трубок, накрытое магическим куполом, по которому пробегали голубоватые искры.

– Это он?
– Реджинальд обошел вокруг стола, изучая прибор.
– Причудливо...

– Да, вы правы, - улыбнулся Кьюкор.
– Принцип действия достаточно прост. Помещенное в эту вот колбу зелье обрабатывается специальным составом, образуется газ, который проходит через три заговоренные трубки, разделяясь на изначальные составляющие. А потом оседает вот здесь. Реакция на индицирующей бумаге показывает состав. При дальнейшей обработке можно уточнять пропорции.

– Зачарованная трубка… - Реджинальд подошел ближе, а после того, как купол был снят, склонился над аппаратом. Прикосновение магии было удивительно знакомым.
– Это артефакт? За основу взят рассеиватель чар?

– Вы правы, - улыбнулся Кьюкор.
– Продемонстрировать вам действие?

Реджинальд кивнул.

– Выберите одну из колб с зельями, я не подглядываю, - в подтверждение своих слов доктор отвернулся.

Реджинальд подошел к указанному столу. Здесь в коробке стояло несколько дюжин пробирок с одинакового цвета зельем. Каждое было снабжено наклейкой с названием и составом. Вытащив одну наугад, Реджинальд вытащил пробку и осторожно принюхался. Да, без обмана — зелье от колик в животе с добавкой цвета.

– Что теперь?

– Выливайте в первую колбу, а теперь вон тот реактив. Стандартный транспарент плюс вытяжка из гриацина.

Реджинальд послушно выполнил все манипуляции, запоминая последовательность.

– Кора или листья?

– Лучше всего брать сочетание один к двум: две части листьев и одна — коры. Иные пропорции сбивают результаты по моим наблюдениям. А теперь мы зажжем горелку.

Повинуясь небрежному щелчку загорелась спиртовка под колбой, и в считанные секунды темно-серое зелье, смешавшись в реактивом, превратилось в серий газ, прошло через одну трубку, вспыхнувшую зеленым, через вторую, третью, разделяясь на тонкие нити. Во второй колбе, вернее — округлой стеклянной чаше с крышкой — каждая легла отдельно, причудливым завитком.

– Ждем две минуты, - Кьюкор указал на часы с секундомером, запустившиеся сами собой.

Когда наконец звякнуло, и часы отключились, он вскрыл магическую печать и, взяв стопку полосок индицирующей бумаги аккуратно снял следы со стенок. Последовавшая немедленно реакция была Реджинальду знакома: всякому студенту, внимательно слушающему на занятиях по фармацевтике, известно как реагирует бумага на различные вещества и соединения.

Разложив листы в ряд, Кьюкор бегло их изучил и улыбнулся.