Во имя Абартона

– Двадцать четыре? Вот это состав… Что тут у нас… пажитник… - автоматическое перо выскользнуло из дрожащей руки.

– Дайте сюда!
– Мэб отняла перо и тетрадь и села рядом.
– Диктуйте.

У Реджинальда был строгий, уверенный почерк, такой присущ хорошо образованным с раннего детства людям, такой прививают старательно, долго, заставляя малышей ходить на уроки каллиграфии. Мэб этим не отличалась: на занятиях чистописанием настаивала мама, отец же буквально похищал «свою принцессу» из классной комнаты и вез в музей, или в аквариум, или в оранжерею, а то и в какую-нибудь лабораторию. Он предпочитал обучаться именно так. Рядом с твердым почерком Реджинальда Эншо записи Мэб выглядели беспомощными каракулями, и от этого горели уши.

– Пажитник, гвоздика, корица… стандартные афродизиаки, - Реджинальд изучил полоски бумаги и отложил в сторону.
– Нет, лучше сразу все рассортировать. Вот эти шесть составляющих — стандартная основа: гравилат, мускус, серебро, драконник, тысячелистник и, по всей видимости, дистиллированная вода. Это йод, опять же, стандартный закрепитель. И корни ангелики, листья дают немного другой оттенок при реакции. Дальше у нас идут афродизиаки: пажитник, гвоздика, корица, кориандр, апельсиновая… кожура, слишком темный цвет для масла. Гардения, конечно. Еще применен порошок бирюзы, опала и оникса, с тем же эффектом.

– Такое ощущение, что в один котел опрокинули десяток флаконов с приворотными зельями, - пробормотала Мэб.

– А дальше начинается интересное, - Реджинальд придвинул к себе оставшиеся бумажные полоски.
– Соль — в принципе ясно, это очистка сложного многосоставного зелья. Семена мака — дурманящий эффект, зелью нельзя сопротивляться. Очанка и мастика создают ментальную связь. Самое интересное — два последних ингредиента. Здесь у нас барбарис.

– В зелье?
– удивилась Мэб, разглядывая пронзительно-алые пятна на голубоватой бумаге. До сей поры она барбарис ела только в конфетах, приторно сладких карамельках, которые никогда не любила. Про его применении в зельях она слышала впервые.

– Расширенный спецкурс, - улыбнулся Реджинальд уголком губ.
– Де Линси, шестой курс. Барбарис применяется в ряде… не самых хороших зелий. Он порождает споры, гнев, обиду. Довольно странно его видеть в любовном зелье. А это — восковица. Она усиливает и закрепляет эффект.

Мэб посмотрела на список. Большую часть этого легко можно было приобрести в любой аптеке, заказать в оранжерее или просто вырастить на своем участке. Но вот смола мастики, мак и восковица… Этим никогда не торговали широко. Мастику везли с юга, из-за океана, и стоила она баснословно дорого. Мак находился под строгим контролем, как опасное наркотическое растение, чтобы получить опиаты, требовалось заручиться рекомендацией надежного врача, а ее выписывали все реже. Восковица… Слишком мощный закрепитель, ею также торгуют официальные поставщики, все заказы фиксируются и зачастую нужно дать разъяснение, как ты собираешься использовать ее.

– Цветы гардении также попали в список запрещенного, - кивнул Реджинальд, когда Мэб высказала свои соображения.
– Не так-то просто приготовить сейчас такое зелье. И уж точно, его нельзя сделать, не привлекая к себе внимание.

– Что с антидотом?

Реджинальд со вздохом потер переносицу.

– Двадцать четыре составляющих, леди Мэб. Ладно, восемнадцать, основу считать не будем. Мне нужно понять, как они между собой сочетаются, почему не конфликтуют и дают такой… стабильный результат. Потом найти к каждой комбинации подходящий контрагент, составить зелье, провести несколько…

Под сумрачным взглядом Мэб он вздохнул.

– Дайте мне еще одну неделю.

– Еще неделю?!
– женщина нервно рассмеялась.
– Я устала, Реджинальд. Устала испытывать чужие чувства, устала… от вожделения. Это отличное зелье для шлюхи, моя же жизнь не вращается вокруг постели.

– Как и моя, леди Мэб, - сухо ответил Реджинальд.
– Я не любитель бурных страстей, тем более — фальшивых. Если бы я мог, я бы несомненно переборол это. Но то, что не в наших силах… Бесполезно это обсуждать. Мне нужна неделя. До той поры нам придется потерпеть.

Мэб уныло вздохнула, уже жалея, что затеяла этот бессмысленный, беспредметный спор. Конечно же, их обоих утомляет эта страсть, а навязанный чарами секс приносит больше неудобств, чем удовлетворения.

– Давайте не будем ссориться, - Мэб протянула руку.
– Мир. Только, пожалуйста, постарайтесь поторопиться.

– Мир, - вместо того, чтобы пожать протянутую руку, Реджинальд поднес ее к губами поцеловал. Теплое дыхание опалило ладонь. По коже пробежала дрожь. Мэб невольно бросила взгляд на часы. Еще день, а она уже… хочет этого мужчину. Хочет оказаться в его объятьях, надежных, крепких. Хочет целовать его, хочет выгибаться под его жадными поцелуями, ощутить наконец прикосновения, которых избегала. Хочет отдаться ему, возможно, прямо здесь, на небольшом круглом столе.

Мэб тряхнула головой и отняла руку.

– Если вам больше не нужна моя помощь, я пойду и займусь экзаменационными билетами. Виновен в чем-либо Миро, или нет, его нужно проучить.

– Да, - кивнул Эншо, медленно опуская взгляд.
– Идите.

Звучало это так, словно он отпускает ее, но Мэб отчего-то не разозлилась, хотя была рада выйти из слишком маленькой и тесной кухни. Оказавшись в библиотеке, служившей им также рабочим кабинетом, она перевела дух, а потом, после кратких раздумий повернула ключ в замке и постаралась погрузиться в работу.

Глава двадцать четвертая, в которой снова вступает в свои права рутина

Оставшиеся до бала четыре дня и Мэб, и Реджинальд отчаянно пытались вернуть в свою жизнь ту устоявшуюся рутину. Завтрак, собранный на скорую руку, работа, обед, рабочие совещания, относящиеся к тому же балу, ужин, непременно в городе, в пабе, как можно дальше друг от друга. Быстрый, грубый, лишенный каких-либо лишних эмоций секс на злосчастной кушетке. Сон. Завтрак. Занятий почти не было, да и пытаться добиться от студентов прилежания было невозможно. Все мысли девушек занимал предстоящий бал, особенно тут отличались первокурсницы. Для тех из них, кто принадлежал к простым семьям, это был первый бал в жизни, какая уж тут учеба.

Мэб все свободное время посвящала разбору завалов в музее. Первое время она пыталась делать это вручную, полагаясь на помощь молчаливой Лили. Потом решила, раз уж нет ничего зазорного баронессе расхаживать в рабочих брюках и косынке, вооружившись метлой, то и поколдовать она может. С применением волшебства дело пошло быстрее. Лили быстро освоила несколько простых заклинаний, которые позволяли разобрать мусор по кучкам: стекло и фрафор в одну сторону, дерево в другую, бумаги — в третью. К концу второго дня было достаточно прибрано, чтобы можно было начать собирать уцелевшие предметы, не опасаясь изрезать руки.

Уцелело к великой досаде Мэб не так уж много. Создавалось впечатление, что, не найдя искомое, преступник со злости переломал все, что ему попалось под руку. Еще в первый день Мэб наведалась к Кэрью в небольшой участок на самой окраине городка, но ничего полезного не узнала. Расследование велось, как обычно, спустя рукава. У инспектора к тому же сыскалось отличное оправдание: в Абартоне никогда не происходит ничего серьезнее студенческих шалостей. Мэб, вспылив, с трудом сдержалась и не наорала на Кэрью. Шалости? Стало быть, пожар в колледже Арии, соблазнение Лили, угрозы, шантаж, разбитая склянка с запрещенным зельем, а теперь еще разгромленный музей это — шалости?! Потом Мэб вспомнила, что по крайней мере о трех вещах никто не знает.