Во имя Абартона

– Да, вот так, ректор, - бубнил лорд Гоури.
– Нужна всего пара капель вашей крови, не больше. Вот на эту пластину.

Голос становился все тише, речь все монотоннее, и бельведер резонировал странным образом. Прошло несколько минут, и Реджинальд ощутил эту пульсацию всем телом. Она походила на биение гигантского сердца. Ректор забормотал неразборчиво ритуальную формулу, и «сердце» билось теперь в заданном ритме. Все быстрее, быстрее. От этого начала кружиться голова. А потом показалось, что земля ушла из под ног, и Реджинальд начал падать куда-то. Медленно. Неторопливо. Не испытывая ни страха, ни тревоги, потому что не было в этом падении ничего противоестественного.

Тем хуже было приземление.

Боль раскаленным шипом вонзилась в живот, в солнечное сплетение, точно предательский удар под дых. Реджинальд охнул, неспособный издать больше ни одного звука, согнулся пополам, а потом повалился на одно колено, прижимая ладонь к пульсирующей точке, силясь унять боль. Рот наполнился густой, вязкой кровью. В ушах загудело, зашуршало, зазвенело: чудовищная какофония звуков на пределе слышимости, одновременно едва слышимых и непереносимо громких. Боль взметнулась по позвоночнику вверх, стрельнула в череп, раздирая его изнутри, метнулась от виска к виску, попыталась выдавить глаза.

– Эй, Эншо!
– голос ректора показался невыносимо резким, точно металлический звонок на станции Брай. Он был до того громкий и грубый, что ночной поезд, прибывающий на станцию и сопровождаемый этим звонком, будил всю округу.
– Эншо! Как ты?!

– Отлично, - просипел Реджинальд и провалился в темноту.

* * *

Печатая шаг, раздраженно стуча каблуками, вон Грев удалился. Мэб проследила за ним, а потом, оперевшись на предложенную руку профессора Арнольда, вышла на улицу. Абартон потихоньку возвращался к своей привычной жизни. Оставалось чуть больше недели до последнего экзамена, а значит — до каникул. Большинство студентов охватила эйфория. Мэб помнила это чувство, сладостное ожидание лета, свободы. Для нее, правда, оно было также сопряжено и с мучительным визитом к матери, с балами в Имении, непременными визитами близких и дальних родственников и Летним Сезоном, когда всех девиц от шестнадцати и до двадцати лет вывозили в Кингемор, чтобы представить возможным женихам. По счастью, совсем этим удавалось покончить не больше чем за две недели, а потом отец, берущий специально отпуск, вывозил ее к морю, или в горы. Несколько раз они отправлялись за границу, в Вандомэ, в Трис, в Рино, на родину королевы Шарлотты, где все было таким крошечным в сравнении с Роанатой, и таким милым. Даже лошадей, как помнилось Мэб, там разводили низкорослых.

– О чем задумались, моя дорогая?
– Арнольд остановился, утирая пот со лба, а потом устало опустился на скамейку.
– Посижу-ка я. Старость — не радость.

– Как девушек щипать, профессор, так вы — молодой, - шутливо возмутилась Мэб.

– А вы не путайте, не путайте, - фыркнул Арнольд.
– Это с возрастом никак не связано. Так о чем задумались, леди Мэб?

– О лете. Об отпуске.

– О, сладостные мысли, - блаженно улыбнулся старик.

Впервые за долгие годы мысли эти не были сладостными, ни малейшей радости не приносили, но об этом Мэб промолчала. Ей предстоит избавиться от «Грёз», затем найти соблазнителя Лили, а еще… еще… Мысли вдруг спутались, перед глазами потемнело. Мэб упала бы, не приди ей кто-то на помощь. Она ощутила вдруг горячие руки на своем локте.

– О, Боже! Боже! Так, юноша, усадите леди Мэб на скамейку. Воды! Воды! Немедленно!

– Все хорошо… - пробормотала Мэб.

– Так я пойду?
– спросил знакомый голос.

– Стоять, Миро! Возможно, потребуется доктор!

– Нет! Не нужно доктора!
– Мэб открыла, наконец, глаза и посмотрела на Арнольда, встревоженного, и привычно наглого на вид Миро.
– Я в порядке.

Я в порядке, - повторила она про себя, потирая горячий, испариной покрытый лоб. Но в беде кто-то другой. Впрочем, тут гадать было не нужно. Реджинальд. Это понимание оказалось странным, одновременно болезненным и в то же время, несущим удовлетворение. Словно бы Мэб мучительно металась в поисках, и вдруг увидела цель.

– Мне нужно найти Ре… профессора Эншо.

– Видел его возле профессорской, - елейным тоном сообщил Миро. – Засим откланиваюсь.

И он сбежал прежде, чем его успел остановить Арнольд. Пожилой профессор проворчал что-то себе под нос и вновь склонился над Мэб.

– Вам точно не нужен доктор, моя дорогая?

– Мне — нет, - отрезала Мэб окрепшим голосом. Она поднялась, борясь с головокружением.
– Извините, мне срочно нужно найти Реджинальда.

Она пошла быстро в сторону профессорской, положась на свою удачу, позволяя ногам выбирать направление. Профессор Арнольд нагнал ее уже в дверях. Там же столкнулась Мэб и с Дженезе Оуэн, чье недовольное, потемневшее лицо отозвалось горечью во рту.

– О, профессор Арнольд, профессор Дерован. Вы тоже это почувствовали?

Мэб коротко кивнула, даже не вслушиваясь.

– Возмущение магического фона, - пожал плечами Арнольд.
– Полагаю, ректор все же озаботился защитой Абартона.

– Теперь придется перенастраивать все учебные артефакты, - скривилась Оуэн.

– Ну ведь не вам же, дорогуша, - добродушно улыбнулся Арнольд.

Мастер Проклятий сказала еще что-то, но Мэб оставила их позади и упрямо пошла вперед, вверх, одной лестницей, второй, еще выше. Возмущение магического фона. Отрешившись от чужой боли, она смогла наконец ощутить его. Точно приливная волна накрыла Абартон, выплеснув чудовищный объем силы, а вместе с ним мусор. Придется не только перенастраивать артефакты, но и колдовать в ближайшие сутки с осторожностью. Пожалуй, неудивительно, что магическую защиту Абартона активируют так редко.

Еще лестница, и еще одна, выход на крышу. Мэб шла вперед упрямо, следуя собственным желаниям, своей удаче. На крыше только замешкалась, оглядываясь. Перед ней была лишь небольшая площадка, от которой к немного вычурной надстройке — трехэтажной ротонде с огромными окнами, полуколоннами, причудливыми фигурами — тянулся узкий мостик из тронутого ржавчиной металла. Он скрипел и раскачивался под резкими порывами ветра, то и дело налетающими с востока. Магический выброс притянул к Абартону грозу. Она была еще далеко, но ветер гнал ее все ближе и ближе. Небо уже начало чернеть на горизонте.

Мэб опасливо тронула перила, ощущая под пальцами шелушащуюся, на чешуйки рассыпающуюся ржавчину, а потом сжала старый металл и сделала первый шаг, еще один, и наконец побежала, стараясь поскорее оказаться на твердой земле, которую не раскачивал ветер, которая не скрипела под ногами.

В бельведере пахло плесенью. Здесь особенно остро чувствовалось запустение, которое отличало также и музей. В это место нечасто наведывались, а значит и не нужно было поддерживать его в пристойном виде. Однако, стертые ступени винтовой лестницы говорили о том, что когда-то по ней часто поднимались.

Последний раз защиту Абартона активировали сто пятьдесят лет назад. Подробностей Мэб не помнила, и сейчас сожалела об этом. Каковы были последствия, кроме очевидной выгоды? Что бывало, если ректором Абартона оказывался человек, не обладающий магической силой. Впрочем, в те времена такое вообразить было непросто.

На винтовой лестнице перил не было. Они, вроде бы, и не требовались, но Мэб сожалела об их отсутствии. Все здание сотрясалось, вибрировало, и ступени норовили выскочить из под ног. Мэб впивалась пальцами в шершавую, грубо оштукатуренную стену, поднимаясь виток за витком на самый верх, ежась от неприятного, беспричинного страха, от возмущений силы и от сквозняков, беспрепятственно влетающих и вылетающих сквозь тут и там разбитые окна.

Оказавшись, наконец, наверху, в круглой, металлом и стеклом отделанной комнате, она на мгновение ослепла от яркого света. Всюду горели нестерпимо, сияли и пульсировали магические знаки, и даже закрыв глаза, Мэб видела их под веками. Они все были смутно знакомы по учебникам, но не складывались в осмысленный текст. Казалось также, что этот яркий свет должен источать жар, но вместо этого в ротонде было необыкновенно холодно. Под ногами даже иней поскрипывал.

– О, леди Мэб!
– голос вон Грева, бодрый, резкий нарушил звенящую тишину, и все пропало.