Во веке веков

Вздёрнув носик, подобрав губы и прищурившись, Надя взглянула на Сашку так, словно готовилась влепить ему пощечину и искала для этого повод. А он-то знал, что с её вольным и своенравным характером она сделает задуманное в любой момент.

И вот колыхнулась её грудь под натянувшимся крепдешином, купленным к их свадьбе, и рука пошла вверх как для размаха. Мелькнула мысль повернуться к ребятам, призвав их танцевать, пока играет дед – со спины-то не будет бить. И не смог этого сделать завороженный межденным подъёмом руки. Она поднималась всё выше, выше. Пока пальцы не коснулись укладки на голове – аккуратных завитушек, придававших её лицу выражение кошачьей покорности. И он увидел, что она прощала его… И отдавала себя в полное его распоряжение, надеясь на благородство. Но сама – знал он, в любой момент сбросит с себя наигранную покорность и взбесившейся кошкой вцепиться в лицо – чтоб не заглядывался на других.

– Надя, потанцуем, – подхватил он её и под музыку деда закружил по двору.

* * *

Новый дом хоть и большой был, но всех гостей вместил с трудом. Расселись за длинным столом, поставленным через две комнаты, шутили, что хоть и в тесноте, но – с таким угощеньем – не в обиде. А Валдаевы хозяйки и вправду не поскупились: напекли-наварили всего – душа радуйся. А тут и удивиться было чему: в центре стола лежал в блюде сом с красными раками на его черной лоснящейся спине, а вокруг рыбины, в глубине холодца просматривались стайки пескарей. Восторгам и оханьям не было конца. Хвалили деда, поймавшего такого бугая, но больше всего досталось похвал Василисе, сотворившей этакую красоту.

– Ай да Василиса! Вы гляньте, пескари-то плывут!..

– Вареные-то?..

– Да как живые, глянь-ка!..

– Так осетров заливали, – сказала с грустинкой Ольга Сергеевна дочери. Ирина вопрошающе глянула на Гаврилу Матвеевича.

– Мужики – пескарей да сомов, дворяне – осетров, – подтвердил он, вспомнив кухмистерскую графа Потуремского, у которого приходилось видеть заливных осетров на серебряных блюдах.

Горделиво подумал дед, что вот и пришёл на мою улицу праздник. Вокруг родня и самые близкие. И радость новая – пошли внуки в большую жизнь, забродили, как молодое пиво. Сейчас может такая комедия закрутиться – до конца жизни смеха хватит. Вот только Ольга Сергеевна, – покосился на неё, – пришла сердитая, с ней нелегко будет. Она сразу попыталась сразу подступить к нему с вопросами, но явно смутилась, увидев его парадный вид.

А он не упустил момент, тут же повёл всех и её с Ириной за стол. Пока пусть подивятся, а потом пить начнемём, плясать… Уведём у тебя глазастую, распалялся Гаврила Матвеевич, и чувствовал себя сильным, ловким, бедовым. И что это говорят про старость? Вон они, молодые-то, ведь зелень зеленью, ни в чем смака не знают. Не будь «рябого», какая бы жизнь пошла! Но про это – потом…

Он оглядел гостей, сверкнув глазами, и поднял стакан, готовясь огласить тост.

Шум понемногу стих. Все расселись, наполнили стопки, рюмки, стаканы.

– Говори, дед.

– Провозглашай.

– За здравие, что ль?

– И за здравие, и за память выпьем, – сказал Гаврила Матвеевич. – Медовуха своя, пей сколь хошь, чтоб душа играла – не дурь. А сказать я вот что хочу.. – помедлил он, собираясь с мыслями, глянул на одного внука, на другого – остановился на старшем. – Не хотел я, чтобы Александр в армии служил. Крестьяне мы, и должны на земле стоять крепко. Но, видать, надо… Так что служи, Александр Тимофевич, праведно. Такой тебе будет наш наказ.

– Вот это… Точно, – попытался подняться отец для напутствия сына, но его уже развезло. – А чё… никак?..

– А Константину Тимофеевичу так скажу, – продолжал дед. – Оч-чень нам агроном нужен. Учись, Костенька. И где бы вы ни были, кем бы ни стали – помните: любовь не купишь и тоску не продашь. Не товар, видишь ли, чтоб ими торговать. А здесь у вас остаётся самая большая любовь. Покуда мы живы. А уйдём – печаль вам останется. За то, чтобы поняли это, и выпьем по первой!

– Ох, правильно, папа! – рванулась Галина Петровна с поднятой стопкой, чтобы чокнуться с ним, плеснула медовуху и, не глядя ни на кого, заговорила, торопясь, как недавно ездила в Ростов к сестре, хорошо гостевала, а её всё назад тянет, к ним вот ко всем, что всех-то она любит, готова расцеловать каждого.

– Кума, начинай с меня!

– А я, вот он – ближе!

Засмеялись, заговорили разом, а выпив, принялись дружно закусывать, приговаривая:

– Ох, хороша!

– Винегретику?..

– Это я уважаю.

– Нам тоже сомятинки.

– Вася, ну что ж ты одну зелень крушишь, – выговаривала Василиса мужу. Зыков смущённо улыбался, а она накладывала ему на тарелку куски мяса.

– Побольше клади, – посмеивался через стол Поляков Виктор, когда-то ухаживавший за Василисой. Подмигнул ей. – Когда мужик мясо ест, у него кровь играет.

– А я гадала, с чего Валентина твоя вчера плакала? Мяса, значит, не поел.

– Ха-ха-ха…

– Вот резанула, Васька. В повал!

Шумело, бурлило застолье. А Гаврила Матвеевич уже требовал наливать по второй. Упрашивать не пришлось. Медовуха есть медовуха, бражка на меду. Пьёшь как сладкий лимонад, голова ясная, а перепил – ноги не поднять. Тимофей, кажется, готов, – отметил Гаврила Матвеевич и поглядывал на Данилу: как этот? Крепок, чорт.

Пили за родителей. И за деда выпили. Потом за тех, кого уже на свете нет, пили, и за то, чтобы не было войны.

– А можно, я скажу? – поднялась со стаканчиком Ольга Сергеевна.

– Говори сколь хочешь. Слово не заказано.

– За счастье наших детей! – заговорила Ольга Сергеевна по-учительски твёрдо, так что сразу стих весёлый говор сначала в первой комнате, затем и во второй. – За то, чтобы были они счастливее нас, родителей. И лучше нас. В этом же смысл жизни. Иначе зачем жить?

– Ну да… – кивнула Галина Петровна, на которой остановился взгляд Ольги Сергеевны. Только куда ж она клонит?..

– Учиться им надо. И Косте, и Саше, – разъясняла Ольга Сергеевна, увидев в направленных на неё взорах немой вопрос, – Институтом и училищем учение не кончается. Надо дальше идти. Я говорю это потому, что знаю незаурядные способности Константина. Он может стать ученым – как Мичурин. И Саше надо поступать в Академию красных генералов, чтобы стать командующим.

– А что, и станет! Генералом! – пьяно бухнул по столу кулаком отец и грозно уставился на Сашку: станешь, нет? – Вон твой дед ротным стал. По-онял?!. В действительной не служил, а нами командовал. Данила, я правильно говорю? Во-от… Прадед у нас был суворовский солдат. А ты чтоб – генералом!

– Жми, Сашка, до генерала!

– Выпьем!

– Учиться надо! – веско заметил ещё больше раскрасневшийся от медовухи Зыков. Это были его первые за всё застолье слова. Прозвучали авторитетно и все прислушались, что ещё скажет директор МТС.

– А жениться когда? – бухнул в тишине Данила Зацепин и пьяными глазами уставился на Зыкова. – Всё учиться да учиться. Хватит, чать. Ребятню надо рожать.

– Никак, Данила жениться вздумал! – притворно изумилась Галина Петровна и принялась шутливо теребить Зацепина. – Ой, радость-то какая! На свадьбе гульнём! А я думаю-гадаю, почему один пришёл, без Дуси. Бросил старую. Правильно! Позолоти ручку – вот такую сосватаю….