Во все тяжкие…

— А в перспективе?

— А в перспективе, Константин Павлович, заведу гарем, — отвечал Сочинитель.

«Я забрал 40 томов из серии «Всемирная литература», оружейную коллекцию, кое-что из вещей. (Остальные книги увезет Анатолий.) Уезжаю надолго, считай, навсегда. Квартира в твоем (вашем) распоряжении. Константин».

Такую записку оставил Автономов Милене.

И город опустел после его отъезда. Так бывает. Уезжает один человек из ста, предположим, пятидесяти тысяч, а такое впечатление, что произошла повальная миграция, или дружная эмиграция, или массовая депортация — словом, отток жителей. Образуется зияющая брешь в народонаселении. Жизнь заметно тускнеет. Скучно на этом свете, господа, без Автономовых!

Чтобы не оставаться в полном одиночестве, я позволил все-таки герою своих «Путешествий» выжить и выздороветь.

С Натальей Георгиевной Маневич было сложней: она не подчинялась моим сочинительским прихотям. Она не давала о себе знать, а подкарауливать ее у входа в поликлинику, звонить домой и слышать холодные ответы сына, что мамы нет, — это уже было. Я РЕШИЛ ЗАБОЛЕТЬ. В конце концов, болезнь — испытанный сюжетный ход.

Звонок оказался удачным: Наташа сама сняла трубку. Она слегка встревожилась, услышав мой слабый, страдающий голос.

— Что с тобой? — спросила она.

— Жуткий радикулит, Наташа, — правдиво солгал я. — Рецидив радикулита. Не могу сходить в аптеку. Лежу пластом. Как быть?

Наступило молчание.

— И голодный, как пес, — жалобно продолжал я. — Запасы продуктов кончились и…

— Ты меня не обманываешь? — спросила она.

— Нет, в самом деле сильно прихватило. Если ты действительно врач…

Я детский врач, — напомнила она.

— Ну и что? Я тоже когда-то был ребенком. К тому же в старости люди впадают в детство. Мой случай, Наташа.

Опять было несколько мгновений задумчивого молчания.

— Хорошо, я приеду. Надеюсь, ты не симулируешь, — сказала моя бывшая женщина.

Трудно поверить, но факт: к тому времени, как она постучала в дверь, у меня действительно заныла вдруг поясница, меня согнуло и скрючило. НАКАЗАНЬЕ ГОСПОДНЕ!

Но еще до прихода Наташи прозвучал телефонный звонок. Мужской голос в трубке был мне совершенно незнаком, но спрашивал он именно меня.

— Да, слушаю. Вы не ошиблись, — отвечал я.

Незнакомец представился: Братченко Егор Михайлович из гидрометеослужбы. Он звонит по просьбе Константина Павловича Автономова. Известен мне такой человек?

— Ну еще бы! Более чем известен, — сразу разволновался я.

Дело в том, что он, Братченко, в компании приятелей провел пятницу, субботу и, считай, сегодняшнее воскресенье в Остромысовке. Они там рыбачили, а жили на бывшей станции, которую бдительно охраняет мой друг. Так вот, Константин Павлович просил передать мне пламенный привет. Что он и делает.

— Спасибо. Спасибо большое. Как он там?

Не только привет, продолжал незнакомый Братченко слегка охрипшим басом. Константин Павлович передал для меня парочку горбуш его собственного посола — семужного. Но за ними мне надо будет самому подъехать. Известно мне, где располагается управление гидрометеослужбы?

— Да, знаю.

— Ну вот, подъезжайте завтра между десятью и одиннадцатью и заберете. Седьмой кабинет. Братченко, значит.

— Спасибо. Подъеду. Как он там? Здоров? Не хандрит в одиночестве?

Мой собеседник густо и хрипло рассмеялся:

— Какое одиночество, что вы! Сейчас сезон. Рыбаков навалом. Он без гостей не живет.

— Вот как! А гости, надо думать, приезжают не пустые? — спросил я со значением.

— Вы насчет водочки? Ну само собой. Без нее не обходится.

— А сторож не злоупотребляет? — спросил я напрямую.

Братчеико закашлялся.

— Даже не знаю, что вам сказать… — вновь заговорил он. — Кстати, ждет вас в гости. Вы не собираетесь?

— Пешком далеко.

— Зачем пешком? Мы в будущую пятницу опять туда поедем. Можем и вас захватить.

— Это было бы здорово, — обрадовался я.

— Ну вот, подходите завтра за рыбехой и обговорим.

Мы распрощались. И почти сразу же поясницу пронзила острая боль. «А что, если сторожа вот так прихватит, да еще зимой?» — мелькнула мысль, когда я, постанывая, открывал дверь Наташе.

Сорокатрехлетняя Наталья Георгиевна являла собой прекрасный образец бабьей осени с устойчивой, ласковой погодой, безмятежным небом, багрянцем листвы, тишиной мирного увядания… Можно сказать, что она была полноценным августом (или началом сентября), я же напоминал мерзейшую пору позднего октября или даже начала ноября с перепадами холодного дождя и мокрого снега. Хотелось поцеловать ее в губы, но она увернулась и подставила щеку. Не получилось и целебного объятия.

— Спасибо, что пришла, — сказал я. — Хорошо выглядишь, Наташа. (На большие комплименты женщинам Сочинитель не способен.)

— А ты очень плохо, Толя. — Повторялся разговор с Миленой.

— Да, расклеился, видишь… Зато не пью, как Автономов. Он в тайге сторожит объект. Дошли слухи, что злоупотребляет, — горестно вздохнул я.

— Зачем ты мне это говоришь? Какая у тебя грязь!.. — огляделась она.

— Да? Находишь? А мне кажется, что стерильная чистота.

Дальше — медицинский осмотр. Я сбросил халат. Мой личный врач попросила меня согнуться и разогнуться. Еще раз согнуться и разогнуться. Ощупала поясницу и спину, уложила на тахту и стала поднимать мои ноги: то левую, то правую, стараясь добиться прямого угла. Но это не получалось, ну никак. «Так больно?» — спрашивала Наташа с серьезным, но сострадательным лицом. «Больно». — «А так?» — «А так еще больней. Я не могу умереть, Наташа?» — «Не в этот раз», — бегло улыбну лась она и открыла свой медицинский чемоданчик. Там было много всякой всячины.

— Вот прими таблетку резерпина. Сейчас принесу запить. А потом сделаю укол. А завтра тебе надо обратиться в поликлинику к невропатологу, пройти курс лечения.

Значит, все-таки очень серьезно у меня, да? Возможен летальный исход? — настаивал я на своей кончине.

— Ну, не глупи.

— А сколько времени займет этот курс лечения?

— Неделю. Полторы.

— Так долго? Но мы же с тобой собрались в тайгу, в гости к Автономову. Я забронировал тебе па пятницу место в машине.

— Напрасно, — сухо сказала Наташа и ушла за водой. И принесла воды. Я принял таблетку, а она опять удалилась на кухню кипятить шприц.

Отвратительно все-таки быть малоподвижным и беспомощным, но нам, пенсионерам, надо привыкать к горизонтальному положению. Оно — наше будущее.

— Наташа! — закричал я.

— Что? — откликнулась она из кухни.

— А нет ли у тебя ампулы с цианистым калием? Она бы мне здорово помогла.

Ответа не последовало. Некогда любимая женщина разучилась понимать мои офигенные шуточки.