«Военная анархия» в Римской империи

ных офицеров мобильной армии⁷²². В этих «защитниках» император, вероятно, видел зародыш новой аристократии, которая заменит сенаторскую⁷²³. В условиях все нарастающего кризиса новая военная система не дала ожидаемого эффекта, но уже в другой ситуации была использована и усовершенствована при проведении военных реформ Диоклетиана и Константина.

С этой военной реформой, несомненно, связана и политическая реформа Галлиена⁷²⁴. Аврелий Виктор (Caes. 33, 34) пишет, что Галлиен первым запретил сенаторам нести военную службу и приближаться к войску. А в другом месте (37, 6) он прямо упоминает эдикт Галлиена (Gallieni edicto). По поводу этих сообщений существуют две различные точки зрения. В том, что во второй половине III в. сенаторы действительно были отодвинуты от армии и что это в большой степени связано с военной реформой, согласны все. Но одни полагают, что никакого специального эдикта издано не было, и вытеснение сенаторов из военной верхушки проходило более или менее постепенно, являясь результатом создания новой военной системы⁷²⁵, а другие считают, что речь идет о специальном императорском акте, изданном в 262 г.⁷²⁶ Если следовать тексту Аврелия Виктора буквально, то надо признать правоту вторых. Действительно, историк недвусмысленно говорит о запрещении императора (vetuit) и даже совершенно ясно упоминает эдикт. Немного раньше (33, 33-34) Виктор пишет о причине этого запрещения и о реакции на него сенаторов.

Причиной, по мнению автора, является страх Галлиена, как бы из-за его нерадивости (socordiae suae) власть не была передана лучшим представителям знати (ad optimos nobilium). Сенаторы же восприняли этот акт императора как оскорбление, нанесенное их сословию (proprii ordinis contumelia).

Историографическая реакция не заставила себя ждать¹⁶³. Тот же Аврелий Виктор, рассказывая об энергичных действиях Галлиена, ко всей деятельности этого императора относится в целом отрицательно. Он приводит многочисленные факты позорного, на его взгляд, поведения Галлиена. В частности, по его мнению, именно посещение императором харчевен и винных лавок во время чумы в Риме, а особенно тот факт, что он находился под властью своей жены Салонины и в то же время позорно имел любовницей дочь германского царя Атгала Пипу, и вызвали наиболее ожесточенные внутренние смуты (6). В разгар этих смут и вторжений варваров Галлиен, по словам Аврелия Виктора, бесчестно (improbe) внушал гражданам, что всюду царит мир, и даже устраивал игры и триумфальные праздники. При этом историк прибавляет, что так бывает обычно, когда государством управляют по произволу (ex voluntate) ( 15). И вообще действия этого принцепса он называет гнусностями, преступлениями (flagitia) (29). Даже убийство Галлиена автор счел совершенным на общее благо (bono publico).

Аврелию Виктору вторит и биограф Галлиена. Так, рассказав о достижениях того в искусстве, «Требеллий Поллион» сразу же оговаривается, что от императора требуются иные качества, чем от оратора и поэта (SHA Gal. 11, 6-9). В некоторой степени итогом всего повествования (хотя этот пассаж помещен приблизительно в середине рассказа) служат слова биографа, что у Галлиена Римское государство было чуть ли не в пренебрежении (contempta prope re publica) (11, 5). И Евтропий (IX, 8, 1) говорит, что Галлиен правил сначала счастливо, затем приемлемо, а в конце пагубно (primus feliciter, mox commode, ad ultimum perniciose). Эти негативные оценки в огромной степени контрастируют с описаниями деятельности Галлиена, даваемыми этими же авторами.

^ц'^х Carrie J.-M., Rousselle А. Op. cit. Р. 90. Конечно, некоторые черты характера и поведения самого Галлиена давали пищу негативным слухам и повод для отрицательной характеристики императора. Но все же главным было другое: резкое недовольство реформой Галлиена. И едва ли надо всерьез принимать все обвинения, предъявляемые Галлиону просенатской историографией (см., например: Куликова 1О. В. Концепция власти в эпоху солдатских императоров // Studia historica — VII. M.. 2007. С. 143).

Характерны события, происшедшие в Риме после смерти Галлиена. Аврелий Виктор (33,31-32) и Зонара (XII, 26) рассказывают, что после прихода в столицу известия об убийстве Галлиена сенат обрушился па всех сподвижников и родственников убитого принцепса, включая его брата и сына, и лишь его преемник Клавдий от имени солдат предписал прекратить бесчинства, в которых в равной степени участвовали и знать, и народ (nobilitas plebesque). По словам «Требеллия Пол-лиона», солдаты после убийства Галлиена тоже подняли мятеж, но уже ради мести за убитого императора, ибо он был, по их мнению, полезным (utilem), нужным (necessarium), смелым (fortem), а потому и способным вызвать зависть (efficacem ad invidiam). И недаром, как только что было сказано, действуя от имени солдат, новый император сумел добиться прекращения волнений. Более того, Клавдий даже заставил сенат обожествить Галлиена (Aur. Viet. Caes. 33,27-29). И лишь после того как один из заговорщиков — Марциан — раздал солдатам деньги, их настроение радикально изменилось, и воины потребовали, чтобы Галлиена объявили тираном (SHA Gal. 15,2). Такое отношение к Гал-лиену не могло не быть связано с его отношениями с сенатом⁷²⁷.

Аврелий Виктор (29) называет Галлиена «худшим (pessimus) принцепсом» и говорит, что с ним всегда будут сравнивать плохих правителей. Здесь нельзя не вспомнить официальное признание Траяна «лучшим принцепсом» и пожелание вновь вступившим на трон быть «лучше Траяна». Галлиен, таким образом, предстает как прямая противоположность столь любимому сенаторами Траяну⁷²⁸. Более того, столь отрицательная оценка этого императора контрастирует с прославлением его отца Валериана, биография которого приписывается тому же «Требеллию Поллиону». Даже позорное поражение Валериана (какого, кстати, Галлиен не испытывал) приписывается лишь неизбежному року (fatali... necessitate) (SHA Val. 7). И это при том, что для авторов (или автора) сочинения победы на поле боя были неотъемлемым критерием «хорошего принцепса»⁷²⁹. Галлиена противопоставляли и его преемнику Клавдию, о котором его биограф (2, 3) говорит, что в нем соединились доблесть (virtus) Траяна, благочестие Антонина, умеренность Августа и добрые качества (bona) великих государей. Разумеется, такая оценка Клавдия была в огромной

степени вызвана претензией Констанция Хлора и, следовательно, его потомков на происхождение от этого императора (SHA Claud. 13,2). Сам автор биографии (1,1) недвусмысленно говорит, что именно Констанций был инициатором создания жизнеописания Клавдия. Даже если это утверждение подвергать сомнению, а генеалогию Констанция считать вымышленной, «социальный заказ» здесь несомненен¹⁶⁷. Но в данном случае важен другой аспект. Появление таких негативных оценок и противопоставление Галлиена как некоторым предшественникам, так и преемникам становятся вполне понятными, если учесть, что в историографии, особенно латинской, господствовала ясно выраженная просенатская тенденция. И они, несомненно, отражают резкое недовольство сената деятельностью Галлиена¹⁶⁸.

Думается, что, если бы Галлиен только продолжал политику своих предшественников, отношение сенаторов к нему и его деятельности не было бы столь отрицательным. Это суждение, разумеется, не является доказательством, но представляется все же косвенным доводом в пользу версии о принятии Галлиеном радикального акта, резко изменившего положение сената. Эпиграфические свидетельства подтверждают, что после 262 г. сенаторские легаты начинают довольно быстро заменяться чиновниками и командирами всаднического ранга¹⁶⁹. Конечно, мгновенной замены произойти не могло, но процесс, начатый уже раньше, теперь резко ускорился.

^м Syme R. The Ancestry of Constantine// Bonner Historia- Augusta-Colloquium 1971. Bonn, 1974. P. 237-242, 245.

"^ Syme R. The Ancestry... P. 243. Bengtson H. Romische Geschichte. Munchen. 1985. S. 340: Alfoldy A. Studien... S. 417-418; Автор (или авторы) «Истории августов» занимает совершенно ясную просенатскую позицию: Alfoldy G. Die romische Sozialordnung in der Historia Augusta// Bonner Historia-Augusta-Colloquium 1975/1976. Bonn, 1978. S. 49. Это отражается, в частности, в оценке деятельности Галлиена. А. Алфёльди обращает внимание на то, что в кодексе Юстиниана очень мало эдиктов Галлиена, что, по его мнению, является еще одним доказательством враждебного отношения сенаторских кругов к этому императору. Такое враждебное отношение к Галлиону в противоположность положительной оценке Валериана часто объясняют антихристианской тенденцией «Истории августов», поскольку Валериан преследовал христиан, а его сын прекратил эти преследования: например, Beranger J. L’heredite... P. 1, 13. Но думается, что это едва ли 1ак. По крайней мерс, это нс могло быть единственной причиной. У сената явно были и другие резоны ненавидеть Галлиена. Уже давно было отмечено, что греческие авторы относятся к Галл иену гораздо более доброжелательно (Alfoldy A. Studien... S. 419). Эго могло быть связано и с приверженностью Галлиена к греческой культуре (недаром он сам был посвящен в элевсинские таинства), и с тем, что ненависть римских сенаторов в фско-язычной части Империи ощущалась гораздо меньше.

' Pflaum H. G. Zur Refont!... P. 108-114; Kotula T. Aurelien... P. 44; Carrie J.-M., Roussette A. Op. cit. P. 133-134; Lo Cascio E. Op. cit. P. 160.

Римские сенаторы всегда были абсолютно уверены в своем праве (и обязанности) занимать высшее положение как в гражданской жизни, так и в армии. Идеальный сенатор, по их мнению, тот, кто одинаково силен и domi, и militiae, как, например, один из учителей Марка Аврелия Юний Рустик (SHA Маге 3,3)⁷³⁰. И даже если на деле многие сенаторы к тому времени стремились уклониться от военной службы⁷³¹, свое право занимать высшие военные должности в принципе они очень ценили. Возможности возглавлять легионы и провинции являлись важнейшими привилегиями сенаторов, и теперь они были лишены именно этих привилегий⁷³². Отсюда и восприятие реформы Галлиена как оскорбления всего сенаторского сословия. Сенат тем острее должен был воспринять эдикт Галлиена, что совсем недавно именно он, как говорилось выше, спас Рим от германского вторжения. Пока императора не было, он взял на себя организацию обороны и достиг в этом решающего успеха.

Что касается времени издания этого эдикта (если он действительно был, что нам кажется наиболее вероятным), то действительно наиболее вероятен 262 г.⁷³³ При том, что Галлиен действовал на Западе совершенно самостоятельно и подчеркивал свою связь со своей армией, едва ли он мог без согласия отца сделать такой радикальный шаг, который в таком случае вообще бы имел значение только для той части Империи, которая была под его властью. А отношение просенатской историографии к Валериану показывает, что никаких антисенатских мер тот не предпринимал⁷³⁴. В то же время ситуация сразу же после катастрофы на Востоке была столь сложной, что времени для внутренних реформ почти не было. Правда, уже тогда Галлиен совершил важный и нетривиальный поступок: своим коллегой в качестве ординарного консула 261 г. он сделал всадника Л. Петрония Тавра Волусиана, и это был первый случай в римской истории, когда консулом становился всадник. До этого Петроний Тавр делал военную карьеру. После службы в различных легионах он командовал пожарной, городской и несколькими преторианскими когортами, а затем и всей преторианской гвардией. Вошел он