«Военная анархия» в Римской империи

невозможно⁹⁴⁵. Однако Аврелиан стремился поставить все существовавшие монетные дворы и деятельность монетчиков и их руководителей под свой контроль⁹⁴⁶. Мастерские обязаны были специальными сокращениями обозначать свое местонахождение. Все они должны были чеканить монеты по единому стандарту и с одинаковыми изображениями и легендами на обеих сторонах. Это было важно не только для унификации денежного обращения, но и в идеологических целях, поскольку монеты были и важным средством пропаганды. После подавления выступления римских монетчиков мастерская в Риме была вовсе ликвидирована, и главный монетный двор стал располагаться в Медиолане. Лишь в 272 г. в Риме снова стали чеканиться монеты. Вывод главного монетного двора из Рима поставил под вопрос даже формальную роль сената в выпуске денег. На монетах Аврелиана исчезают буквы SC. Отныне вся финансовая система государства не только фактически, но и юридически становится монополией императора⁹⁴⁷.

Также была существенно реорганизована сама монетная система. Эта реорганизация началась уже в начале правления Аврелиана, но воссоединение с Империей Пальмиры и Галлии дало императорской казне значительный приток богатств, который позволил приступить к ней более решительно. Основной монетой остался антониан, но его вес увеличился до 3,8 г, а доля серебра повысилась с 1-2% при Клавдии до 4-5%⁹⁴⁸. Это дало возможность восстановить денарий в качестве фракции антониана. Он составлял половину антониана. Аврелиан восстановил и выпуск бронзовой монеты. В качестве таковой выступали сестерций и двойной сестерций, хотя последний выпускался в относительно небольшом количестве⁹⁴⁹. Наконец, Аврелиан стал активно выпускать золотую монету — аурей⁹⁵⁰. Первоначально эта монета была предназначена исключительно для раздачи солдатам, но позже была внедрена и в экономическую ткань. Чека-

пились два вида аурея —легкий, весом до 4,53 г, и тяжелый, приблизительно в 6,5 г, а иногда и больше. Проба и того и другого была весьма высока — 95%, т. е. это было почти чистое золото⁹⁵¹.

Все эти действия должны были восстановить доверие населения к деньгам и посредством этого к самой императорской власти. И частично Аврелиан этого добился⁹⁵². Через некоторое время, как кажется, более или менее стабилизировались цены, и это стало прямым следствием деятельности Аврелиана⁹⁵³. Само успешное проведение денежной реформы (или, лучше, реформ)⁹⁵⁴ стало знаком некоторого восстановления Империи после тяжелых испытаний прошедших лет. Монетная система, введенная Аврелианом, сохранялась в Империи в течение двадцати лет, пока за такую же реформу не взялся Диоклетиан⁹⁵⁵.

Аврелиан продолжил в еще больших масштабах, чем раньше, политику раздач (SHA Aur. 47,1; 48, 1-3; 5; Aur. Viet. 35,7). Важным было принципиальное изменение в самой практике этих раздач. Используя, видимо, египетский образец, он реформировал эту систему⁹⁵⁶. Обычно распространялся только хлеб. Распространение других продуктов являлось редким исключением. Аврелиан же не только расширил хлебные раздачи, но и распространил эту практику на мясо, масло и вино. Он подчеркивал, что она была добавлена из египетской добычи. Тем самым император подчеркивал неразрывную связь улучшения реального положения «низов» городского населения с его военными победами. А вино распределялось в портиках храма Солнца, созданного Аврелианом, о котором пойдет речь несколько ниже. Аврелиан, таким образом, четко устанавливал связь между поднятием жизненного уровня основной массы населения Рима и собственными деяниями. Он даже попытался было раздать бесплатно часть необрабатываемых земель в Италии для организации там новых имений, доходы с которых шли бы на обеспечение всех этих раздач⁹⁵⁷. Кроме того, Аврелиан сжег списки должников (SHA Aur. 39, 3; Aur.

Viet. Caes. 35, 7), жестоко преследовал ростовщиков (Aur. Viet. Caes. 35, 7). По его инициативе была начата постройка в Риме новой стены (SHA Aur. 21,9; Aur. Viet. Caes. 35, 7; Epit. 35, 6; Eutrop. XII, 15, 1; Zos. 1,49, 2). Эта постройка, как уже говорилось, была задумана еще Децием, но только Аврелиан действительно приступил к ней. Это предприятие должно было обезопасить город от возможного нападения и, что тоже было немаловажно, укрепить чувство безопасности у самих римлян и их веру в могущество императора, а также продемонстрировать способность Аврелиана к обширному строительству⁹⁵⁸. Строительство было действительно грандиозно. Мощная стена длиной почти в 19 км, толщиной в 3,5 м и высотой в 6 м окружала обширное пространство в 1230 га, в которое теперь были включены и районы за Тибром. Высокие стены поднимались через каждые 100 шагов, а от 18 ворот шли дороги в разные концы Италии и всей Империи⁹⁵⁹. Правда, Аврелиан только начал это строительство, а завершено оно было уже при Пробе (Zos. I, 49, 2), но уже и сам замысел, и начало грандиозной стройки резко повышали престиж Аврелиана. Предыдущая стена была построена приблизительно восемь веков назад царем Сервием Туллием. Аврелиан недвусмысленно сравнивал себя с одним из наиболее почитаемых предков римского народа. А сам император выступал чуть ли не как новый основатель Города. Характерно различие между монетными легендами ауреев, предназначенных в первую очередь для даров армии, и антонианов, ходящих в основном в гражданской среде (хотя, конечно, и среди солдат тоже). Если золотые монеты прославляют virtus Augusti, т. е. доблесть, связанную в основном с победами воинской славы, то на биллоновых антониапах гораздо чаще встречаются pietas (благочестие), victoria (победа), рах (мир) и concordia (согласие)⁹⁶⁰. А это значит, что перед мирным населением Аврелиан подчеркивает не только свои военные победы, но и принесенные этими победами мир и согласие, не говоря, естественно, о благочестии, обеспечившим ему все его достижения. Проведение этих мероприятий тоже стало возможным благодаря некоторому возрождению экономики и притоку в казну новых средств.

Центральной задачей внутренней политики Аврелиана было укрепление императорской власти во всех ее аспектах. Он был выходцем из сельских слоев населения северной части Балканского полуострова⁹⁶¹.

Сельские территории этой части были гораздо менее романизованы, чем города⁹⁶², так что Аврелиан мог воспринять римский дух и римские традиции лишь в армии. Это не значит, что он не „ощущал себя римлянином. Но это ощущение преломилось через призму солдатского восприятия. Отсюда и жестокость, и даже кровожадность Аврелиана, подчеркиваемая различными авторами (SHA Aur. 21,5; 36,2; 44, 2; Epit. 35, 9; Eutrop. XII, 14). Думается, что и особого пиетета к римским традициям он не питал и во главу угла ставил исключительно политические интересы государства (которые для него, естественно, сливались с его собственными). Именно эти интересы подвигли его на подчеркивание своей власти даже внешне. Автор «Эпитомы» (35, 5) отмечает, что Аврелиан первым среди римлян надел одежду, украшенную золотом и драгоценными камнями, и возложил на свою голову диадему. Уже Галлиен, как говорилось выше, выделялся пышной одеждой и обувью. Но это воспринималось как увлечение роскошью и решительно осуждалось. Сам Аврелиан, если верить его биографу, роскошью не увлекался и даже запретил жене иметь экзотический шелковый плащ, прибавив при этом, чтобы нитки не равнялись золоту (SHA Aur. 45, 4-5). По отношению к внешнему виду и убранству римлян он проводил довольно гибкую политику, разрешая и даже поощряя одно и запрещая другое (SHA Aur. 46, 1-6), имея в виду, несомненно, политические цели. Своих друзей он обогащал умеренно (modice), чтобы не вызывать зависти (SHA Aur. 45, 3). Так что ясно, что такой пышный вид был нужен Аврелиану не ради удовлетворения стремления «нового римлянина» к показной роскоши, а именно для подчеркивания решительного превосходства императора над всем остальным населением Империи. Такое одеяние Аврелиан заимствовал с Востока, и то, что он, как отмечалось выше, не был особенно привержен римским традициям, несомненно, облегчало ему этот шаг.

Другим важным средством укрепления императорской власти явилась религиозная политика Аврелиана. Первоначально, судя по монетам, эта политика ничем не отличалась от политики его предшественников, подчеркивавших связь с самыми разными римскими божествами, хотя преимущественно в их военных аспектах⁹⁶³. Так, излюбленными божествами, появившимися на монетах Аврелиана, были Марс и Геркулес, оба связанные с военными победами⁹⁶⁴.

Положение начало меняться в 272 г. после захвата Пальмиры. Хотя на Западе еще продолжала существовать Галльская империя, Аврелиан уже принимает гордый титул восстановителя вселенной (restitutor orbis)⁹⁶⁵. Другой важный титул императора — perpetuus (вечный). Он встречается и на монетах⁹⁶⁶, и в надписях (например, ILS 578, 580). Этот титул спорадически принимал Каракалла, но затем он почти не употреблялся⁹⁶⁷. Принимая его, Аврелиан подчеркивал вечность не Рима, как это было ранее, а самой императорской власти, тесно связанной с личностью самого императора. С возвращением из первого пальмирского похода связано и начало введения в Риме культа Непобедимого Солнца, которое скоро становится главным богом Римской империи. Возникла легенда, что во время жестокого боя с пальмирцами римскую армию спасло некое неизвестное ранее божество, а затем Аврелиан в храме города Эмесы увидел именно его и понял, что оно и является его покровителем, после чего он построил в Риме соответствующий храм (SHA Aur. 25,2-6). Если очистить этот рассказ от сверхъестественных аспектов, то влияние эмесского культа на дальнейшую религиозную политику Аврелиана едва ли следует отрицать⁹⁶⁸. Это был культ солнечного бога Эл-Ге-бала, который уже пытался ввести в Риме Элагабал, что и стоило ему жизни. И Аврелиан учел уроки своего далекого предшественника. Эмесское божество стало для него лишь отправной точкой дальнейшего религиозного развития. Рассказывали, что его мать уже была жрицей Солнца в его родном вике (SHA Aur. 4, 2). Видимо, эти воспоминания тоже как-то повлияли на императора. Но самое главное — в Риме издавна существовал культ Соля, собственного бога Солнца, и его введение приписывалось Титу Тацию (Dion. Hal. II, 50, З)⁹⁶⁹. Широкое распространение почитания Аполлона отодвинуло Соля на задний план. Но в условиях кризиса наблюдается возвращение к некоторым забытым старым божествам, в том числе к Солю. Уже Каракалла считает себя связанным с солнечным богом, и в одной из его надписей появляется Sol Invictus Imperator⁹⁷⁰. Это еще не означало, что культ Солнца выдвигается на первый план.

При Галл иене и противостоящих ему узурпаторах Солнце снова начинает занимать важное место в их религиозной пропаганде⁹⁷¹. И все это сочетается с широким распространением синкретических культов. Обоим условиям отвечал солнечный культ, введенный Аврелианом.

Очень важен еще один момент. Если Элагабал заставлял римлян поклоняться своему, не очень-то понятному римлянам, богу в его восточном облике в виде черного камня, то Непобедимое Солнце Аврелиана представало в привычном римском виде как полуобнаженный юноша с головой, излучающей свет, либо шагающий, либо едущий на квадриге с поднятой благословляющей правой рукой и земным шаром в левой⁹⁷². Более того, сооружая храм этого бога, Аврелиан создал новую жреческую коллегию, членов которой он назвал понтификами бога Солнца (pontifices Dei Solis)⁹⁷³. Это наименование было не случайным. С одной стороны, император как бы говорил, что его бог является по меньшей мере равноправным с самим Юпитером. А с другой, жрецы должны были носить привычное старинное римское название, что подчеркивало римский, а не какой-то сирийский характер Непобедимого Солнца. Понтификами солнечного бога становились не восточные жрецы, а почтенные римские сенаторы⁹⁷⁴. День рождения этого бога был установлен в тот же день, что и на Востоке — 25 декабря⁹⁷⁵, но сам праздник — Natalis Solis Invicti — отвечал римским представлениям. И игры, учрежденные в честь нового бога и проводящиеся в этот праздник, носили чисто римский характер, включая соревнования колесниц. Таким новый бог был абсолютно приемлемым для римского сознания второй половины III в.⁹⁷⁶ Храм этого бога был построен на Марсовом поле перед алтарем мира Августа⁹⁷⁷. И это едва ли случайно. Если постройкой новой стены Аврелиан приравнивал себя к римскому царю, то созданием этого храма — к основателю Империи. Как тот восстановил государство после гражданских войн, так он, Аврелиан, восстановил orbis Romanus. Правда, в этот же храм Аврелиан поместил и Бела (Zos. I, 61,2), который был главным богом

Пальмиры⁹⁷⁸. Но и это отвечало старинным римским представлениям: побежденные божества «переносились» в Рим и «присваивались» римлянами, как это было, например, с Юноной из Вей в начале IV в. до н. э. (Liv. V, 23, 4-7). «Перемещенные» таким образом в Рим божества включались в римский пантеон и закрепляли подчинение того или иного народа, города, страны⁹⁷⁹. С этой точки зрения помещение статуи Бела в храме Непобедимого Солнца должно было закрепить военную и политическую победу над Пальмирой в религиозном плане. Кроме того, возможно, что, с другой стороны, это помещение статуи Бела в римский храм могло быть жестом благодарности Аврелиана по отношению к божеству и храму, которые его поддерживали во время войны с Пальмирой. «Флавий Вописк» пишет, что Аврелиан решил поставить в этом храме еще и статую Юпитера, которого он хотел назвать Советником или Советующим (Consulem vel Consulentem), причем эта статуя должна была восседать на кресле из слоновой кости и быть украшенной драгоценными камнями и золотом (SHA Quadr. tyr. 3, 4). Исследователи полагают, что этот Юпитер мог быть в реальности или тем же паль-мирским Белом, или скорее греческим Зевсом Эвбулеем (тоже Советующим)⁹⁸⁰. Но то описание, какое дал биограф этой статуе, явно говорит о римском характере бога. И курульное кресло из слоновой кости, давно известное в Риме, на котором восседали сначала цари, а затем консулы, и одежда, которую автор называет видом претексты, и тот факт, что само прозвание Юпитера появилось после обращения к каким-то аппеннинским жребиям (Appenninis sortibus), — все носит несомненные римские черты. Характерна оговорка автора, что император хотел назвать (appellari voluerat) этого Юпитера Советником или Советующим. Эю говорит о том, что речь идет о новой ипостаси старинного римского бога. Перед нами принципиально старое явление: Аврелиан стремился создать фактически новый культ, связанный со своей личностью, но формально имеющий старинные римские корни и поэтому полностью приемлемый римским сознанием.

Однако речь шла не просто о введении нового культа. Непобедимое Солнце поднималось над всеми другими богами. Если на более ранних монетах шар, символ всемирного господства, протягивал императору

Геркулес, то затем эту роль стал играть Sol Invictus⁹⁸¹. Соль вытесняет даже богиню Рому. Отныне покровителем «главы мира» становится не старинная богиня, а великий Соль⁹⁸². Культ этого бога утверждался как официальный, государственный⁹⁸³. А его представителем на земле являлся сам император. Аврелиану приписывается такое высказывание в речи, обращенной к мятежным солдатам: «Они напрасно думают, что в их руках судьбы императоров, ибо в действительности не воины, а бог одарил его порфирой, и только бог определит время его правления» (FHG IV. Anon. fr. 10,6, P. 197). Как уже было отмечено в науке, это первое в римской истории заявление, что император своей судьбой обязан только богу (в данном случае речь идет о Непобедимом Солнце)⁹⁸⁴ и, следовательно, он не ответствен ни перед кем: ни перед народом, ни перед сенатом, ни перед армией. Аврелиан апеллировал уже не к вечности Рима, как это делали его предшественники, а к божественной воле⁹⁸⁵. Аврелиан уже представал не просто как смертный человек, любимец богов, протеже самого сильного и великого из них, но как земной партнер небесного владыки. И в качестве такового Аврелиан сам выступал как бог. В надписях он появляется как deus Aurelianus, а на монетах — dominus et deus natus⁹⁸⁶. Последнее означает, что от бессмертных богов Аврелиан отличается только тем, что он родился на земле. Император и верховный бог в равной степени выступают как restitutores orbis. Торжественный внешний вид Аврелиана, о котором упоминалось выше, также ясно показывал, что он является воплощением и представителем бога на земле⁹⁸⁷. С точки зрения истории религии, это все является закономерным шагом в религиозном развитии Рима. С политической точки зрения введение государственного культа стало решительным шагом на пути усиления римского монархизма .