«Военная анархия» в Римской империи

В I в. в Риме уже пытались объявить себя господами и богами Калигула и Домициан. Но для них это кончилось плачевно. Во II в. слово dominus по отношению к принцепсу начинает употребляться все чаще. Так именует Плиний Трояна в своих письмах к нему (вся X книга), но в данном случае это лишь вежливое обращение более младшего по положению к вышестоящему⁹⁸⁸. Тот же Плиний в «Панегирике» (2; 45; 55) противопоставляет principatus и dominio и прославляет Траяна именно за восстановление первого и ликвидацию второго. Антонин Пий уже сам себя называет господином мира, но характерно, что это сказано по-гречески (той KOcpou KOptoc) и обращено к греку Эвдемону (Dig. XIV, 2, 9). Но и в этом случае император оговаривается, что господином моря он все же не является. Официальным обращение dominus (noster dominus) становится при Септимии Севере⁹⁸⁹. При нем возникает и понятие domus divina, обозначающее всех и живых, и уже мертвых членов императорской семьи⁹⁹⁰. Александр Север запретил называть себя dominus (SHA Alex. 4, 1). Но и позже это обращение встречается в надписях. Так, господином (dominus, Seototiic) иногда именуют Галлиена (CIL III 3228; A. e 1965. 114). «Нашими господами» (domini nostri) называют и других императоров.

И все же меры Аврелиана были не повторением пройденного, а качественно иными. Он становится не просто «господином», но и богом, и при этом именно богом, а не божественным⁹⁹¹. Диадема, украшенная изображением звезды, ясно говорила о небесном происхождении императорской власти⁹⁹². В значительной степени Аврелиан возвращается к практике Калигулы и Домициана, но теперь это уже не воспринимается как проявление безумия или по крайней мере тирании. Однако и в этом нет простого повторения. «Рожденный бог» Аврелиан предстает как равноправный земной партнер небесного Непобедимого Солнца.

Утвердить все эти автократические тенденции Аврелиан смог, однако, лишь сломив определенное сопротивление. Уже говорилось о бунте работников монетного двора, который принял столь широкий размах, что его называли bellum monetariorum (SHA Aur. 38, 2; Aur. Viet. Caes. 35,6). Этот бунт был вызван своекорыстными интересами

начальника двора Фелициссима, который боялся наказания за проводимую им фальсификацию монет. Римский монетный двор соперничал с медиоланским, и последний, как отмечают нумизматы, выпускал более доброкачественную монету, да и чрезмерно большое количество ранних аврелианских монет с легендой DIVO CLAUDIO, выпускаемых в Риме, ясно говорило о низком их качестве, а стремление Аврелиана навести порядок толкнуло римских монетчиков на выступление⁹⁹³. Но если бы дело ограничилось только выступлением монетчиков, то едва ли оно приняло бы столь широкий размах. «Флавий Вописк» приводит письмо самого Аврелиана, который пишет, что подавление этого выступления стоило жизни семи тысячам его воинов (SHA Aur. 38,4). Правда, это письмо, как и вес другие письма, приводимые в этом сборнике, считаются фальшивками. О семи тысячах упоминает и Аврелий Виктор (35, 6), но этим числом он оценивает не погибших воинов Аврелиана, а самих восставших. Все авторы подчеркивают необыкновенную жестокость, проявленную Аврелианом при подавлении этого бунта (Epit. 35,4; Eutrop. IX, 14). Можно полагать, что такая жестокость была в большой мере вызвана размахом события⁹⁹⁴. К монетчикам явно примкнули и другие люди. Повстанцам, по-видимому, придали смелость неудачи императора в борьбе с вторгнувшимися в Италию германцами. Но они ошиблись. Аврелиан проявил необыкновенную энергию как в борьбе с варварами, так и в подавлении мятежа в Риме.

Было ли это выступление монетчиков единственным на тот момент в Риме? «Флавий Вописк» сообщает о мятежах, которые были жестоко подавлены Аврелианом во время войны с маркоманами и после ее окончания (SHA Aur. 18, 4; 21, 5). Автор говорит о мятежах во множественном числе и отмечает их серьезность (seditiones motae, seditionum asperitas). Полагают, что имел место ряд мятежей, кульминацией которых и стало выступление монетчиков⁹⁹⁵. Но надо иметь в виду, что в биографии Аврелиана сведения о мятежах после войны с маркоманами и о кровавом бунте монетчиков располагаются в разных местах. В одном случае (21,5) автор осуждает императора за то, что тот произвел кровавое усмирение там, где можно было воздействовать мягче (cruentiuus ea, quae molius fuerant curanda). В другом

(38,2) говорится, что восстание Фелициссима было подавлено сурово и очень жестоко (acerrime severissimeque), но эта жестокость не только не порицается, но и оправдывается тем, что при подавлении погибло семь тысяч воинов самого Аврелиана. Быть может, такая разница отношения к, казалось бы, совершенно сходным событиям может объясняться фразой, следующей за сообщением о чрезмерно жестоком подавлении мятежей (SHA Aur. 21,6): «Ведь были убиты и некоторые знатные сенаторы» (interfecti sunt enim nonnuli etiam nobiles senatores); и далее говорится, что обвинения против этих сенаторов были легковесны, так что более мягкий государь мог бы на них не обратить внимания. Ничего подобного не говорится о выступлении монетчиков. Конечно, вполне возможно, что за спиной Фелициссима, которого Аврелиан называет последним из рабов (ultimo servorum), стояла какая-то часть сенаторов²⁴⁵. Но все авторы, которые говорят об этом событии, отмечают, что повстанцами двигал страх наказания за порчу монеты, и никто даже не намекает на какое-либо участие в этом деле сенаторов. Правда, Евтропий (IX, 14) как будто связывает казни сенаторов с выступлением монетчиков. Рассказав о последнем, он далее сообщает, что Аврелиан многих знатных мужей (plurimos nobiles) осудил на казнь. Но это скорее лишь еще одна иллюстрация свирепости этого императора, и она не обязательно хронологически и содержательно связана с бунтом Фелициссима. Поэтому более вероятно, что мятежи, при подавлении которых были убиты некоторые сенаторы, и bellum monetariorum — разные события.

Зосим (I, 49, 2) пишет, что несколько сенаторов (tivuv ano rqc YEpouoiac) были обвинены в заговоре против императора и наказаны смертью. Казнь заговорщиков (реальных или мнимых, Зосим не уточняет) была связана с волнениями в Риме, которые произошли во время или после войны Аврелиана с аламанами и их соседями, которые вторглись в Италию. И биограф Аврелиана говорит о мятежах и последующих казнях, в том числе некоторых сенаторов, во время и после войны с маркоманами. Речь явно идет об одном и том же. В правление Аврелиана предпринимались попытки узурпации — например неким Септимием в Далмации, который, однако, был убит своими же сторонниками явно еще до прихода сил императора (Epit. 35, 3). Но автор не уточняет время этой узурпации, говоря лишь, что она имела место в его (Аврелиана) время (huius tempore). Казалось бы, более точны сведения Зосима (I, 49, 2). Рассказав о казнях сена-

²⁴– Тшсап R. Le delit... P. 958.

торов и начале постройки римской стены, он пишет далее, что в это время (ката tovtov /povov) задумали свои мятежи Септимий, Урбан и Домициан. О двух первых ничего, кроме сказанного в этих сообщениях автора «Эпитомы» и Зосима, неизвестно. Что же касается Домициана, то, возможно, это был тот полководец (dux), который под командованием Авреола сражался в Далмации против Макриана и разгромил его (SHA Gal. 2,6-7; Trig. tyr. 12,14; 13,3). В Галлии были выпущены монеты от имени императора Г. Домициана⁹⁹⁶. Их связывают с Домицианом, упомянутым Зосимом, и поэтому полагают, что тот провозгласил себя императором в Галлии⁹⁹⁷. Но в 27 Г г. Галлия (по крайней мере, большая ее часть) еще находилась под властью не Аврелиана, а Тетрика. Так что или Домициан выступил против Тетрика, что противоречит сообщению Зосима, или его мятеж относился к более позднему времени. В последнем случае надо признать, что выражение ката toutov xpovov относится не конкретно ко времени заговора сенаторов, а вообще к правлению Аврелиана.

Таким образом, говорить о попытках узурпаций непосредственно во время или вскоре после кампании Аврелиана против германцев в Италии нельзя, хотя и отрицать, что Септимий или Урбан выступили именно тогда, тоже невозможно. Связь же мятежей и заговоров в сенате с этой кампанией несомненна. Уход основных войск из Италии сделал эту страну беззащитной и возродил в памяти ужас германского вторжения при Галл иене (SHA Aur. 18, 4), когда Рим был спасен лишь благодаря энергии сената. Но теперь у сената уже не было таких возможностей. Тем не менее обстоятельства казались благоприятными для взятия реванша за вынужденное самоубийство Квинтилла⁹⁹⁸. Но реальной силой в этой ситуации могла быть только римская толпа. По-видимому, она и была возбуждена частью сената. Мы не знаем ни хода, ни результата этих волнений. Определение ingentes говорит о размахе волнений. Все это могло быть результатом заговора (ЁлфоиХф сенаторов, о котором говорит Зосим.

Аврелиан, жестоко подавив мятеж монетчиков, использовал все эти события для расправы с сенатской оппозицией. Размах репрессий неизвестен. Евтропий пишет о многих знатных людях (plurimos nobiles), а «Флавий Вописк» и Зосим — о некоторых (nonnuli, uvoev) сенаторах. При этом биограф Аврелиана говорит о легковесности обвинений, предъявляемых этим сенаторам на основании доноса лишь

одного свидетеля. Интересно заметить, что в заслугу Аврелиана тот же биограф (SHA Aur. 39, 3) и Аврелий Виктор (Ces. 35, 7) ставят отказ от доносчиков и даже их наказание. Но это, видимо, не распространялось на случаи, когда затрагивались политические интересы императора. Разгром оппозиции, происшедший в первой половине 271 г.⁹⁹⁹, расчистил Аврелиану путь к продвижению автократии.

Аврелиан не только жестко подавлял всякую оппозицию, но и стремился уничтожить ее духовную составляющую. Если в сенате никакой идеологической оппозиции, подобной стоической оппозиции при Нероне и Веспасиане, уже давно не было, то на Востоке дело обстояло иначе. Ближайшим советником Зенобии являлся видный философ неоплатоновской школы Кассий Лонгин. Ранее он возглавлял Академию в Афинах, но затем предпочел уехать в Пальмиру по приглашению Зенобии, дабы руководить изучением ею греческой литературы (SHA Aur. 30, 3). Когда точно и по какой причине Лонгин оставил Афины и переехал в Пальмиру, сказать трудно. Во всяком случае это едва ли было связано с якобы гонением на неоплатоников после убийства Галлиена, который этим философам всячески покровительствовал. Ведь и после гибели Галлиена неоплатоники спокойно действовали в Риме. Может быть, такое решение Лонгин принял из-за постоянной угрозы варварских нашествий на Грецию, надеясь в мощной и культурной Пальмире найти спокойный приют. И произошло это, вероятно, в последние годы царствования Одената¹⁰⁰⁰. Лонгин явно сблизился с царицей и стал, возможно, ее секретарем ab epistolis Graecis¹⁰⁰¹*’. Но его деятельность явно выходила за рамки и учительской, и секретарской сферы. Видимо, именно Лонгин, сам будучи по крайней мере с материнской стороны сирийцем¹⁰⁰², явился идеологом полного отделения Пальмирского царства от Римской империи²⁵³. После первого взятия Пальмиры Аврелиан пощадил не только саму Зенобию, но и значительную часть пальмирских вельмож (principes civitati), которые были вместе с царицей проведены в триум-

фальном шествии (SHA Aur. 33, 5). В самой Пальмире явно оставался даже родственник Зенобии Ахилл-Антиох, который, как говорилось выше, на короткое время стал новым пальмирским царем. Но Лонгин, несмотря на его славу великого философа, был казнен (SHA Aur. 30, 3). Аврелиан его счел более опасным, чем политических и военных соратников Зенобии¹⁰⁰³.

Этот факт бросает некоторый свет и на причину отделения от Александрии Брухейона. Аммиан Марцеллин (ХХП, 16,15-16) пишет, что этот квартал был местом жительства многих выдающихся мужей, и среди них называет Аммония Саккаса, который был учителем и Плотина, и Лонгина, которого всегда связывали с учителем глубокие духовные узы¹⁰⁰⁴. Сам Аммоний Саккас к этому времени уже умер, но можно полагать, что посеянные им семена противостояния с римскими властями сохранялись в Брухейоне. Отделяя это «гнездо» духовного сопротивления от Александрии, Аврелиан, видимо, считал, что это станет препятствием распространению антиримских настроений в этом городе.