Военная шлюха
Шрифт:
– Здесь ты в безопасности, - говорит она, усаживая меня на белый диван. – Теперь можешь расслабиться.
– Я думал, ты погибла, - говорю я.
Она мотает головой мне в ответ, тряся дредами.
– ЛеФорж видел твое тело в снегу, - говорю я.
Она пожимает плечами.
– Они схватили МакКлина, - говорю я ей.
– Мы должны спаси его.
Она садится рядом со мной.
– Не волнуйся. С ним все будет нормально.
– Это они убили всех наших, - говорю я.
Она меня успокаивает.
– Это была самооборона, - говорит она.
–
– Что ты имеешь в виду? Ты говорила с ними?
– Да, - отвечает она.
– Они говорят, что просто хотят жить своей жизнью. Просто хотят быть свободными.
– То есть ты имеешь в виду, что эти живые куклы - это уклонисты?
Она кивает головой.
– Да как такое возможно?
Она снова успокаивает меня.
– Не волнуйтесь, нам ничего не угрожает. Они позволят нам остаться здесь. И мы сможем быть вместе всегда.
– Чони, что с тобой? – спрашиваю я.
Она снимает одежду. От ее длинных дредов, скользящих по коже, кожа покрыта мурашками, а ее соски сцеплены между собой холодными металлическими цепочками.
– Я знаю, что ты мечтаешь быть со мной, - говорит она, забираясь на стол и вставая надо мной.
– Я в курсе, что ты частенько превращал военную шлюху в меня, чтобы ты мог притвориться, что занимаешься любовью со мной.
Она садится на корточки и трет рану на моей щеке, как будто это эротично. Она просовывает палец в пулевое отверстие и медленно трахает его.
– Самое смешное, - говорит она, - что я тоже просила Конфетку превратиться в тебя.
Я вытаскиваю ее палец из щечной раны и смотрю в ее оранжевые глаза.
– Это правда?
Она улыбается мне.
– Я была влюблена в тебя очень долго, - говорит она.
– Но ты же сам знаешь, как обстоят дела в армии. Мы не можем ни с кем сближаться на войне. Солдаты не влюбляются. Но вот война окончена, и сейчас мы находимся в таком месте, где нам позволено любить и жить свободно.
– Жить здесь? – спрашиваю я.
– В Арктике? С этими кукольными людьми?
– На самом деле это не так уж и плохо, - говорит она.
– Это настоящая свобода. Мы вольны делать все, что захотим. Цена, конечно, высока, но уж лучше жить плохо и быть свободным, чем жить в богатстве будучи рабом.
Она снимает с меня одежду и прижимается ко мне своим телом, целует мою шею, согревает мою холодную плоть своей горячей потной кожей.
– Останься со мной, - шепчет она мне на ухо.
Я подчиняюсь ее теплу, прижимаюсь лицом к ее шее.
– Но сможем ли мы здесь выжить? – спрашиваю я.
Она вытирает слезы с моих глаз.
– О нас хорошо позаботятся, - отвечает она.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Она втягивает мой язык в рот, держа глаза открытыми, так что она может смотреть на меня своими коричнево-оранжевыми глазами. Затем она отстраняется и заставляет меня сосать один из ее дредов словно член. Волосы, переплетенные металлом, грубо трут мой язык, и на вкус они абсолютно ужасны, но так как это ее заводит, я притворяюсь, что мне
это нравится. Я стараюсь не пораниться маленьким крючком, прикрепленный к концу дреда.Она просовывает крючок так, чтобы он проскользнул через дырку в моей щеке, а затем тянет за него.
– Ты только погляди, какую рыбку я поймала, - говорит она.
Она отходит и тянет дред до тех пор, пока я не встаю и не направляюсь к ней.
Она тащит меня через комнату к столу и кладет на него.
– Ох как мне нравится эта рыбка, - говорит она, забираясь на меня.
Она вынимает крючок из моего рта и прикрепляет его к краю стола. Затем она прицепляет все свои дреды ко всем краям стола, на манер паутины, укрывая меня под собой. Своими последними двумя дредами она обматывает мои запястья, а после привязывает их к столу.
Затем, когда я полностью связан ее волосами, она засовывает мой член внутрь себя и мы яростно трахаемся. Стол холодный, но ее тепло успокаивает. Она закрывает глаза и слизывает кровь с моего лица, проникая в рану своим острым языком.
Я знаю, что на самом деле это Конфетка, но я не хочу прекращать.
Ну, по крайней мере, пока мы не закончим.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Приходит утро.
Я просыпаюсь в белой постели не имея ни малейшего понятия, как я здесь оказался.
Мне холодно, но это вполне терпимо. Я даже могу ходить голышом не рискуя простудиться.
Конфетка сидит в кресле и смотрит в окно, смотрит на восход солнца, смотрит, как люди-куклы небрежно прогуливаются по улице, убирая за своими мертвыми. Она все еще притворяется Чони.
Я сажусь рядом с ней. Что-то не так. Ее кожа стала бледнее обычного.
– Ты как себя чувствуешь?
Я трогаю ее кожу. Она холодная и жесткая.
Она убирает мою руку.
– Все хорошо, - говорит она. – Мы просто перерождаемся.
– В смысле перерождаемся? – спрашиваю я.
– Мы становимся похожими на них, - отвечает она.
Она улыбается. Растянутые губы на ее лице странным образом изгибают щеки.
Я хочу спросить ее, что она имеет в виду, но мне это уже не нужно. Ее кожа на моих глазах превращается в фарфор.
Я сокрушенно качаю головой.
– Это единственный способ, - говорит она.
– Это единственный способ стать свободными.
Я чувствую, как немеет мое собственное лицо. Он также становится жестким.
– Мы станем людьми-куклами? – спрашиваю я.
– Так наши биосигналы не смогут засечь со спутника, - говорит она.
– Ты же сказал, что хочешь остаться со мной навсегда. Это взаимовыгодная сделка.
– Я не хочу стать похожим на них, - тихо говорю я.
– Поверь мне, - говорит она.
– Так ты станешь намного счастливее.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Уже к середине дня наша кожа становится фарфоровой. Я еще не готов встретиться с другими людьми-куклами. Пока еще не готов извиняться за устроенную мною бойню.