Военная шлюха

– Здесь ты в безопасности, - говорит она, усаживая меня на белый диван. – Теперь можешь расслабиться.

– Я думал, ты погибла, - говорю я.

Она мотает головой мне в ответ, тряся дредами.

– ЛеФорж видел твое тело в снегу, - говорю я.

Она пожимает плечами.

– Они схватили МакКлина, - говорю я ей.
– Мы должны спаси его.

Она садится рядом со мной.

– Не волнуйся. С ним все будет нормально.

– Это они убили всех наших, - говорю я.

Она меня успокаивает.

– Это была самооборона, - говорит она.
– Они никому не желают зла.

– Что ты имеешь в виду? Ты говорила с ними?

– Да, - отвечает она.
– Они говорят, что просто хотят жить своей жизнью. Просто хотят быть свободными.

– То есть ты имеешь в виду, что эти живые куклы - это уклонисты?

Она кивает головой.

– Да как такое возможно?

Она снова успокаивает меня.

– Не волнуйтесь, нам ничего не угрожает. Они позволят нам остаться здесь. И мы сможем быть вместе всегда.

– Чони, что с тобой? – спрашиваю я.

Она снимает одежду. От ее длинных дредов, скользящих по коже, кожа покрыта мурашками, а ее соски сцеплены между собой холодными металлическими цепочками.

– Я знаю, что ты мечтаешь быть со мной, - говорит она, забираясь на стол и вставая надо мной.
– Я в курсе, что ты частенько превращал военную шлюху в меня, чтобы ты мог притвориться, что занимаешься любовью со мной.

Она садится на корточки и трет рану на моей щеке, как будто это эротично. Она просовывает палец в пулевое отверстие и медленно трахает его.

– Самое смешное, - говорит она, - что я тоже просила Конфетку превратиться в тебя.

Я вытаскиваю ее палец из щечной раны и смотрю в ее оранжевые глаза.

– Это правда?

Она улыбается мне.

– Я была влюблена в тебя очень долго, - говорит она.

– Но ты же сам знаешь, как обстоят дела в армии. Мы не можем ни с кем сближаться на войне. Солдаты не влюбляются. Но вот война окончена, и сейчас мы находимся в таком месте, где нам позволено любить и жить свободно.

– Жить здесь? – спрашиваю я.
– В Арктике? С этими кукольными людьми?

– На самом деле это не так уж и плохо, - говорит она.
– Это настоящая свобода. Мы вольны делать все, что захотим. Цена, конечно, высока, но уж лучше жить плохо и быть свободным, чем жить в богатстве будучи рабом.

Она снимает с меня одежду и прижимается ко мне своим телом, целует мою шею, согревает мою холодную плоть своей горячей потной кожей.

– Останься со мной, - шепчет она мне на ухо.

Я подчиняюсь ее теплу, прижимаюсь лицом к ее шее.

– Но сможем ли мы здесь выжить? – спрашиваю я.

Она вытирает слезы с моих глаз.

– О нас хорошо позаботятся, - отвечает она.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Она втягивает мой язык в рот, держа глаза открытыми, так что она может смотреть на меня своими коричнево-оранжевыми глазами. Затем она отстраняется и заставляет меня сосать один из ее дредов словно член. Волосы, переплетенные металлом, грубо трут мой язык, и на вкус они абсолютно ужасны, но так как это ее заводит, я притворяюсь, что мне это нравится. Я стараюсь не пораниться маленьким крючком, прикрепленный к концу дреда.

Она просовывает крючок так, чтобы он проскользнул через дырку в моей щеке, а затем тянет за него.

– Ты только погляди, какую рыбку я поймала, - говорит она.

Она отходит и тянет дред до тех пор, пока я не встаю и не направляюсь к ней.

Она тащит меня через комнату к столу и кладет на него.

– Ох как мне нравится эта рыбка, - говорит она, забираясь на меня.

Она вынимает крючок из моего рта и прикрепляет его к краю стола. Затем она прицепляет все свои дреды ко всем краям стола, на манер паутины, укрывая меня под собой. Своими последними двумя дредами она обматывает мои запястья, а после привязывает их к столу.

Затем, когда я полностью связан ее волосами, она засовывает мой член внутрь себя и мы яростно трахаемся. Стол холодный, но ее тепло успокаивает. Она закрывает глаза и слизывает кровь с моего лица, проникая в рану своим острым языком.

Я знаю, что на самом деле это Конфетка, но я не хочу прекращать.

Ну, по крайней мере, пока мы не закончим.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Приходит утро.

Я просыпаюсь в белой постели не имея ни малейшего понятия, как я здесь оказался.

Мне холодно, но это вполне терпимо. Я даже могу ходить голышом не рискуя простудиться.

Конфетка сидит в кресле и смотрит в окно, смотрит на восход солнца, смотрит, как люди-куклы небрежно прогуливаются по улице, убирая за своими мертвыми. Она все еще притворяется Чони.

Я сажусь рядом с ней. Что-то не так. Ее кожа стала бледнее обычного.

– Ты как себя чувствуешь?

Я трогаю ее кожу. Она холодная и жесткая.

Она убирает мою руку.

– Все хорошо, - говорит она. – Мы просто перерождаемся.

– В смысле перерождаемся? – спрашиваю я.

– Мы становимся похожими на них, - отвечает она.

Она улыбается. Растянутые губы на ее лице странным образом изгибают щеки.

Я хочу спросить ее, что она имеет в виду, но мне это уже не нужно. Ее кожа на моих глазах превращается в фарфор.

Я сокрушенно качаю головой.

– Это единственный способ, - говорит она.
– Это единственный способ стать свободными.

Я чувствую, как немеет мое собственное лицо. Он также становится жестким.

– Мы станем людьми-куклами? – спрашиваю я.

– Так наши биосигналы не смогут засечь со спутника, - говорит она.
– Ты же сказал, что хочешь остаться со мной навсегда. Это взаимовыгодная сделка.

– Я не хочу стать похожим на них, - тихо говорю я.

– Поверь мне, - говорит она.
– Так ты станешь намного счастливее.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Уже к середине дня наша кожа становится фарфоровой. Я еще не готов встретиться с другими людьми-куклами. Пока еще не готов извиняться за устроенную мною бойню.