Волчья осень
Шрифт:
Не знаю, что меня дёрнуло взглянуть на Костика – и я наткнулся на его совершенно безумный взгляд, направленный куда-то мне за спину. Колдун открывал и закрывал рот, видимо, силясь что-то сказать – и не мог.
Повернулся по его взгляду – и сразу ослабевшими руками вскинул карабин. В груди похолодело… или это амулет внезапно стал ледяным?
Огромный светло-серый волк нёсся справа наперерез нашему вагону – огромными скачками и будто совершенно бесшумно: я слышал стук колёс, стрёкот пулемётов, отрывистую дробь «калаша», но не слышал вообще ничего от движения зверя.
Отдача раскладного приклада, плавно бьющая в плечо, вернула заклинившие чувства, но я уже понимал – не успею, не успею… Пули одна за одной уходили в оборотня, какие из них попадали – даже не знаю, но этого мало, мало… Не тот калибр. Почему я не поставил магазин с серебром? Долбаная экономия, мать её!
Ребята не успеют развернуть пулемёты – очень уж неудобный угол, у станка нет возможности полного оборота. БТР разорвал бы волчару парой снарядов, но и он не успеет провернуть башню – если сквозь амбразуры оборотня вообще заметили. Успеть могут только Колян и Лёха. Где же вы, мужики? Я не могу обернуться! Колдун, Костик, мать твою, что ты молчишь! Куда ты вообще смотрел?
Волк быстро сокращает дистанцию. Он гораздо крупнее того, что я завалил за Кисельней – раза в полтора, наверное. А глаза…
Кажется, я сейчас видел только его глаза.
Глаза – светлые, серые, почти прозрачные… и почти человеческие.
Как и у того, первого.
Проклятое дежа вю!
Сколькими пулями я попал тогда из «беретты»? Сколькими попал сейчас? Нас толпа, но кажется, что я опять один на один с оборотнем!
Последняя пуля – серебряная, затвор встал на задержку. Помогла? Непонятно, оборотень уже прыгнул, он летит, летит прямо на меня…
Не успею сменить магазин!
И пистолет вытащить не успею.
Я швырнул карбайн под ноги, схватил с капонира трофейный «томпсон» Ильина, чуть не содрав ногти, крутанул маленький и неудобный предохранитель, почти на автомате увидел большие глаза сжавшегося тут же мальчишки. Ну нет, пацан, мы ещё побарахтаемся…
«Томмик» бил одиночными – переводить огонь некогда, я жал и жал на спуск. Оборотень приземлился прямо на платформу – та качнулась под ногами от толчка, уши резанул крик – кажется, зверь кого-то сбил на землю… Удар огромной лапищи – я отлетел назад, долбанулся головой о мешки, из последних сил навёл ствол и снова жал, жал, жал…
На меня обрушилось что-то тяжёлое и душное, остро пахнувшее шерстью и псиной, липкое от обилия крови.
Мир погас.
Глава 12. 16 октября, понедельник, день
– Вот зараза, – прозвучало как через вату. – Похоже, готов наш волк.
Волк… Волк убит? Наверное, да. Если ребята успели развернуть пулемёт, если Лёха отстрелялся из своего «серебряного» СКСа…
Кто-то вцепился в мой рукав, затряс:
– Волк, Волк, вставай! – и послышался плач.
Кто тут ревёт? А… голос – это мальчишка. А я живой вообще или уже щас воспарю? Голова совсем не варит, ничего не вижу – глаза не разлепить, во рту мерзко –
то ли кисло, то ли сладко, и состояние такое, будто час тошнило. Встать смогу? Нет, не надо пока, пусть зрение вернётся…– Так, погодьте, он живой вроде! – крикнул кто-то. Голос незнакомый. – Смотрите, шевелится…
Кто живой? Я или волк? Это волк на меня упал? И где я вообще? Покачивания вагона и стука колёс нет – но и уши словно заложило. Я вообще на поезде, или где?
– Не давайте ему шевелиться – похоже, он в мясо, живого места нет, – велел кто-то. Так, это вроде Ильин, голос узнаю…
Я открыл было рот, чтобы сказать, что жив, но в горле только булькнуло приторной мерзостью. Меня схватили за ноги и за руки, придерживая. Лица коснулось что-то влажное.
– Смотри, на лице ни царапины, – сказал ещё один невидимка. – А кровищи, словно его БТР переехал…
– Волков, ты слышишь меня? – отчётливо спросил Ильин, судя по голосу. – Кивни, если не можешь говорить.
Так, вот это уже точно обо мне. Я коротко кивнул – голоса одобрительно загудели. Наклонив голову, сплюнул, попытался выдавить из себя:
– Да.
– Не шевелись. Ты в крови весь, как со скотобойни. Мы думали, ты всё уже.
– Что с глазами? – прохрипел я. Язык слушался с трудом, во рту словно жижа какая-то переливалась.
– В крови весь, говорю же… Сейчас ополоснём. Что болит? Ноги, руки чувствуешь?
Я пошевелился.
– Всё вроде чувствую. Болит, отшиб. Где волк?
– Убили оборотня, – вставил кто-то. Моего лица опять коснулась влажная то ли тряпка, то ли бинт – протирали вокруг глаз. – Он Лёху с платформы сбросил, у Лёхи два перелома, похоже. Ты волка почти в одну харю завалил, мы только законтролили.
Я с трудом продрал глаза – перед ними висела пелена. Фигуры видны…
– Скажи мелкому спасибо, – сообщил Ильин. – Он аж истерику устроил – там Волк, там Волк… Мы и не поняли сразу. Вокруг поезда тебя искали. Еле оттащили тушу, она центнера три весит… Хорошо, смежник помог.
– Волк жив! Я знал! – торжествующе крикнул откуда-то сбоку мальчишка, и Ильин, судя по звуку, отвесил ему лёгонький тумак:
– Говори – Сергей… Хватит с нас волков.
Я хотел протереть глаза, но руки, похоже, тоже были в кровище. Ноздри, казалось, напрочь забил запах – приторный и тяжёлый одновременно. Потекла вода – кто-то полил из фляги:
– Ладони подставь…
Вымыв руки, я наконец протёр глаза, огляделся. Я так и сидел у капонира, куда меня отшвырнул оборотень. Рядом валяется «томпсон» Ильина, ребята стоят полукругом, слева аж приплясывает пацанёнок:
– Я знал, я знал, что он жив!
А вон и туша волка – просто оттащили от меня, так и раскорячилась поперёк платформы. Огромная. Вся в крови, да и я, похоже, тоже – если оборотень, расстрелянный в упор из «томмика», упал на меня, то ясно, что на меня всё и хлынуло… Жаль, куртка скорее всего на выброс, если отмыть не удастся, некстати подумал я.
Пошатываясь, встал, оглядел себя… Ну да, хоть сейчас в могилу. Ни один человек не поверит, что ЭТО может быть живым. Крови нет разве что на ботинках.