Волк и конь

– Назад!!! Все назад!!!
– охрипшим голосом вопил Луп, который сумел выбраться из реки и сейчас, поймав чью-то оставшуюся бесхозной после смерти всадника лошадь, отчаянно пытался построить свое пришедшее в смятении войско. Однако тут же его крики заглушили еще более громкие вопли, раздавшиеся из леса, и на аквитанцев, все еще двигавшихся по лесной дороге, вдруг обрушились незнакомые воины, выглядевшие словно лесные демоны.

– Фаг а балла!!! Лейнстер го браг!!!
– орали они, повергая в страх ошарашенных франков. Не меньше чем эти крики, наводили ужас и сами ирландцы: как бешеные они бросались в бой, отчаянно рубясь мечами и топорами средь вражеской пехоты. Вместе со своими островными родичами сражались и бретонцы: воплями "Брейдж атао!" они словно пробуждали дух суровых язычников-бриттов - и их противники, среди которых было немало потомков галло-римлян, перед смертью познавали тот древний ужас, что овладевал их предками при столкновении со свирепыми кельтами. Воины Домнонии, Корнуека и Брорека, выходцы из доселе враждующих королевств Бретани, объединились под командованием принца Кономора, что ради славы и добычи в чужих землях вступил в союз с Эльфриком. Водоворот кровавой бойни закружился на лесной дороге, внося дополнительную сумятицу в и без того застигнутое врасплох аквитанское войско. Без сомнения, аквитанцы превосходили кельтов числом и, оправившись от неожиданности, быстро бы перебили врага - будь у них больше времени. Однако времени, как раз, и не имелось - внезапно протрубил боевой рог и из лесной чащи на северном берегу реки вырвалась тяжелая конница под стягом с красно-золотым драконом. Впереди, истошно вопя, с мечом наголо несся сам Эльфрик Уэссекский, а рядом с ним скакали граф Беренгар, герцог Хильдебранд и иные знатные франки Нейстрии. С шумом и лязгом конное воинство вломилось в аквитанцев, безжалостно истребляя ошеломленного врага. Одновременно в битву ворвались и саксы Канвульфа - в основном пехота, кроме самого тэна и его ближайших сподвижников. Именно кентец в отчаянном броске отбил удар какого-то аквитанца, пытавшегося пронзить мечом молодого короля. В следующий миг Канульф снес врагу голову своим скрамасаксом и вся река закипела в еще более яростной бойне. Сталь с лязгом скрещивалась со сталью, мечи и боевые топоры с хрустом врубались в доспехи, прорубая плоть и кости, выпуская внутренности. С отчаянным ржанием мчались и падали кони, пронзенные длинными копьями, в агонии сбрасывая и затаптывая насмерть своих всадников.

Королева Отсанда, застигнутая этим нападением врасплох, даже больше чем остальные авкитанцы все же не потеряла присутствия духа. Собрав вокруг себя соплеменников- васконцев женщина раненной волчицей металась вдоль реки в поисках мужа. Она нашла его вовремя: Луп, отчаянно ругаясь, из последних сил отбивался от насевших на него всадников. Даже раненный в руку он оставался достойным противником - нейстриец, пытавшийся оглушить его дубиной, промахнулся всего на волосок и король Ааквитании, не преминувший воспользоваться этой оплошностью, вонзил меч ему под подбородок. Второго вояку, уже заносившего меч над головой Лупа, сразило копье, брошенное одним из аквитанских воинов. Но он тут же и поплатился за свою преданность, когда вдруг вынырнувший из гущи боя Беренгар одним могучим ударом разрубил противника от плеча до пояса. Пришпорив коня, граф оказался прямо перед Лупом и его голубые глаза вспыхнули хищным блеском, когда он узнал своего противника.

– Да это же, герцог Луп!
– Беренгар презрительно расхохотался, - вот ты и попался, предатель! Я сам принесу твою голову королю Эльфрику.

Он обрушил на аквитанца град ударов, которые Луп и без того изрядно вымотанный битвой, едва успел отбивать. Один из ударов сорвал с головы короля шлем и рассек бровь. Кровь хлынула из раны, заливая глаза, и Луп уже прощался с жизнью, когда сыпавшиеся со всех сторон удары вдруг прекратились. Смахнув с лица кровь, Луп увидел, что Беренгар, грязно ругаясь, пытается достать мечом черную пантеру, запрыгнувшей на спину франка, еле удерживавшего поводья испуганно ржавшего коня. Луп, поняв, что судьба дарует ему шанс, пришпорил коня, устремившись на врага. Беренгар, все еще пытавшийся сбросить с себя злобно рычавшую большую кошку, слишком поздно заметил новую опасность - и Луп по рукоять вонзил клинок в переносицу графа. Этот удар снес Беренгару пол-черепа и франк повалился с коня, брызжа на землю кровью и мозгами. Луп обернулся - за его спиной восседала на коне Отсанда, выглядевшая невероятно усталой и сильно старше своих лет. Луп понял, что женщина потратила на вселение и управлением телом зверя слишком много сил, истратив их почти без остатка. Луп едва успел подхватить падавшую на землю супругу, одновременно затравленно оглядываясь по сторонам. Даже беглого взгляда на кипевшую вокруг бойню королю Аквитании хватило, чтобы понять, что эта битва проиграна.

– Уходим!- бросил он васконцам и, развернув коня, понесся по лесной дороге, неся на руках бесчувственную королеву.

– Отступаем! Отступаем!
– кричал Луп, проносясь мимо своих воинов. Многие из них и так обращались в бегство, другие еще продолжали бой, но услышав крики своего короля, устремлялись за ним. Войско Эльфрика кинулось в погоню, но все же аквитанцам, чуть лучше знавшим здешние леса, удалось оторваться от противника . Однако из тридцати тысяч, ушедших утром в лес, стены Орлеана увидели от силы тысяч восемь. Многие оказались изранены, а то и покалечены в бою и Луп, не надеявшийся удержать город, приказал уходить за Луару. Впереди своего побитого воинства ехал король, рядом с ним, покачиваясь от слабости, из последних сил вцепившись в поводья, ехала еще не восстановившаяся королева Отсанда. Рядом с ее конем молча бежала черная пантера, выглядевшая столь же изнуренной, как и ее хозяйка. Поджарое тело большой кошки покрывали едва-едва зажившие раны от волчьих клыков и клинка Беренгара.

Спустя же некоторое время у стен города появилось войско под знаменем с красно-золотым драконом и горожане почли за благо сдаться на милость Эльфрика. Вскоре весть о победе в Орлеанском лесу разнеслась широко и Париж, также как и другие города Нейстрии, почти без боя сдались молодому королю.

Из глубины веков

– И да возрадуется богиня, вернувшись в свою обитель!

С тех пор как союзные армии Тюрингской Империи и "Франкского Королевства", пока некоронованного короля Амальгара взяли Кёльн, в главном храме города все поменялось. Христианские символы и реликвии были уничтожены - вместо них стены церкви покрывали рунические надписи. Всюду висели черепа людей и животных, гирлянды из дубовых листьев, ветвей плюща и омелы. Вместо стесанного барельефа святой Урсулы теперь стояла бронзовая статуя богини, а перед ней, в каменной чаше горело пламя, за вечным поддержанием которого следила сама Фредегунда. Сама жрица сейчас взывала к своей богине: у ног статуи сейчас лежала туша заколотого кабана, и Фредгунда поднимала над головой золотую чашу полную еще дымящейся крови..

– Пусть сгинут слуги Распятого и Фрейя-Ардуинна, оседлав дикого вепря, устремится на запад, беспощадно карая отступников. Владычица леса, даруй моему сыну победу - и я принесу тебе великую жертву, равной которой еще не видел свет.

Чаша внезапно дрогнула в ее руках и алая кровь пролилась на костер - однако пламя не погасло, но вспыхнуло еще сильнее. На миг оно ярко осветило лицо богини - и торжествующий крик замер на устах Фредегунды, когда она увидела, как изменилось изваяние. Лицо богини больше не было мертвой бронзовой маской - оно жило, оно кривило губы в надменной улыбке, его глаза смотрели на Фредегунду, прожигая ее душу, словно два пылающих угля. В следующий миг что-то с невероятной силой стиснуло сердце жрицы, словно пронзив его острыми клыками, и женщина, ужасающе вскрикнув, упала без чувств. Ударивший непонятно откуда порыв ветра потушил костер и в наступившей тьме, нечто бесплотное, веющее леденящим холодом могилы, опустилось на пол. Презрительный смех разнесся по храму, что-то зашевелилось на полу и кто-то, неуверенно держась за стены, начал подниматься. Вновь вспыхнуло пламя на алтаре, озарив, стоявшую на коленях женщину, простершую руки к бронзовому изваянию. Внешне она почти не изменилась - разве что изо рта жрицы теперь торчал небольшой клык - не то волчий, не то кабаний.

– Благодарю тебя, о Подземная Кора, - истово сказала лже-Фредегунда, - клянусь водами Стикса, что не повторю своих ошибок, когда вернусь к власти.

Восемь веков минуло с тех пор, как она родилась в небольшом каструме на Рейне, где потом появится город, носящий ее имя. Чуть больше сорока лет жизни отвели ей жестокие боги - жизни, полной интриг и измен, убийств и разврата и все ради одной-единственной страсти, сжигавшей ее изнутри, сколько она себя помнила - властолюбия. Интриги и игра людьми, использование любовников, мужей, сына - все это привело ее саму к смерти, но даже в царстве мертвых, она не утратила коварства и жажды вновь вернуться в игру живых. Страсти, обуревавшие ее жестокую душу, оказались столь сильны, что вызвали ее за много миль от места смерти к месту рождения, после того, как кто-то, равно одержимый, как страхом, так и священным трепетом перед своим божеством, с такой страстью воззвал к "Владычице Города", что вырвал ее тень из плена мрачного Орка. Пролитая на алтаре кровь помогла ей обрести новое тело, после свирепой борьбы, победить и подавить живущую в нем душу. От своей жертвы восставшая из мертвых узнала, чем живет этот край и это время - столь отличное от ее собственного и одновременно так похожее. Здесь бушевали все те же страсти и интриги, в которых новоявленная владычица намеревалась принять самое деятельное участие. Тем более, что как и в старые добрые времена, многое крутилось вокруг ее сына, - точнее сына той женщины, чье тело она заняла, - и "воскресшая" собиралась в самое ближайшее время направить его по верному пути.

Блаженно потянувшись, Амальгар с негромким плеском погрузился в дымящуюся паром купель. Аахенские горячие источники славились своим целительным воздействием - и сейчас молодой король, блаженно потягиваясь, чувствовал, как горячая вода снимает усталость и ломоту из мышц, прогоняя все хвори. Приятных ощущений добавляли и две обнаженные девушки, умело разминавшие плечи Амальгара - пышногрудая фризка, с голубыми глазами и светлыми кудрями, спадающими почти до талии и стройная лужичанка, с русыми косами и зелеными глазами. Обе девушки обучались искусству любви в храмах Фрейи, и Фреймунд, жрец святилища Близнецов, по просьбе Редвальда, направил их к молодому королю, чтобы укрепить его в вере отцов.

– Даааа, покажите, как вы любите своего короля, - блаженно простонал Амальгар когда шаловливые ручки прелестниц скользнули с его плеч на живот, а там и ниже, умело лаская его восставшую плоть. Девушки, перекинувшись игривыми взглядами, соскользнули в горячую ванну: фризка нежно целовала его грудь, тогда как славянка подносила к губам молодого франка золотой кубок с розовым вином.

– Развлекаешься?
– послышался над его головой насмешливый голос и Амальгар, поперхнувшись, увидел стоявшего над ним Редвальда. Девушки, завидев императора Тюрингии, отпрянули к краю ванны, украдкой бросая на молодого сакса смущенные и в то же время заинтересованные взгляды.

– Когда-то же и королям нужно отдыхать, - сказал Амальгар, - можешь присоединиться, если хочешь. С радостью поделюсь со своим коронованным собратом одной из этих...., - он на миг замялся, подбирая подходящее определение для двух прелестниц.

– Спасибо, обойдусь, - усмехнулся Редвальд, - не сегодня-завтра явится Энгрифледа со своим войском, так что я поберегу себя для первой жены.

– Только не говори, что она будет против, - передернул плечами Амальгар.

– Не будет, - покачал головой Редвальд, - просто, после нее мне не особо нужны другие женщины. И вообще я пришел говорить не об этом. Вы, обе, оставьте нас.

Девушки, склонив головы, вышли из воды и, прижимая к груди ворох одеяний, выскользнули из наполненной паром купальни. Амальгар проводил их полным сожаления взглядом, потом посмотрел на Редвальда.

– Зачем прогнал?
– недовольно проворчал он, погружаясь в воду по шею, - не всем так повезло с женой как тебе - да у меня и жен-то пока нет. Королям ведь нужно тоже отдыхать где-то от своих хлопот.