Волк Спиркреста

Она даже не пытается скрыть свой сердитый тон. Я поднимаю бровь. — Я здесь, не так ли?

Она закатывает глаза. — В чем смысл? Ты пропустил все веселье.

Я показываю на ее коробку с кексами. — Похоже, все веселье происходит прямо здесь.

— Ты смеешься надо мной? — говорит она, сузив глаза.

В слабом свете уличных фонарей, проникающих с тихой улочки, и в мерцании неоновой вывески неподалеку лицо Захары вырисовывается во всей своей красе. Длинный завиток ресниц, глянцевая мягкость губ, гладкий блеск кожи. Макияж простой, прическа — само украшение, а из украшений — только жемчужины в ушах и на перчатках.

Если бы я узнал, что она из другого мира, я бы не очень удивился. Такая красота кажется слишком хорошей, чтобы существовать рядом с остальными.

— Извини за опоздание, — говорю я ей. — Честно. Прости. Кое-что случилось. Я уже здесь.

Секунду она просто смотрит на меня. Затем она протягивает мне фужер с шампанским и кекс.

— Ну что ж, мы можем немного отпраздновать, — говорит она. — Давай, дружок, не бойся улыбаться.

Я откусываю кусочек кекса и делаю глоток шампанского. — С днем рождения, Захара.

Она наклоняет голову в сторону и ухмыляется. — Ты не собираешься петь?

— Если ты прикажешь, я буду. Разве я не всегда тебя слушаюсь?

На мгновение она замолкает. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, и венок ее теплого дыхания завивается и исчезает в холодном воздухе. Затем она облизывает губы и говорит: — Тебе не обязательно петь. Ты производишь впечатление человека, которому это ужасно удается. Держу пари, ты поешь не в такт.

— Возможно.

— Все, что я прикажу? — говорит она с лукавым блеском в прокуренном голосе. — Ты ведь так и сказал, не так ли?

Она выглядит так, будто собирается приказать мне сделать что-то возмутительное, жестокое или непристойное, но кто я такой, чтобы отказать ей?

— Это твой день рождения, — говорю я, пожимая плечами.

— Тогда поцелуй меня. — Она проводит указательным пальцем по щеке. Золото лака на ее ногтях ловит свет сквозь снежную марлю перчатки. Ее щека представляет собой гладкий участок кожи, на котором разбросаны веснушки. — На мой день рождения.

Захара Блэквуд более опасна, чем взгляд в дуло пистолета.

Но я все равно решаюсь.

Я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в щеку. В последний момент она поворачивается и ловит поцелуй губами. Ее рот мягкий и влажный. На вкус она как сахарная глазурь, ежевика и шампанское. Я резко отстраняюсь.

— Захара, — говорю я предупреждающе низким тоном.

— Это ведь мой день рождения, не так ли? — спрашивает она невнятно. — И разве я не твоя госпожа, в конце концов, даже если я такая жестокая?

— Если у тебя есть власть, это не значит, что ты должна ею злоупотреблять.

Она издала хриплый смешок. — Почему бы и нет? Все остальные так делают.

Не могу с ней поспорить. Я отставляю фужер с шампанским и кекс и устраиваюсь рядом с ней.

— В баре полно народу, чтобы отпраздновать с тобой. Почему ты здесь?

— Потому что… — начала она уверенно, но эта уверенность тут же улетучилась. — Потому что… я избегаю своего парня.

— Не думай, что тебе нужно о нем беспокоиться, — говорю я ей. — Судя по всему, твоя подруга Рианнон порвала с ним ради тебя.

Она вздыхает. — Это не так просто.

— Да. Это так.

— В твоем мире — возможно. Но здесь, в мире Захары, люди не просто держатся от тебя подальше, потому что ты хочешь, чтобы они ушли.

— Ты хочешь, чтобы он ушел? — Я встаю. — Тогда он ушел, Колючка.

Она смотрит на меня расширенными глазами. — Подожди!

Я смотрю на нее сверху вниз и жду.

— Я хочу домой, — говорит она, маленькая и сердитая. — Мне не весело.

— Тогда пойдем.

— Просто так? — говорит она.

— Просто так.

Я протягиваю руку, и когда она берет ее, я подтягиваю ее к себе. Я хватаю ее коробку с кексами, обнимаю ее за талию и вывожу ее оттуда. Ее друзья пытаются заговорить с ней, как и некоторые из стариков, которые должны быть дома и смотреть новости за ужином из спагетти, но я продолжаю вести ее сквозь толпу, прикрывая ее тело своим.

Санви и Рианнон догоняют Захару, как раз когда мы выходим из бара, и я говорю им, что мы уходим и чтобы они вместе взяли такси до дома. Они целуют Захару на прощание, поздравляют ее с днем рождения и заверяют, что напишут ей, когда вернутся домой.

На улице ночь, шумно и холодно, поэтому я убеждаюсь, что моя куртка надежно обернута вокруг Захары, и веду ее к своему мотоциклу, который я оставил припаркованным посреди тротуара, когда спешил найти ее раньше. Мы уже подошли к мотоциклу, когда меня за плечо коснулась чья-то рука.

Я оборачиваюсь и оказываюсь лицом к лицу с тем самым пожилым парнем, на которого Рианнон кричала раньше. Он хмурится сквозь очки, а прядь его седых волос упала на лоб.

— Кто ты такой? — говорит он мне, надувая грудь. — Убери свои руки от моей…

Поскольку Захара специально не приказывает мне этого делать, я бью парня прямо в грудь. Он летит обратно на тротуар, как головорез из боевика. Вокруг нас все застыли в шоке, наблюдая за разворачивающейся сценой с остекленевшими глазами и безвольными ртами. Мне плевать.

— Она тебе не подходит, — говорю я ему, глядя на него свысока, словно на кучу собачьего дерьма, которую кто-то забыл выгрести. — Общайся с людьми своего возраста, старик. И держись от нее подальше.

Мне не нужно произносить конкретную угрозу, мужчина отшатывается назад, словно увидел дьявола. Я поворачиваюсь к своему мотоциклу и надеваю шлем на голову Захары, пряча виноватое выражение ее лица за черным козырьком. А потом я везу ее домой.

Не твой

Захара

Яков несет меня от места, где он припарковал свой мотоцикл, до самой моей квартиры, но останавливается перед дверью в мою спальню. Он ставит меня на ноги и отходит в сторону, глядя на меня своими мрачными черными глазами.

— Тебе нужно поспать, — говорит он, поворачиваясь, чтобы пойти в свою комнату.

— Подожди.

Он останавливается. Он ждет.

Яков никогда не ослушивается меня. Как далеко мне нужно зайти, чтобы он отказался?