Волкодав
Шрифт:
Вскоре наблюдавшие, несмотря на продолжавшую сгущаться темноту, уже могли более-менее разобрать одежду путника. К сожалению, из-за довольно длинного кобеняка[4] рассмотреть что-то помимо него не получилось, и потому догадок о том, кто это мог быть, ни у кого также не возникло. Вооружён он был саблей, висевшей на поясе, и, хоть она едва выглядывала из-под одежды, взгляд Курска на ней остановился надолго. Голова же его была закрыта капюшоном его плаща, а смотрел он всегда впереди себя, и потому нельзя было рассмотреть ни лицо ездока, ни даже его цвет волос.
Когда гость подъехал к воротам крепости и, загарцевав на лошади, попросил её открыть, Курск и Елец переглянулись. Стоило ли делать это? Севрюк, привыкший не доверять незнакомцам, сомневался. Валера же, обнажив саблю и держа её наготове, отправился в сторону ворот.
Спустя ещё несколько минут тяжелый засов, запирающий ворота изнутри был открыт, и их всадник въехал внутрь. Когда он слез с лошади и, откинув капюшон, повернулся к ожидавшим его защитникам крепости, всё встало на свои места. Курск тотчас же узнал столь родные ему белокурые локоны, светлую кожу и обеспокоенный взгляд оливково-зелёных глаз. Именно таким он помнил взгляд ребёнка, оторванного от семьи и отданного в рабство, только теперь в нём читалась ещё и тревога.
— Белгород! — Не веря своим глазам, воскликнул Курск и бросился к гостю. — Это правда ты?! Боже мой, я думал, что ты погиб! Я уже и не надеялся увидеть тебя снова!
Курском овладело настолько сильное волнение, что он уже не мог сдерживать эмоции. Крепко обняв брата, Курск ещё долго не отпускал его от себя.
— И я тоже рад тебя видеть, Курь. — Улыбнулся тот, тоже обнимая Курска. — Прости, что долго не появлялся, я просто не мог…
— Ничего-ничего, главное, что ты сам жив. — Спустя пару минут приветствий глава пограничников всё же отстранился от Белгорода. — Какими судьбами здесь? Вообще, как ты нас нашёл?
— Может, мы лучше пройдём в дом? — Предложил Елец, наблюдая всю эту картину и всё ещё не веря, что Курск мог знать их нежданного гостя. — Там он всё и расскажет.
— Да, конечно, конечно… — Затараторил слишком взволнованный Курск, таща Белгорода в сени. — Эй, Воронь, — крикнул он на ходу подбегавшим Воронежу и Морше, — поставь его лошадь к нашим, он свой. — Затем он снова обратился к гостю, — Ты, наверное, устал, да? Есть хочешь? Конечно хочешь, я что, не знаю тебя что ли?
— Ты прав, не откажусь. — Снова улыбнулся тот. — Но сначала дела. У меня для всех вас есть очень важные сведения.
— Вот за едой и расскажешь! — Донёсся до Орла смех Курска, вскоре скрывшегося вместе с гостем и Ельцем в доме. Сам же Ваня так и остался стоять у ворот крепости.
В один миг он вдруг ясно понял, что это и было то самое олицетворение, о котором ему когда-то уже говорил Курск. И которое тот только что снова обрёл. А это значило только одно: шансов у Орла на него уже точно не было.
Ваня даже и не заметил, как рядом очутился подошедший Антон. Очнулся он лишь услышав его голос:
— Кажется, мне нужно тебя поддержать. — Он положил ладонь на плечо Орла. — Как ты меня всё это время. Красиво говорить я не умею, но скажу одно: за свою любовь надо бороться. — Ошеломлённый Ваня посмотрел на собеседника: неужели его чувства к их главе были столь заметны? Тяргон мягко улыбался одной из своих самых дружелюбных улыбок. — Этому меня, кстати, научил ты сам.
Тем временем сумерки царившие во дворе, становились всё гуще и гуще. День погибал, и вместе с ним погибала и вера Орла в то, что он когда-то сможет быть с Курском.
Когда Ваня вошёл в ту самую комнату с печкой, в которой он ещё несколько месяцев назад коротал длинные зимние вечера со своими новыми друзьями, в ней уже шёл своеобразный военный совет. Точнее, совет шёл у всех, кроме Морши — он в это время, как обычно, уже накрывал на стол, доставая в том числе и припрятанные им остатки вина. Белгороду он отводил лучший кусок, что было вполне справедливо с точки зрения гостеприимства, ведь тот, наверняка, был очень голоден с дороги. Он же, кстати, сидел рядом с Курском, и на нём уже не было кобеняка — Орёл вспомнил, что заметил его в сенях. Под ним у гостя была вполне себе обычная одежда, какую носят в этих краях, лишь только одна вещь выбивалась из всего его образа. Это была сабля. Лежавшая на лавке около него, выглядела она довольно богато: на отражавших тусклый свет лучины ножнах можно было даже рассмотреть изысканные металлические завитушки, напоминавшие арабскую вязь, а уж рукоять её и вовсе
была едва ли не произведением кованного искусства. Такое оформление оружия совершенно не сочеталось с общей простой одеждой Белгорода, и потому вызывало определённые подозрения. Орёл подумал, что было бы неплохо спросить насчёт сабли у самого её владельца, однако вспомнив свои мысли по поводу него, сразу же передумал. «В конце концов. — думал он, — Курск, как и все другие, не мог не заметить её тоже. Интересно, откуда она у него? Мог ли этот клинок принадлежать когда-то тому самому Глинску, в чьей собственности ранее был Белгород? Или же он получил её каким-то иным путём?..»— Так вот, Курь, — обратился вновь прибывший к их главе, — я уже говорил, что приехал не просто так. У меня плохие новости. Мои люди сообщили мне, что объявился Крым.[5] Мы пока не знаем его планов, но, кажется, он настроен весьма решительно.
— Почему ты так решил? — Радость от обретения брата, ещё недавно озарявшая лицо Курска, сменилась его обычным строгим, задумчивым и даже несколько угрюмым выражением лица.
— Он собрал огромную орду, и через несколько дней уже будет здесь. — Ошарашил всех присутствующих Белгород. — Действовать нужно быстро и решительно, мы должны сделать всё, чтобы не позволить ему снова увести в рабство наших людей.
Не веря своим ушам, Орёл проскользнул на лавку у большого стола, на котором его уже ждала его порция. Внимательно слушая, он всё яснее и яснее понимал, что день, в котором ему нужно будет показать всё то, чему научил его Курск, настанет уже совсем скоро.
— Кстати, о рабстве… — Севрюк не знал, как подойти к наиболее волновавшей его теме, но знал, что не сможет не спросить брата об этом: уж очень интересно ему было всё то, чем и как жил тот до их воссоединения. — Белг, ты ведь на воле?.. Я слышал, твой хозяин подох, — Орёл заметил, как слабо дёрнулся Белгород после этих слов, и тут же ему в голову пришла довольно странная мысль о том, не мог ли сам Белгород стать этому причиной, — почему ты не объявился сразу после этого? Я волновался…
— Может, это прозвучит немного странно, — Белгород тянул, будто бы всё ещё обдумывая, что ответить на этот вопрос, — но мне нужно было побыть одному, почувствовать волю, наверное. — Орлу показалось, что он что-то не договаривает, но больше никто не обратил на это внимания. — К тому же, я знал, что ты воюешь за Московию, и обязательно предложишь мне занять место рядом с тобой. Но я не был готов снова служить кому-то, да и, честно сказать, воевать мне не очень хотелось.
— Ну, теперь-то у тебя есть повод, чтобы присоединиться к нам? — Подмигнул собеседнику Курск. — Нас много, мы довольно хорошо вооружены. Ладно там раньше, я был один, и поэтому Бахчисарай меня побеждал, но теперь, когда у меня есть помощь, мы просто обязаны показать этому наглецу его место!
— Я подумаю. — Белгород обвёл взглядом присутствующих. — Кстати, познакомишь меня со всеми?
— Конечно. — Улыбнувшись, Курск поочерёдно представил всех брату.
– …А это Орёл, он наш талисман. — Глава беззлобно усмехнулся, даже не заметив, как помрачнел сам Ваня. Его снова назвали этим обидным прозвищем, данным ему Вадимом. И это-то после всех упорных его тренировок! А ведь ему казалось, что он стал чуть более важен, чем полгода назад! Он ведь уже не простой ненужный довесок, а почти самостоятельный воин! Вот только ни в одном бою он ещё не участвовал… Но ведь всё впереди, и Орёл собирался показать всем, чему научился у Курска. Но пока что выходило, что все усилия напрасны, и он для них так навсегда и останется красивым и бесполезным талисманом?
Ну уж нет!
— Рад знакомству. Но вернёмся к делу. Знаете, что… — Белгород замолчал, словно боясь произнести что-то вслух. — Я давно наблюдаю за Крымом и мне кажется, что он не самое обычное олицетворение… И я думаю, что действовать нужно не кнутом, а пряником…
Все молчали, не понимая, что имеет в виду их гость.
— О чём ты? — Переспросил озадаченный Курск.
— Я просто подумал… А что, если с Крымом просто… Поговорить?
На секунду Орлу показалось, что в словах Белгорода есть доля правды, ведь он сам тоже предпочитал мирно решать всякие споры. Однако, он уже довольно много знал об их общем враге по рассказам Курска, и потому не питал напрасных надежд. Ваня не высказал своих сомнений вслух, хоть и, как он позже убедился, их разделяли и остальные члены отряда.