Вольные города

— Ты не бойся. Этим людям, как и мне, можно говорить все. Говори.

— На реке на Доне,— нараспев, подражая деду Славко, на­чал говорить Андрюшка,— живет люд вольный, люд пришлый...

— Откуда пришлый?

— Как это откуда? Из разных мест,— Андрюшка сказал это недовольно, потому что распевную, множество раз повторенную до этого речь пришлось сломать.— Наша ватага пришла из Кафы генуэзской...

— Погоди, погоди,— Иван повернулся к Никите.— Это не о них ли, в кои лета, боярин Беклемишев рассказывал?

— О них самых, великий князь. Атаманом у них, если помнишь, был Василько Сокол.

— Это, ежели хранит мне бог память, твой зять?

— Истинно так.

— А родом он с окраинных земель?

— Истинно.

— Так уж не он ли недавно у меня был?

— Не он, не он,— убежденно сказал Андрейка.— Он зараз на Дону.

— Не встревай, Андрейка,— заговорил Никита,— сдается мне Иван Васильевич, что ты не ошибся. Я его в Брусяной избе тоже признал. Был он с татарином.

— То не татарин. То — турок. И назвал мне он того Василька слугой султана Баязета.

— Сему не верь, великий князь, не верь! — Андрюшка осмелел и, подойдя прямо к ушату, заговорил торопливо, убеждающе.— Я не знаю, был ли он у тебя, аль не был, но туркам он не слуга. Он у них в плену был, это верно, они весной его к ватаге отпусти­ли, это тоже верно, но не напрасно же меня с дедом Славкой к

тебе послали, а дед тот, на Оке простудившись, умер, и я тоже чуть было...

— Да ты, Андрей, не торопись. Я пока не думаю, что ваш Ва­силько турский прихвостень. Ты мне вот что скажи: зачем туркам понадобилось его к ватаге отпускать?

— Атамана в ватаге дюже любили. Когда он у турок в плену был, все богу молились о его возвращении. А султан атаману ве­лел на Дон идтить, всех людей вольных сбить под свою руку и„ когда орда на Москву пойдет, Сарай пограбить и разрушить.

— А что потом? Ну, что ты молчишь? Далее что?

— Потом... погоди, дай вспомнить... Я ведь со слов деда Слав­ки говорю, самому мне в ватаге ничего не сказали, а дед умер.

— Это я уже слышал,— в голосе князя нетерпение, он сейчас псе яснее и яснее стал понимать, что приезд турка и дела в ватаге имеют прямую связь и, разгадав ее, можно найти ключ к чему-то очень важному.— Ты про деда уже сказывал. Теперь вспомни, что далее дед говорил.

— Султан велел атаману с городом Сараем не торопиться. Ког­да, мол, сарайский хан с Москвой сшибется, когда они друг друж­ку расколошматят — только тогда. Ордынцы-де, узнав об этом, бросятся домой свой Сарай спасать, а ватага в это время им на­встречу. А в степи-де вы обессиленную орду потреплете, ихних ло­шадей заберете и пойдете на Москву.

— Вот как?!

— И я о том же минулый раз говорил,— заметил Чурилов.

— А что ватаге на Москве велено делать?

— Велено тебя, великий князь, воевать. У тебя к той поре сила тоже поиссякнет, и велено тебя из Москвы вон.

— А кого замест меня?

— К той поре султан сам с войском на подмогу придет и по- садит на Москве кого-нето из ватаги, и будет он подданный султа­на. А батьке моему султан гарем обещал.

— Батька твой кто?

— Пока Василько на ватаге не было, батя атаманом был.

— Ну и как — согласилась ватага?

— Согласилась. Атаман и батя мой с дедом Славкой пореши- 1п султана оммануть. Тайно послали нас с дедом вроде за товара­ми в Кафу, а мы ночью лодочку перевернули да и обратно, а по- плі на Москву подались, а дед на Оке помер.

– Что велели мне передать?

– Они сделают все, что велят турки. Сарай они пограбят, ор- IV в степи пощиплют, но на землю родную турка не приведут. Са­рн некого хана разгромивши, под твой наказ станут, и веры у тебя просили, чтобы ты их заместо татар не разметал, а рядом со своей рпи,ю поставил бы.

— Велика ли ватага?

— Шатущих людей много. Дед Славко мне так, умирая, ска­зал: «Выговори ты у князя всем шатущим людям прощение, пусть он пообещает после одоления татар по княжеским вотчинам, где они прежде пребывали, не отсылать, а дать им сидение по поса­дам на Москве али в рать свою возьмет. Тогда, говорит, ватага многолюдной станет, вся вольница донская на Орду пойдет».

Князь задумался, долго молчал. Потом сказал:

— Ну что ж, Андрей Иванов сын. Спасибо тебе за добрые вес­ти. И деду твоему спасибо. Я велю за него панихиду в храме от­служить, душа у деда твоего, как я понял, была великая. Да и ты, я верю, еще много русской земле своей послужишь. Оставайся сегодня гостем моим.— Он тряхнул седеющей гривой волос, глядя на Мамырева.— Усталось мою как рукой сняло. Вели, Вася, каф­тан мне подать — пойдем ко княгине ужинать,— и вынул из ушата ноги.

На следующий день великий князь принимал посольство Каза­ни. Если раньше послов Алихана (Алегама по-русски) встречали скромно, то теперь Иван, словно чуя, что приехали они с добром, повелел поместить их в теплые и светлые палаты, выдавать в день на едока по курице да по две части говядины, по два калача по- луденежных, а соли, сметаны, масла, меду и вина — сколько пона­добится.

На лестнице, у дверей встретили Даньяра два сановных бояри­на, провели в палату. Послы сразу поняли, что прием им сделан великий: в палате было многолюдно. Сам великий князь сидел на возвышении, на троне, ступенью пониже, справа сидел его стар­ший сын Иоанн, слева — великая княгиня Софья с годовалым сво­им первенцем Василием на руках. Младенца выносили на все боль­шие приемы, потому как он провозглашен был великим князем и наследником престола. За спиной у Софьи стоят Василий Мамы- рев, за спиной Иоанна—дьяк Курицын. Остальных дьяков и бояр Рун не знал.

Вошедши, Даньяр поклонился Ивану большим поклоном и по- татарски произнес:

— Брат твой Алихан, властитель Казани, кланяется тебе, го­сударю Москвы, с почтением.

Туга перевел слова посла по-русски. Иван, вставши с трона, тоже склонил голову и спросил, здоров ли брат его, Алихан. По­том подал Даньяру руку, чего ранее не случалось, и велел садить­ся на скамью супротив себя.

Посол сел, посидел немного молча (так его заранее научил Ма- мырев), потом заговорил:

— Повелитель мой, царь Казани Алихан, велел сказать тебе, повиниться за то, что его воины на твои земли бегали и лихо тебе чинили без его, великого хана, ведома. Отныне Алихан обещает следить за своими подданными крепко и договор на дружбу ис­полнять прямо. Потому как та шерть тебе его отцом дана, а воля умершего хана Ибрагима священна. И еще хан велел сказать те­бе, что все твои недруги будут и его недругами и, буде кто из них на тебя войной пойдет, тому хан помогать не будет, на то крепкое слово тебе дает.

Иван выслушал перевод и ответил твердо:

— Передай брату моему, царю Казани Алегаму, что я, вели­кий князь, стоял на той шерти и буду стоять, воинов моих в его пределы слать не буду и недругов хана своими недругами честь буду. Обещаю мир и дружбу на все его царствование. На том крепкое слово мое.

— И еще просил Алихан, чтобы ты с подданных его: Туги сы­на Изимова и с Ивана Руна — гнев свой снял и вину их про­стил бы.

—- Людей этих я знаю, в том, кому им служить, они вольны, а гнева своего я на них никакого не клал, вина их мне неведома. Однако, если они передо мной вину чуют, пусть скажут об этом.