Володарь железного града

— Ладно, придумаю чего-нибудь. Кстати, как тебе буровая? Чего-то не встречал отзывов. Хороша ли?

— Как можно, княже?! Диво рукотворное, за неё тебе лично да, конструкторам триста двадцатого проекта поклон поясной от всей нашей бригады. Поначалу много чудили, но сие от дремучести операторов исходило, да и карт технических маловато было, а нынче их мы сами себе, да ЦИКу больше четырёх сотен составили. Черновые само собой. Обещались отрисовать лепо, да в цвете, и вскорости выслать. Ты уж прости меня, но пневматические, супротив гидравлики аки дети малые супротив богатыря. Крутили еле-еле, двадцать, тридцать метров глубины, и всё, сдулась буровая. У этой же дури столько, что ежели недосмотришь, трубы стальные порвёт, аки бумагу.

Митрофан ещё что-то говорил, а я медленно шёл вдоль строя внимательно вглядываясь в напряжённые и восторженные лица, периодически кивая знакомым и спрашивая их о жизни и бытовых, малозначащих вещах. Больше это походило на походы Ким Чен Ира по магазинам Пхеньяна, но и то хлеб при таком-то уровне сословности. Я хотя и не Александр Македонский, он вроде как лично помнил каждого солдата своей армии, но при случае личным составом интересовался. Не брезговал устно здороваться и поминать знакомых добрым словом. Мне не трудно, а людям приятно. Координаторы лагеря в фиолетовых штанах, охрана, сотрудники ЦИК при гидростанции с выдающимся логотипом — капля воды, вписанная в шестерню, первые инженеры с цифрами разрядов, контролеры в синих комбинезонах, с медными бляхами поясов и отглаженными брюками галифе. Осанка, взгляд, выражение лиц, всё стало другим, что-то неуловимо поменялось в самой сути. Многие смотрели прямо, другие, едва сдерживали восторг и обожание. Слухи ли это про Узбека и разграбление Сарая, или же результат агитации Великой Хартии Вольностей, но определённо это работало…

— Неспокойно в степи, князь. Покуда ешо лагерь не теребили, но сотни темника Дахая в одном переходе стоят. Нам есть, чем их угостить, да ежели…

— Ежели чего, эвакуируем лагерь, а покуда эмир Джату-Буга обежал отправить две сотни нукеров, я же дам полсотни стрельцов, ружей, «Единорог», две картечницы, егозы да да мин всяких разных. А коли успеем дорогу сладить, лагерь татарам не взять. Тюмен же к вам не пойдёт, вы в стороне от дорог, а у них куда интересней есм цели. Но на всякий случай ямы выройте дабы станцию генераторную, трубы, да прочее добро из металла упрятать…

Надолго не задержался и уже к вечеру вернулся на «Гермес», где два дня в режиме 18/6 работал со штабами. Решаю массу тактических и стратегических задач. На пристани Воронежа сразу же отшил делегацию бояр и, пересев на паровоз, отправился прямиком на запад. Зубчатую дорогу до шахты Губкина закончили буквально на днях, заодно отведя ветку к бентонитовым глинам и флюсовым известнякам. Вовремя надо признать, деревянные гати-дороги княжества начали стремительно расползаться на глазах. Участок с 789 по 792 километр целиком под воду ушёл, да так, что в дорожном управлении решили — проще рядом настелить участок, чем старый восстанавливать, многие водопропускные колодцы и дренажные канавы переполнены, участки близ рек и болот подтоплены так, что порой составы шли прямо по воде, немногим не доходя до оси. Ад, жесть, кошмар в рафинированном виде. Систему управления штормило и колбасило, имеющиеся установки инъектирования и траншеекопатели работали в круглосуточном режиме, в стройотряды из ЦУР отправили все имеющиеся резервные насосы, стремительно пустели склады ЦУР с бетонными трубами, щебнем, цементом и бентонитом….

В грязи утонили четыре «Сталинца» и один «Святогор» и это, при изначально заложенных широких, болотных гусеницах! Мелкие трактора тянули по грязевым колеям на санях, канатами и лишь экспедиционные модели чувствовали себя как дома.

Что-то подобное я ожидал, но не в таком масштабе. Следствие, с одной стороны отсутствия инженерно-гидрогеологического исследования трасы хорды (интересно, а как бы я его сделал зимой), с другой необычайно снежной зимы, с третьей, малой высоты, порой полного отсутствия земляной призмы пути, ибо гать, пусть и уложенная в два-три наката, не замена насыпи. Все три строительных отряда находились в жёстком цейтноте — рабочие вручную выбирали грунт под водопропускные трубы, трактора углубляли дренажные канавы и колодцы, насосы закачивали под гати тысячи и тысячи тонн бентонита и цемента. Хотя несчастье затронули всего около семи процентов хорды, работы по проходке новых участков встали. В плюс сыграло и протяжение трассы, технику и рабочих по сохранившимся путям перебрасывали от одного участка, к другому. Начавшись на юге таяние снега постепенно сходило на нет и уходило дальше на север, а следом шли эшелоны с тракторами, копателями и тысячами людей. Хорошо сработала медицинская служба. Были пошиты непромокаемые полукомбинезоны. Артели произвели, в короткий срок, около пяти тысяч высоких резиновых сапог и ещё больше, перчаток. Были организованы пункты обогрева, мобильные бани, оптимизирован режим работы в аварийных условиях, повышена норма продуктов питания и зарплата. В отряды отправили все имеющиеся запасы меда, клюквы, аспирина, благодаря чему удалось избежать как инфекционных простудных заболеваний, так и переохлаждений. Во всяком случае, в массовом порядке.

Тем не менее даже в таком виде хорда самым положительным образом сказалась на экономике русских княжеств. Ибо в распутицу вообще никто, никогда и никуда не ездил, вследствие чего цены на рожь и пшеницу в некоторых районах выходили за все рамки приличий, а у нас даже цены на билеты не подняли, хотя гости прекрасно видели, какой ценой это благополучие достигается. Больше прочего меня порадовало что Госплан, ЦИК и ЦУР, практически в режиме реального времени выработали чрезвычайный и на редкость эффективный план действий, потребовавший от меня минимальной корректировки. Батут заработал!

Сам же остановился недалеко от Воронежа на промежуточной станции, где, собственно, хорда заканчивалась и начинались две ветки монорельса, одна из которых шла на Еголдаев городок и далее на Губкинскую шахту, а вторая, на Таганрог. Чуть в стороне от станции заливали жаропрочным бетоном пень. Не дубовый, и не берёзовый. Пнём называют верхнюю часть фундамента, представляющую собой монолитный цилиндр из жароупорного бетона, на котором поставят горн печи. Весьма затратное сооружение надо сказать. Нижнюю часть фундамента (подошву) уже залили в виде восьмигранной массивной бетонной плиты, а общая толщина слоя бетона достигала пяти метров, почти девятьсот кубов…

И это учитывая то, что новую домну я решил делать объёмом «всего» 850 кубов, практически вдвое урезав сетра, ибо даже с «микроскопической» Медногорской домной всего на триста кубов возникло столько проблем, что металлурги из ЦИК переехали на этот объект, пытаясь запустить его в нормальном режиме.

С одной стороны, чем больше домна, тем дешевле выплавка, с другой, значительное следует усложнение всех элементов конструкции, кратное удорожание окупаемости, поднимаются требования к шихте и руде… Любая авария на домне гиганте — существенная проблема для государства, плюс экология ни к чёрту. Иначе говоря, функционирование пяти доменных печей объемом тысячу кубов и удаленных друг от друга куда предпочтительнее работы одной доменной печи, объемом пять тысяч.

Упор сделал на малые универсальные (по шихте) домны позволяющие плавить всё, от кусковой железной руды до любой смеси кусков из руды и окатышей, а также использовать широкий ряд восстановителей, включая низкокачественный кокс и древесный уголь. Добавили вертикальный конвейер подачи шихты, компактный литейный двор, инжекторы или систему вдувания флюса, а не его засыпки что позволило существенно уменьшить протяжённость зоны размягчения-плавления, повысить производительность и снять проблемы, связанные с низкой прочностью кокса и древесного угля в коксовой насадке. Инжекторы сии позволят вдувать в печь всякий хлам — колошниковую пыль, мелкие частицы чугунного и стального скрапа и железорудной мелочи, играющих роль дешевых заменителей кусковых железорудных материалов, титанистого железняка. В итоге годового проектирования вышли на три типоразмера печей: микро — домна объёмом 48 кубов и производительностью 37 тысяч тонн чугуна, в год. Две такие стоят в Светлояре, по одной в Стальграде и Медном. Средняя домна объёмом триста кубов типа MDF мощью 220 тысяч тонн, в год. Первую из средней серии и запускаем северней Меднограда, она будет работать на руде Костомукшкого месторождения. Вторую же, вероятно, поставим уже на Урале. Наконец, строящиеся «большие» домны типа CDF объёмом 800 кубов, с диаметром горна 6.2 метра, высотой двадцать пять метров и «выхлопом» за 720 тысяч тонн. Первую поставим под Воронежем с перспективой работы на антраците, вторая же будет пыхтеть на узловой станции Кемийоки. Работать на шведском железе да угле Груманта.

И даже эти несчастные 800 кубов, далеко не фунт изюма. Ведь первая домна на Магнитке примерно такого объёма и была, заложена. Проектирование комбината началось в мае 1925 года, в декабре 1928 года проект, разработанный институтом Уралгипромез, был официально утверждён, и в марте 1929 года на строительную площадку прибыли первые строители, в сооружении доменной печи участвовали 46 проектных организаций, 158 заводов, 49 железных дорог, 108 вузов, не говоря от том, что большую часть проектной документации стибрили у американцев. Об чём разговор то, хотя, с другой стороны у нас печь проще, а с другой, я знаю много такого, о чём в двадцатые и не догадывались. Кстати, проектировали домну Магнитки долго, а строили быстро. Печь, без водохранилища возвели всего за 74 дня. У нас же, по плану запуск назначен в сентябре.

С места заливки переместился немного восточнее, на Губинскую шахту. Основной ствол заложили диаметром четыре метра. Его уже начали проходить и сразу же укрепляли чугунными тюбингами, причём проходку вели не вручную, как первые шахты Светлояра, а неким подобием подвесного механизированного полока для проходки ствола. Грунт же частью взрывали, а частью собирали подвесным грейфером и грузили в бадью, а затем тросом поднимали на поверхность. Скорость проходки около двух метров в сутки. Даже по пессиместическим расчётам к железу КМА мы доберемся уже через месяц, другой. Нормально осмотреть площадку я не успел, так как меня перехватил Лю. Я торопился в столицу и дальнейшая беседа пошла в служебном вагоне.