Володарь железного града

Позади остались развалины Дженда и Сыганака. Непримеримые враги — Есун Тимур-хан, Казан-хан объединили свои силы против его тюменов и… погибли в жесткой битве. Эмир отправил повелительнице головы этих правителей в подарок. Товлу уже покинул улусы Золотой Орды. Впервые за многие годы нукеры вступили на коренные земли Чоготая. Следом за ханами его железные тысячи умножили на ноль главные силы царства, безжалостных караунасов. До великих западных походов монголов их не существовало вовсе, в этническом плане караунасы продукт метисации военных монгольских отрядов, размещенных в далеких южных регионах. Эти отродья шакала во многом походили на мамлюков Северной Индии и Египта, но помимо тюркской, имели долю и истинной крови. Как и мамлюки, они отринули заветы предков и подобно стае шакалов организовали собственные воинские корпорации, менявших беев как перчатки. Их безумная храбрость уступила железной воле Товлу, выучке его тумена, куда он не стесняясь набирал бывших врагов, предложив им простой выбор — клятва верности или смерть!

Караунасы контролировали окрестности Кабула, левобережье Амударьи в пределах Хульма, Кундуза, Баглана и выбрали себе беком амира Казагана, пытались и претендовать на первенство в улусе, но в отрыве от дома Никудера. Эмиру, наглец посмел именовать себя султаном, удалось сплотить всю южную группу чагатайских племен, занимавшую территории от Железных ворот до южных отрогов Гиндукуша и включавшую также каучинов, арлатов, сулдузов, апардов и хутталянцев. И где они все? От непокорных остались лишь горы черепов высотой в рост человека. А со взятием Отрара перед эмиром открывались дороги на Персию, Индию, Бухару и всюду его ждали золото, драгоценные камни и молодые, красивые наложницы. Под рукой Товлу собралось уже два полнокровных тюмена. Эмир ощущал себя новым покорителем Вселенной! Но его войска были мобильнее тюменов Темучжина, он отказался от тяжёлых осадных катапульт и таранов, не требовалось тянуть штурмовые лестницы и камнемёты.

Товлу не торопился, он не сомневался — его нукеры сегодня обязательно возьмут Отрар. Недавно пришёл новый караван и, помимо пороха, там были чугунные мины размером с бочку и несколько сотен верблюдов с вьюками, полными железных колец и наконечниками стрел. О торговле эмира с врагом знали немногие, а те, кто без спросу совал нос в эти дела, быстро отправлялись кормить рыб на дно Сырдарьи. Товлу также сплавлял неудобных сотников и тысячников из враждебных родов в большой поход, затеянный диваном против ненавистного князя, а сам и не думал с ними отправляться. За короткое время он стал одним из самых богатых людей Великой Степи, зачем ему рисковать? На словах он расписывал слабость князя, раздувал богатства его городов до небес, впрочем, помалкивая о том, ЧТО видел на памятном смотре в Мытищах. Богатство князя конечно велики, но Товлу обычно предпочитал синицу в руке, журавлю в небе.

Первая волна штурмующих уже откатилась от широких глинобитных стен, оставив вместе с десятками трупов новоиспечённых воинов (элиту он берёг) несколько чугунных цилиндров, каждый из которых катили шесть взрослых мужчин. Эмир отмахнул рукой и невидимый огонёк побежал по пропитанному аммиаком хлопковому шнуру…

Чудовищный взрыв опрокинул первые ряды войска, а осколки стен долетели до самого Товлу. Его качнуло, слега оглушило, а огромное облако пыли поднявшейся на десятки метров, полностью скрыло древний город. Энергия шоколадного пороха, по сравнению с тротилом составляла около тридцати процентов, а его самодельных смесей из персидской селитры и того меньше, но две тонны, это аргумент, против которого не устоят и самые крепкие стены.

Когда пыль осела, сразу в нескольких местах стены зияли огромные провалы, а языки насыпей можно было преодолеть даже на конях. Саман буквально рассыпался в пыль от чудовищной ударной волны. Эмир выстрелил из сигнального пистолета красной ракетойю Она медленно поднялась на войсками оставля в бирюзовом небе причудливые, витиеватые следы белого дыма. Раздались утробные звуки сотен боевых труб-карнай[i], казалось, на город двинулось стадо слонов. Тысячи стрел с широкими, листовидными наконечниками, легко вскрывающие хлопковые, многослойные халаты, взмыли в небо выбивая оставшихся на стенах. Закованные в железо сотни подобно буйным рекам начали вливаться в провалы, не встречая сопротивления. Слишком шокирующим для защитников стало падение незыблемой стены. Город был обречён. Товлу понимал что гибель золотого ожерелья Мавераннахра — Дженда, Сыгнака и Отрара охладит головы беев в Бухаре, сегодня же он отправит послов с предложением, от которого нельзя отказаться. Противники кончились и ему нет нужды держать войско в кулаке. Завтра пять тысяч всадников уйдут на Самарканд, а сам он, изгоном отправиться дальше на юг, на жирные земле Ташкента и Ходжента. В Кашгаре и Таласе свирепствует чума, а Алмалык и Турфен слишком далеко.

Глухов. Княжеский доминион

Разговор двух великих князей не клеился. Оно и понятно. Михаил Семёнович Глуховский являлся самым что ни на есть прямым потомком Михаила Черниговского, а его собеседник хотя и носил номинальный титул великого князя Черниговского, де факто был представителем смоленских Ростиславичей. То бишь к Ольговичам, он никаким боком. Брянское княжество старшее и самое крупное, самое сильное, из осколков бывшего Черниговского, волею судьбы получили злостные «друзья-конкуренты». Последний его легальный князь, Олег Романович, будучи бездетным, ушёл в монастырь, а княжество перешло к Смоленским через сестру Олега, к Василию Александровичу старшему брату давеча погибшего в Смоленске Ивана Александровича и… его нынешнего собеседника, Дмитрия. Всё это происходило в дни молодости Михаила, под непосредственной угрозой вторжения эмира Ногайского улуса покровительствующего Смоленским, и не давшим Ольговичам, получить в лён законные уделы. Обидно.

Дмитрий Александрович, даже на фоне родственников, имевших скверную репутацию, отличался особым цинизмом. Не раз и не два натравливал поганых на земли соседей, интриговал и предавал союзников. Время его правления совпало с усилившейся экспансией Великого княжества Литовского и Московского княжества, поэтому он был вынужден лавировать между ними и Золотой Ордой и дважды терял брянский престол. Как говорится и нашим, и вашим и споём, и спляшем. Правда Калита на этого жука управу нашёл. Зато, когда всесильный московский князь умер, Дмитрий Александрович в течении месяца правящего братца Глеба Святославича за реку Смородину спровадил. Не посмотрел, что он сторонником Москвы был. После же взятия, войсками Москвы и Товлу, Смоленска князь мгновенно переобулся и побежал к Семёну на поклон. Сын Калиты особо кочевряжиться не стал и быстро нашёл с Дмитрием общий язык, ибо оба они в равной степени страдали от экспансии княжества Мстислава. В закреплении же союза Семён оженил младшего своего брата Ивана на дочери Дмитрия Александровича, Феодосии.

Собственно, в Глухов князь Брянский поехал дабы отработать высокое доверие Москвы. Не учёл, правда, что Михаил Семёнович прекрасно помнил, как его княжество прошлые лета щемили по всем фронтам. Глухов град большой и древний, но волею судьбы окружён чужими городами. Брянское княжество куда больше Новосильского по населению и дружине, соответственно отчего Ростилавичи клевали слабого соседа в хвост и гриву. Отчасти поэтому предложение племянника поставить близ Глухова пограничные башни, князь воспринял на ура. Мстислав его негодяй ещё тот, но супротив брянских и близко не стоит. Традиционные зимние набеги соседских бояр, якобы случайные, летающими змеями и шарами отслеживались на сто процентов и впервые, за многие годы Михаил Семёнович смог вдохнуть спокойно, а уж когда весной на Сейме и Десне появились пароходы с пушками положившие болт на мытницы и тамги брянского князя, он и возрадовался всем сердцем. Искренне.

— Ты пойми, сегодня он себя князем Черниговским кличет, а завтра тебя из Глухова попросит.

— Кто из нас Большой князь мы уж промеж себя разберёмся, — Михаил выразительно зыркнул на собеседника. — Попросит, али нет. Сие ешо баба надвое сказала, а то, что вы на МОЮ землю придёте, МОИ грады да верви зорить будете, это как?! Али думаешь будто вои московские да нукеры Жанибека гадать станут чьи тута места?

— Племянник твой супротив Орды пошёл! Ежели диван прознает, что ты с ним заодно, не видать тебе ярлыка как своих ушей. Где-то видано, убийцу царя Озбека покрывать!

— Навет сие! — желваки на лице Глуховского володаря заиграли.

На деле Михаил Семёнович прекрасно знал расклады. Как Мстислав всё ведал, знал о его дружине, так и наоборот. Большая часть старшей дружины князя происходила из Новосильско-Глуховской воинской корпорации где вои друг друга знали с младых ногтей. И на радостях с князем поделились информацией, а он поддержал. Горячо. Ну не мог он по-другому поступить, ибо его там на месте и порешили. Кровная месть для Ольговичей дело святое. В общем то он особо то и Мстислава не щемил, по сравнению с прочими претендентами. С его отцом они росли вместе, дружили. Дядька, дед Мстислава спас однажды от верной смерти при переправе через Сейм, в младые годы. А далече отец настроил супротив. Не хватало на всех князей землицы, городов для кормления ведь княжество в те годы терзали эмиры, а чёрный люд на севера целыми сёлами бежал.

— Вот что, Дмитр, Семёну сказывай, супротив Мстислава я дружину поднимать не стану. Не могу, понимаешь, не могу! Дружина не поймет.

Михаил Семёнович, в отличии прочих князей, обладал куда большей информаций в силу географическогго положения и наличия десятков осведомителей от первого лица. И новостями он делить не хотел. Ведал Великий князь какие силы собирает Семён, в Орде кое-какие люди у него остались, в Литве. Если смотреть здраво, Мстислав шансов не имел вовсе, однако, червячок сомнения который день грыз Михаила Семёновича. Если бы поход бы обычным, это одно, а поддержать огромный набег на собственные земли? Он ведь понимал что ежели Мстислава побьют, то татары не остановяться и и его коренные города под раздачу попадут.