Волшебница Вихря

Вожак переменился внезапно, встал, отошёл к своему воину, что сторожил главаря.

— Зачем вам девушка понадобилась?

— Дар у неё, — отозвался тот, злобно сверкая глазами. — Руки умелые. Если бы знали, каков братец, его бы тоже прихватили…

Влас больше ни о чём не спросил. Всем было ясно, что больше они не прихватят никого и ничего, дай боги, если останутся живы.

— Парня надо в дом унести, — сказал вожак.

— Много погибших? — спросил Дарн.

— Ни одного. Успели в лес уйти. Добро тоже цело.

Он странно посмотрел на нас с братом, и я нахмурилась. Отступило светлое чувство защищённости, растаяло, как и не было его. В этот миг я особо остро чувствовала себя сиротой.

Тут подошли ещё воины, и я больше на Власа не глядела. Всё гладила Элика по голове, и он раз или два открыл глаза, улыбнулся. Мне было страшно хоть на минуту отпустить его руку.

— Госпожа.

Я вскинула голову, надеясь, что незнакомцы посчитают красные глаза признаком усталости. Мне всегда было стыдно плакать перед мужчинами.

— Егор, — представился один.

— Фурги, — поклонился второй.

Мне показалось, что они братья, так были похожи — рослые голубоглазые брюнеты с ямочками на щеках. Наше с Эликом родство тоже было заметно сразу — оба русоголовые, с курносыми носами, стройные и высокие.

— Мы понесём твоего брата, — сказал Фурги.

— Позволишь?

— Да. Спасибо вам. Только раны бы не задеть…

Я больше не видела вожака. Наверное, он остался решать, как поступить с нападавшими. Несмотря на то, что воины сами отлично несли Элика, я всё пыталась им помочь, чем вызывала добрые усмешки. В конце концов, напряжение дало о себе знать: я приотстала, и шла, беззвучно плача, и спотыкалась о каждый попадающийся камень. Чем встретят нас деревенские? Я поняла уже — они-то успели в лес удрать, а нас с Эликом бросили умирать… Как теперь смотреть буду старейшине в глаза? Мне он и прежде не слишком нравился, впрочем, как и я ему, но гостю на хозяина огрызаться — последнее дело.

Во мне не было злобы, привыкла. Кому нужны сироты неведомого рода, даже такие умельцы, как мы с братом? Разве что свой дом построить где-то в глубине леса… Но такая ли жизнь нужна была старшему? Я знала, он хочет стать воином, творить магическое железо без страха, в своей собственной кузнице, да и сама не настолько людей боялась, чтобы вечно прятаться.

Удивительно, что мы встретили вожака уже в поселении. Он стоял, разговаривая со старейшиной, Валко Горичем, и бросил на нас быстрый взгляд. У меня в животе похолодело — что наговорил Вихрю мужчина? Неужели решил, будто мы в нападении виноваты? А если суд устроят, что над нами учинят? Против Власа у меня не было ни сил, ни умений. Всё равно сделают по его слову, и мы с Эликом должны будем подчиниться. Оставалось только надеяться на правду, хотя далеко не всегда она одерживала победу.

Но пока что, избавившись от жутких мыслей, я должна была позаботиться о брате.

— Несите в дом, — распорядился Влас, и Валко не посмел спорить. Это дало мне надежду, да и взгляд вожака был ободряющим.

Я долго возилась с ранами Элика. Хорошо, что грозовое железо обладало способностью исцелять, и плохо, что действовало оно исключительно на мужчин — себя не полечишь. Потом пришлось вывести из сарая взволнованного, поскуливающего Храна, и оставить его с братом, чтобы не дай бог никого не напугал своим видом. Нечёсаный, кобель становился похож на чудо лесное.

А когда я вышла во двор воды хлебнуть, стало ясно, что день не только ужасно начался, но и продолжится отвратительно. Старейшина и его семья ждали у вековой яблони, что скрепляла их род. Там же стоял Влас и его приближённые. Вожак поманил меня, и пришлось подойти. Сердце билось мучительно, и от усталости я едва переставляла ноги. Но — выпрямилась, глубоко вдохнула. Пусть Валко попробует доказать, что мы с собой тьму принесли!

— Не звали мы их, господин. Сами пришли, из лесу. Откуда точно — никому не ведомо, — очевидно, продолжил свой рассказ старейшина.

Я подошла, встала ни к ним, ни к воинам Вихря. Снова одна, снова сражаться. Слава небесным богам, хоть брат родной жив!

— Тебя как зовут? — обратился ко мне вожак.

— Веда из рода Солль.

Я нарочно назвала маминых предков — не ложь, но и не вся правда.

— А жила где?

— Там, к югу, большой лесистый остров. Пять дней пути на лодке.

Глаза его вспыхнули и погасли. Догадался!

— Земли, что уничтожил пожар, — кивнул мужчина. — Родители погибли тогда же?

— Да, — тихо сказала я.

Все разом обернулись, когда хлопнула дверь: это вышел, шатаясь, Элик. Я тотчас бросилась к нему, вполголоса ругаясь:

— Дурень ты упрямый! Какого лешего встал, а?

— Ты прости, сестра, но не могу тебя… с ними… одну бросить. Как налетят, искусают… Кровопийцы.

Я подпёрла его плечом, мол, расслабься, и Элик слабо фыркнул. Деревенские и правда иссушали нас подобно упырям с болот. Ну а что? Не-своих и в огонь бросить можно, если чем-то обидят…

Влас некоторое время молча взирал на старейшину, и я не могла понять, почему он так пристально его изучает. Потом его глаза обратились на брата, прошлись по его дрожащему телу.

— Кто рубашку тебе делал, старейшина? — вдруг спросил вожак.

— Моя жена, конечно, — отозвался тот недовольно. — Некому больше.

У меня всё внутри сжалось: зачем врёт? Это была наша плата за то, что сарай занимали — я одежды украшаю, брат редкую, особенно вкусную рыбу ловит, он был великий в этом умелец.

— А парню пришлому тоже жена твоя рубаху расшивала? — сощурился вожак из морской крепости.

— Как это? — нахмурился старейшина.

— Не смей лгать, — тихо, с холодным спокойствием сказал Влас. У меня от его голоса мурашки потекли по спине, и я почувствовала, как напрягся Элик. — Одна рука вышивку клала, и она не твоей жене принадлежит. Твоя работа? — посмотрел он на меня. Глаза были как колодцы — светлые, прохладные.

— Да.

— Она больше ни на что не годна! — вдруг обиженно воскликнула жена старейшины. — По дому ничем не помогает, стирать отказывается! Что ни помыть, всё нос воротит!

— Я вам не служанка, — ответила я как можно сдержанней. — И в доме не живу. А где мы с братом вашей заботой ночуем, так там чисто.

— Пусть руки у неё ловкие, а всё равно — пришлая! — сказал старейшина. Я видела, что он боится Власа, но и от нас хочет, коли получится, поскорее избавиться. — А парень как куница проворный, ловкий. Вроде не воин, а мечом своим удивительным… Да ты оружие их посмотри! Небось, украли где, потому и прятали до поры! А как своих признали, выхватили да к кораблям!..