Волшебница Вихря

— Мы ничего не крали, — произнёс сквозь зубы Элик. — Это меч моего отца.

— Ага, грозовой стали клинок! Ты ещё скажи, что сам из Грозовых кузнецов будешь! — ядовито произнёс старейшина.

Повисла неловкая тишина. На нас теперь смотрели все, включая Власа.

— А, молчите!.. — торжественно начал было старейшина.

Вихрь поднял руку, и Валко замолк, не договорив.

— Солль — род по матери? — спросил вожак.

Мы кивнули одновременно. От него-то зачем скрывать? Да он и так всё понял, не для себя спрашивал.

— Значит, у вас и знак Грозового рода должен быть.

— Он есть, — сказала я. — Но покажу его я только тебе.

— Ты, девчонка… — начала надрывно жена старейшины, но замолчала, когда Вихрь хмуро на неё посмотрел.

Влас шагнул ко мне, и я повернулась спиной, поднимая косу. На затылке, где никто случайный увидеть не мог, была особая метка, что получал каждый из рода Грозовых кузнецов, когда ему исполнялось четырнадцать. Тёплые пальцы коснулись моей кожи, и мурашки побежали по спине.

— Возьми к себе, господин, — вдруг подал голос Элик. — Верно служить буду!

Он кашлянул и скривился от боли, а я посмотрела на Власа с осторожной надеждой: примет ли обоих? Мне казалось, что он, в отличие от Валко, понимает: мы просто не могли быть в сговоре с разбойниками и от них же защищаться. Если бы злодеи были нашими друзьями, разве стали бы они рубить Элика чуть ли не насмерть?

Со стороны дома послышалось рычание, и все посмотрели туда. Лёгкой, бодрой рысью к нам спешил Хран. Он и без того был огромен, со вздыбленным же загривком казался вовсе необъятным.

— Ко мне, — приказал Элик, и пёс устроился у его бедра, преданно заглянул в глаза.

Влас окинул наше потрёпанное трио странным взглядом и вдруг улыбнулся:

— Потомки великого рода. Беру, раз здесь не нужны.

У меня впервые за долгое время радостно забилось сердце.

— Завтра отплываем, вам нужно отдохнуть, — продолжил вожак. — А ты в следующий раз рассуди здраво, полежи, когда сестра велит, — сказал он Элику, и вдруг хмыкнул, отчего в уголках глаз явственнее обозначились морщинки: — Мастерица и юный воитель, как уж тут не возьмёшь?

Я посмотрела на старейшину: он поджал губы. Наверное, понял, что продешевил. Не потребовал от Элика меч-то магический создать…

— Спасибо, — поклонилась я.

— Спасибо, господин, — с трудом согнулся Элик.

Кажется, нам предстояло снова отправиться в долгий путь.

Глава 2

Заняться собой я смогла нескоро — то вещи перетащить, то проверить, спокоен ли братов сон, то Храна накормить и в сарае запереть. Уже в сумерках, едва переставляя ноги, я вошла в дом и после в комнатку, где позволили отлежаться Элику. Он спал в углу, грудь мерно вздымалась. Грозовой меч мерцал рядом на лавке, мой, прежде мамин, лежал поблизости, отзываясь холодным голубым светом.

Я потрогала лоб брата: приятно тёплый. Слава грозам! Теперь следовало о себе позаботиться, хотя больше всего мне хотелось опасть на пол и не шевелиться. Стянув верхнюю тунику-безрукавку, я вывернула шею, различив край длинной и глубокой царапины. Она шла от шейного позвонка и меж лопаток, и почистить её было довольно трудно. Впрочем, как и вторую, которая была на пояснице.

Я налила в таз воды, закатала рукава, и первым делом промыла рану на плече. Лечить было особо нечем: я хотя и училась у мамы травничеству, а таланта к этому делу не имела. Обычные царапины мазали настоем бескровника, чтобы быстрее заживали, и я решила, что сделаю также. Конечно, и речи не шло о том, чтобы себя зашивать. В Элика я ещё могла тыкнуть иглой, но собственную спину вылечить было невозможно без посторонней помощи. Задумавшись, я задела таз, и пришлось, одёрнув перепачканные одежды, приняться за уборку. Вот и утешила раны, криворукая. Теперь разве что брата будить, чтобы помог…

Едва я об этом подумала, как после тихого стука отворилась дверь: в комнату зашёл Влас. Взглядом прошёлся по тазу, тряпкам с тёмными пятнами и, наконец, остановился на моём лице.

— Ранами занялась?

Я покраснела, поднимаясь. Вот уж чего не ожидала, так это его появления, тем более что мужчина не выглядел уставшим несмотря на то, что сражался куда больше меня. Пуговицы на вороте его рубашки были частично расстёгнуты, открывая загорелую грудь, и я почему-то никак не могла отвести взгляд от простого кожаного ремешка, что прятал где-то возле сердца таинственный амулет.

— Да. Не знаю, правда, глубокий ли порез…

Мужчина закрыл дверь.

— Я сделаю. Давай-ка садись на лавку, маленькая.

У меня сердце вздрогнуло от его тихого голоса. В Вихре чувствовалась пленительная, опасная сила. Своей энергией он подавлял всякого, и я почти сразу поняла, почему. Любой воин желал победы, Влас же сражался так, будто ему всё равно, погибнет он или останется в живых. Как уж не станешь бояться человека, который не боится умирать?

— Разве так правильно? Я могу попросить кого-нибудь другого, — сказала я.

Его губы искривились в медленной беззлобной усмешке.

— И где твои чаемые целители? Что-то ни одного не видно.

Я сглотнула. Было что-то колдовское в его светлых глазах, и хотелось принять неожиданную помощь, пусть даже такую значимую. Я поняла ещё, что вовсе не страх заставлял меня дрожать, а благая, пусть и невероятной мощи, сила.

— Ты вожак. Не пристало тебе заботиться о таких, как я.

Сказала — и как будто о молнию обожглась. Взгляд Власа стал пристальным, коснулся моих плеч.

— Я не уберёг тех, кого поклялся охранять, — покачал головой он. — Все ваши раны на моей совести.

— Мы с братом здесь чужие, — отозвалась я хрипло. — И ты ничего нам не должен.

Он сощурился — то ли насмешливо, то ли ласково. Не таким я представляла себя хозяина морских берегов. Мы с Эликом слышали, конечно, о Власе, но я думала, что он совсем старый, а оказалось, что, несмотря на седину, мужчине больше сорока и не дашь.

— Я обещал принять вас в свой дом, а, значит, уже принял на себя ответственность за ваши жизни.

Подошёл, взял меня за плечо, и усадил на лавку. Противиться у меня не было ни сил, ни желания — я рухнула, как подкошенная.

— Сняла бы платье. Я не обижу.

Мне было трудно дышать. Я уже не боялась его самого, но чувства, что всколыхнулись в теле, пугали.

— Хорошо, сейчас.

Голос дрожал, слова комкались. Я развязала тесёмки, и на обнажившиеся плечи лёг прохладный воздух. Влас легонько потянул за подол:

— Ниже.

Он хотел помочь с ранами. Он был вожаком, и ничего плохого не замыслил. Но мне стало жарко, потом холодно до дрожи, и вдруг — сладко, словно мужчина был мне другом и защитником не из долга, а по велению сердца. Я опустила платье до пояса, вытащила руки из рукавов. Интересно, ему было понятно там сзади, как сильно я покраснела? Влас ничего не сказал. Теплые пальцы коснулись затылка, убирая косы вперёд — мурашки потекли вдоль позвоночника.