Волшебники из Капроны
Шрифт:
— Жду, — сказала она, — хочу поглядеть, как ты по-свински ешь. Но сегодня, надо думать, ты демонстрируешь лучшие свои манеры.
— Я всегда так ем! — И, увидев, что накрутил на вилку слишком много спагетти, стал поспешно их с нее сбрасывать.
Волна презрительных морщинок пробежала по выпуклому лбу Анджелики.
— Вот уж нет. Монтана всегда едят омерзительно. Они иначе не умеют после того, как Старый Рикардо Петрокки заставил их съесть собственные слова.
— Чушь несешь, — возразил Тонино. — Напротив, это Старый Франческо Монтана заставил Петрокки съесть их собственные слова.
— Ничего подобного! —
— Да нет же. Все было совсем наоборот! — возмутился Тонино. — И я это знаю с детства: первая рассказанная мне история.
Так или иначе, но теперь им было уже не до спагетти, доедать их они не стали. Оба положили вилки и продолжали спорить.
— И вот потому, что они пообедали своими заклинаниями, — говорила Анджелика, — Монтана и стали такими гадкими и начали пожирать своих мертвяков — дядей и тетей.
— Да никогда! — вспыхнул Тонино. — А вы едите младенцев!
— Как ты смеешь! — воскликнула Анджелика. — А вы коровьи лепешки едите вместо пиццы, и вонь от Дома Монтана стоит даже на Корсо.
— А Домом Петрокки воняет по всей виа Сант-Анджело, — заявил Тонино. — А как мухи жужжат, слышно аж с Нового моста. И детишек вы плодите, как котят, и…
— Наглая ложь! — взвизгнула Анджелика. — Вы нарочно такое придумали, потому что боитесь, как бы люди не узнали, что Монтана никогда по-настоящему не женятся!
— Нет, женятся! — проревел Тонино. — Это вы не женитесь!
— Бред! — заорала Анджелика. — Да будет тебе известно, что не далее как после нынешнего Рождества мой брат венчался в церкви. Съел?
— Врешь и не краснеешь, — заявил Тонино. — Вот моя сестра, она и верно будет венчаться весной, так что…
— Я была подружкой невесты, — выходила из себя Анджелика.
Пока они спорили, поднос тихо уплыл со стола и исчез где-то вблизи окна. Когда Тонино с Анджеликой оглянулись и, обеспокоенные, стали искать его, им осталось только ругать себя, что еще раз упустили возможность проследить, откуда он появляется и куда уплывает.
— Вот видишь, что ты натворил! — посетовала Анджелика.
— Не я, а ты. Ты! Нечего нести всякую чушь про мою семью, — выпалил Тонино.
Глава девятая
— Если ты не уймешься, — заявила Анджелика, — я спою первое же заклинание, какое придет мне в голову. Надеюсь, оно превратит тебя в слизняка.
Это была серьезная угроза. Тонино немного струхнул. Но дело шло о чести рода Монтана.
— Возьми назад то, что ты наговорила о моей семье, — сказал он.
— Только если ты возьмешь назад то, что наговорил о моей, — потребовала Анджелика. — Поклянись Капронским Ангелом, что ни в одном из этих лживых поклепов нет ни грана правды. Взгляни. Вот здесь Ангел. Подойди сюда и поклянись.
Розовый палец ткнул в столешницу. «Совсем как наша училка в тяжелый день», — подумал Тонино.
Он встал со своего скрипучего стула и склонился над столом посмотреть, на что она там указывает. Анджелика нервно смахивала
пыль с желтого лака, чтобы показать Тонино, что у нее на самом деле есть Ангел, выцарапанный в столешнице неисправным краном. Ангел получился вполне хорошо, учитывая, что кран — малоподходящий для такого дела инструмент, который к тому же все время норовил выскользнуть из рук. Но Тонино не был расположен восхищаться.— Ты забыла свиток, — сказал он. Анджелика вскочила, хрупкий стул, опрокинувшись, с грохотом полетел назад.
— Ах так! Пеняй на себя!
Прошествовав к пустому месту между окнами, она заняла командное положение. Оттуда, вытянув руки перед собой, она взглянула на Тонино, чтобы узнать, собирается ли он уступить. Тонино был не прочь пойти на попятный. Ему вовсе не хотелось быть слизняком. Он мысленно искал пути к примирению, но так, чтобы это не выглядело трусостью. Однако, как и во всем прочем, соображал медленно. Анджелика резко повернулась кругом.
— Хорошо, — сказала она. — Пусть будет обратное заклинание, чтобы снять с тебя чары.
И она запела. Голос у нее был ужасный — то резкий, то глухой, то высокий, то низкий. Тонино очень хотелось остановить или, по крайней мере, заглушить его другими звуками, но он не посмел на это пойти.
Он терпел, пока Анджелика пронзительно выкрикивала два стихотворных куплета — заклинание, которое, по-видимому, концентрировалось вокруг слов «претвори» и «сними». Имелось в виду заклятие. Тонино очень надеялся, что к нему это прямого отношения не имеет.
Для третьего куплета Анджелика подняла руки повыше и в шестой раз сменила тональность:
— Претвори мое заклятие, сними мое заклятие…
— И все не так, — сказал Тонино.
— Не смей меня отвлекать, — огрызнулась Анджелика, поворачиваясь кругом, отчего ее руки разлетелись в разные стороны. Одна указывала на окно. — Расколдуйся заколдованное, распахнись затворенное, — пела она злющим, визгливым голосом.
Тонино быстро оглядел себя — нет, с ним, кажется, ничего не произошло: какой был, такой и есть, и обычного цвета. И он мысленно сказал себе, что с самого начала знал: такое путаное заклинание не могло сработать.
Тут раздался ужасный треск, он шел с потолка, прямо над окнами. Вся комната заколебалась. И к великому изумлению Тонино, передняя стена, окна и прочее отделились от потолка и рухнули наружу с приглушенным стуком, на удивление тихим для целой части дома. Волна затхлого воздуха хлынула в открытое пространство.
Анджелика была изумлена не меньше Тонино, что не помешало ей повернуться к нему с самодовольной торжествующей улыбкой:
— Видишь? Мои заклинания всегда срабатывают.
— Прочь отсюда, — ответил Тонино. — Живо. Пока никто не пришел.
И они побежали по раскрашенным панелям, по отметинам, нанесенным стулом Тонино. Миновали на удивление чистый прямой срез, где стена соединялась с потолком, и выскочили на террасу, которая оказалась не из камня, как предполагал Тонино, а из дерева. А за ней…
Они остановились — как раз вовремя — на краю пропасти. Оба подались вперед, но удержались друг за друга. Глубокий обрыв отвесно уходил вниз, в непроглядную тьму. Дна не было видно. И когда они посмотрели прямо перед собой, то тоже мало что смогли различить. Там, слепя глаза, полыхал золотисто-красный солнечный свет.