Волшебное зеркало Тимеи

Я промолчала.

— Пойдемте наверх, я покажу вам вашу комнату, — радушно проворковала мама и прошла вперед, источая такое знакомое, такое родное тепло.

Вскоре мы оказались в гостевой комнате на втором этаже.

— Оставьте нас, мадам! — попросил Рене, и мама понимающе кивнула.

Дверь за ней закрылась, и я осталась наедине с дирижером-дьяволом.

ГЛАВА 9

Я прошла вглубь комнаты и села на стул возле окна. Месье Рене расположился напротив в уютном кресле.

— Ну, вот мы и вновь оказались лицом к лицу, Марина! — произнес он. — Наконец-то ты будешь принадлежать только мне одному! Ведь у тебя не осталось выбора, не так ли? Даже родная мать не узнает тебя. И если ты не отправишься со мной, она попросту выгонит тебя из дома. Могла ли ты подумать о таком повороте судьбы, когда была так надменна и горда?

— Что вы сделали со мной? — спросила я обреченно.

Костлявым пальцем Рене указал на стоящий боком ко мне высокий шкаф с зеркалом на двери.

— Взгляни, и все увидишь сама!

С трепетом в коленях я приподнялась со стула и подошла к зеркалу… Медленно повернула голову…

Из глубины темной поверхности зеркала на меня смотрела сморщенная старуха лет восьмидесяти, с редкими седыми волосами, узловатыми пальцами и морщинистым лицом, в котором с большим трудом угадывались какие-то черты.

Я содрогнулась.

— Нет, не может быть!!!

Черты старухи в зеркале исказились, и ее рот прошуршал что-то.

«Нет, не может быть», — угадала я сквозь сковавшую меня жуть.

С ужасом вглядывалась я в какой-то заношенный наряд, который скрывал дряхлое тело старухи, в ее спутанные космы, в ее мутные глаза.

— И это — я?..

Рот женщины в зеркале снова шевельнулся, глаза раскрылись — она повторила мои движения.

— Вернись на место! — приказал дирижер, и я послушно выполнила требование.

— Ты очень больно ранила меня, — покачал головой месье Рене, кажущийся теперь уже не таким старым и дряхлым, как мое собственное отражение в зеркале. — Ты уязвила мое достоинство. Ты не обратила внимания на мою любящую и страстную душу… Ты посмеялась надо мной… Скажи, ведь сейчас, в этом теле, ты точно так же любишь мать и жениха, ты испытываешь те же чувства к другим близким людям?

— Да, те же… — еле слышно прошептала я.

— Только теперь ты сможешь понять, каково это — любить, а в ответ получать лишь безразличие и насмешку…

Я кинулась в ноги к маэстро.

— Верните мне мою молодость! Я прошу, я умоляю вас! — закричала я исступленно. — Я прошу у вас прощения, искренне прошу! Я теперь все-все понимаю!

Мне казалось, что стоит попросить прощения, как он погладит меня по несмышленой голове и вернет все обратно.

Он действительно поднял длинную ладонь и провел ею по моим волосам.

— О нет, дитя мое! Испытание не длится днями — оно исчисляется годами… Я тоже просил и умолял — и что же ты? Вспомни!

— Но я ведь не любила вас… — всхлипнула я, — и не люблю…

— Не любила… Потому что ты видела лишь старую невзрачную оболочку и не утруждала себя заглянуть в душу, которую она скрывает… А теперь у тебя будет много, много времени, чтобы хорошенько изучить ее и полюбить.

— Но я люблю другого! — воскликнула я.

— Другого? Вадима? — старик усмехнулся. — А его душу — ты знала? Нет, не тогда, когда он пресмыкался перед твоей красотой, не тогда, когда швырял легкими деньгами на подарки… А тогда, когда он швырнул тебя с порога своего ресторана как заблудшую собаку! Ты увидела его душу? А ведь это была ты! Та, которую он — вроде бы — любил! Видишь, как обманчиво бывает зрение, когда ты молода, здорова, красива и богата… И те же глаза, но в другой, нищей и старой оболочке видят все совсем, совсем иначе. Но все это лирика, моя дорогая. Я эгоистичен, как все мужчины — будь они молоды или стары… Главное, что я вижу тебя по-прежнему очаровательной и молодой! В моих глазах ничего не изменилось. Ты все та же красавица, только более послушная и смиренная…

Холодный ужас сковал мое тело.

— Неужели никто, никто не видит меня той, прежней Мариной?! — в отчаянии вскричала я.

Месье Рене вновь покачал головой.

— Когда мое желание слишком велико, то волшебство, сотворенное под его влиянием, имеет довольно большую силу. И ты сама постаралась разогреть мою страсть до такой температуры, что противостоять этой силе теперь мало кто сможет. Основная масса будет видеть тебя такой, — сказал он, — но в этом мире найдутся и те, кому мое волшебство не способно застлать глаза. Это те, кто любит тебя так сильно, что не замечает, в каком ты облике. Или люди с очень чистой и светлой душой, которые видят не глазами. Как ты понимаешь, их очень и очень мало. Настолько мало, что шанс встретить их на пути почти невероятен, если он вообще существует. Но даже если тебе повезет, не обольщайся, что в первом увидевшем тебя юной и прекрасной ты найдешь помощь. Есть и другая категория людей, которая тоже видит то, что есть на самом деле… Это я, например! И люди вроде меня, обладающие особым видением, также разбросанные по всему свету. Правда, их тоже очень и очень мало, и если тебе опять-таки встретятся таковые, то они будут на моей стороне. А отличить тех от других ты не сумеешь. Это не в твоих силах. И поэтому довериться не сможешь никому.

— Тетя Клаша! — проронила я.

— Да, твоя няня, тетя Клаша — одна из тех, чья душа прозрачна, как кристалл, и к тому же искренне любящая тебя. И она видит тебя своей любимой, родной Мариной. Но сегодня мы уедем, уедем очень, очень далеко. И ты больше никогда не увидишь тетю Клашу. У тебя начнется совсем другая, новая жизнь! А обо всем, что было раньше, ты должна забыть. Так будет лучше для тебя же самой.

— Но ведь… если вы такой всесильный, вы могли бы вернуть себе молодость… — прошептала я.

— Ты опять пытаешься торговаться… Вернуть молодость и облечься в бессмертие я не могу. Это не под силу даже Господу Богу. Я могу, конечно, сделать так, что окружающие будут видеть меня молодым, но моложе от этого я не стану… Ненастоящая любовь не удовлетворит меня, а те, кто верен мне, верны мне именно в этом облике. Вот и ты, я уверен в этом, рано или поздно полюбишь меня таким, каким видишь сейчас.

Потрясенная, я сидела, вжав голову в плечи, не имея сил выговорить ни слова… Сколько прошло времени, я не знаю. Очнулась я от оклика мамы.

— Собирайтесь, дорогая Агнесса! Ваш брат сообщил, что вы отказались от ужина. Жаль… На ужин была жареная перепелка… А как вас кормят там, в санатории?..

Я подняла на нее безысходный взгляд. Мама смутилась и скомканно произнесла:

— Ваш брат и друзья ждут у порога. Я провожу вас… Жаль, что вы не успели познакомиться с моей дочерью Мариной — она прима нашей филармонии, молода, очень красива и скоро выходит замуж за владельца ресторана! Как раз сегодня она дает сольный концерт…

Я заглянула в мамины глаза. Получалось, что даже она не видит меня сердцем, а видит лишь мою красивую и успешную оболочку.

Мне захотелось коснуться ее на прощанье, но мама невольно отстранилась от моей руки, которая казалась ей морщинистой и старческой, и ладонь ухватила лишь воздух.

Внизу стояли месье Рене в черном костюме, импресарио и Ксавье при полном параде. Мимо прошел водитель Антон. Увидев меня, он коротко кивнул.

«И ты, Брут!..» — подумала я.

— Счастливого пути! — поспешно сказала мама, и я подумала, что она, наверно, рада, что мы уезжаем.