Волшебное зеркало Тимеи

— Вадим! — окликнула я его, и он, приостановившись, обернулся.

Лицо его сделалось недоуменным и недовольным. Он почему-то окинул взглядом мое пальто и сапоги.

— Это я, Марина, твоя невеста! — произнесла я еле слышно.

— Моя невеста? Ты себя в зеркале видела? — спросил он, грубо рассмеявшись.

— Видела… днем… — пробормотала я, чувствуя, что перила ускользают из-под пальцев.

— Да ты, видать, пьяная! Хорошую водку, значит, Авдеев привез… — Вадим тряхнул красивой челкой. — А я еще не хотел брать.

— Вадим, ты не узнаешь меня? — я осмелела и подошла чуть ближе. Попыталась тронуть его за руку.

— Охрана! Кто это? Выставить ее! — распорядился он куда-то в сторону, брезгливо отталкивая мою руку.

Я вздрогнула, как от удара.

— Кого, Вадим Романович? — услужливо спросил возникший рядом охранник Илья.

Вадим небрежно ткнул в меня пальцем и завернул к стойке бара.

— Не трогайте меня! — резко вырвавшись, я бросилась к выходу, распахнула дверь и выбежала на крыльцо ресторана.

Брызнувшие вдруг слезы застлали глаза. Прислонившись к деревянному крыльцу, я размазала их по лицу, узнавая светлую фигуру, которая приблизилась ко мне.

Юра Каверин потрясенно смотрел на меня.

— Что случилось?! — спросил он.

— Тебе что, делать нечего? — раздался резкий окрик, и я увидела на крыльце Вадима. — Иди работай!

Но Юра словно застыл, продолжая смотреть, как завороженный, с изумлением и болью.

— Ты что, не боишься работу потерять? — свирепо крикнул Вадим, и официант, немного потоптавшись, зашел внутрь ресторана.

Любимый жених грубо толкнул меня со ступенек.

— Убирайся вон… Невеста!

От сильного толчка я перелетела через порог и упала на грязный асфальт.

Вадим, сплюнув, исчез за дверью.

Медленно, потирая ушибленный бок, я поднялась на ноги и побрела прочь. Через несколько минут я заметила, что сумерки уже сгустились и моросит мелкий противный дождь. Его капли текли по моим щекам, смешиваясь с солеными слезами. Перебирая непослушными ногами, я тащилась к метро, и горькие, такие непривычные мысли просачивались в мою голову.

…Осталась только мама.

Неужели и она не узнает меня?..

Первым, кто узнал меня дома, оказался месье Рене. Увидев его, я испытала неимоверную тяжесть в груди.

О Боже! Он еще здесь!

— Ну, наконец-то! — воскликнул он прямо с порога, едва тетя Клаша открыла мне дверь. — А мы уже тебя заждались!

И, не дав опомниться, старик заключил меня в свои объятия.

За весь этот страшный вечер это было первое прикосновение не с отвращением, а с любовью.

Чувства смешались. Тяжесть слегка растворилась, и в душу прокралась робкая радость. Словно в горькую микстуру добавили маленькую ложечку меда.

Эмоции мои были тихи, и я молча сняла пальто и протянула его тете Клаше. Та тоже посмотрела на меня ласково.

— Устала, Мариночка?

Собственное привычное имя вдруг показалось мне ангельской песней. Неожиданно для себя я заливисто рассмеялась.

Однако дирижер, услышав эту реплику, нахмурился и взглянул на домработницу так пронзительно и жутко, что старушка вздрогнула и уронила пальто. Я благодарно нагнулась и подала его ей.

«Мариночка…» Значит, они меня отравили… этим супом из лошадиных глаз… хотя я его не ела… Но наваждение, кажется, начинает рассеиваться…

Старая служанка, которая нянчила меня с детства, узнала свое любимое «дите»! И нас теперь двое — я и она!

Наши взгляды встретились, но старушка внезапно пугливо отвернулась.

В ту же секунду в гостиной стало мрачно, как перед бурей.

Радость, едва возникшая, снова поникла, и, едва ворочая пальцами, в неотвратимом нехорошем предчувствии я начала разуваться.

С лестницы в красивом алом платье спустилась мама.

— Ида Львовна… — начала тетя Клаша и почему-то замолчала.

В моей груди стало горячо и больно. И я поняла, что сейчас что-то случится. Случится что-то очень важное, после чего все либо вернется назад, либо кончится навеки.

Я смотрела на маму, а перед глазами заискрились картинки — счастливый Вадим, родная мама, веселый Виктор Никитич, уважительный Эдик… Темнота… и другие кадры… Резкий толчок Вадима, хамство охранника, равнодушие директора… Не хватало только одного кадра… Только одного.

«Мама!» — мысленно воззвала я к ней.

— Здравствуйте! — сказала мама чужим голосом, и я почувствовала, что молния на сапоге дернулась и застряла.

— Здравствуй, мама… — ответила я, приподнявшись, и в ужасе ощутила, как изнутри начала всходить все та же тревожная, тяжелая волна.

Мой дом не принимал меня. Он не хотел меня видеть. Моя мать не узнала меня.

Мама неловко улыбнулась и беспомощно посмотрела на месье Рене.

— А это и есть моя сестра Агнесса, — широко улыбнувшись, вдруг пояснил он ей, и я невольно ахнула.

Неожиданно нервы мои окончательно сдали.

— Мама! Мама! — истошно закричала я и бросилась к ней. — Это же я, Марина!

— Я предупреждал, что она больна… — покачал головой «брат». Мама грустно кивнула.

— Но, Ида Львовна! Это же… — подала робкий голос Клавдия Петровна, все еще стоя с пальто в руках.

— Ступай на кухню, Клаша, — резковато ответила мама, и тетя Клаша, сгорбившись, зашаркала из прихожей.

— Мама… — я подошла ближе, чувствуя, что прошлая жизнь неудержимо ускользает от меня. — Мама!

Мама натянуто улыбнулась.

— Проходите, Агнесса. Ужинать будете?

— Сейчас она расскажет вам, что этот дом ей как будто знаком. Сумеет угадать обстановку и даже некоторые факты из вашей жизни, — предостерег маму месье Рене.

— Как интересно! — оживилась та.

Я поняла, что проиграла по всем статьям. Он предусмотрел все.

— Спасибо, я не хочу есть, — произнесла я, полностью раздавленная. — Где комната, где я смогу остаться одна?

— А со мной ты не хочешь поговорить, дорогая? — с дьявольской усмешкой вопросил Рене. — Неужели нам нечего обсудить после долгой разлуки?