Волшебное зеркало Тимеи
Шрифт:
Да, но сегодняшнего путешествия в Баден-Баден он мне не простит. И Хлоя… О Боже! О ней я совсем не подумала!..
Дверь распахнулась, и в развевающемся плаще в комнату вошел Рене.
Нет, он не ворвался, как смерч, глаза его не метали молнии; он вошел спокойно и с улыбкой. Но я слишком хорошо знала эту мертвящую улыбку. Вслед за ним появились и выстроились, словно караульные, долговязый Ксавье и толстый Аурунтам с чемоданчиком.
— Здравствуй, дорогая, — произнес Рене лукаво, присаживаясь на краешек стула медсестры. — Как поживаешь?
— Здравствуйте, госпожа Мари, — просюсюкали «секунданты».
Горло
— Ты совсем не изменилась.
Стужей веяло от его взгляда; сухие губы тронула знакомая усмешка.
— Какие нежные ручки… Я скучал, Мари, — тон был бесстрастным и бездушным.
Может быть, он заберет меня обратно в замок?..
Я выжидательно смотрела на него.
Он взял мои ладони в свои корявые пальцы.
— И никакого пушка, никаких коготков…
Я онемела.
Я не ем яблоки. И считаю, что обманула всех! Но ведь Рене ждет результата через две недели. Одна уже почти прошла, а у меня нет пушка на руках, как у Зои, нет клюва, как у Артура, и я не каркаю, как Франц…
— Не дрожи так, милая! — супруг легонько похлопал меня по руке.
Ксавье глупо хихикнул.
— А я все думаю, — продолжил Рене, театрально повысив голос и обращаясь к верным оруженосцам, — когда моя милая женушка поумнеет… Когда она перестанет строить свои козни у меня на виду… Лазать по этажам, обгрызать яблоки под деревом, ездить в город, валяться в траве у забора… Нет, это мой удел — жениться на красивых дурочках! Мы получили удовольствие, просматривая отчет кольца! — он обвел взором компанию.
Аурунтам поддержал Ксавье и тоже мелко и противно захихикал. Чемоданчик в его пухлых ручках затрясся как в лихорадке.
Внезапно голос Рене заревел, как иерихонская труба. Смешки вмиг стихли, а я изваянием застыла на своей постели.
— С этой минуты шутки кончились, дорогая! Вечером ты съешь яблоко в присутствии Бернадет. Она лично проследит, чтобы ты затолкала в свое поющее горло каждый кусок!.. Ты напрасно беспокоилась — первое яблоко было лишь пробой. На восприимчивость к лекарству. Но теперь начнется настоящее лечение. А сейчас, — он протянул руку, — дай сюда то, что купила в городе. Ты, кстати, в курсе, что четвертый диск, якобы для врачебной комиссии, — это фикция? Чтобы любознательные пациенты вроде тебя, «тайком» просмотрев «запретный» диск, пребывали в святой уверенности, что добыли секретное знание о расположении «Kieferparadies». Жаль, что ты не дослушала интересный сюжет про «райский уголок» — эти сведения не имеют ни малейшего отношения к месту, где ты находишься. Твоя сообщница здесь недавно, и она полагала, видимо, что персонал санатория настолько глуп, чтобы держать в непосредственной близости от больных такую важную информацию.
Я слушала его, и что-то умирало во мне.
— Кстати, она исчезла.
Губы мои задрожали.
— Давай сюда баночку, — потребовал Рене, протянув руку.
Я обреченно, безнадежно вытащила из кармана тюбик с жидкостью. В глазах супруга-колдуна
засветилась звериная ярость. Он сжал его так, что побелели кончики пальцев, и запустил в стену над кроватью. Крышка от тюбика отскочила, а сам он сплющился и отлетел на пол. Рене со всей силой своей злобы раздавил его красивым желтым сапогом. Жидкость разлилась по полу. Я равнодушно смотрела на это зрелище. Ничто уже не трогало меня. Он убил все эмоции, все чувства, все живое, что еще оставалось во мне.Я смотрела на него потухшим взором, поймав себя на мысли, что моя старческая внешность уже не слишком отличается от души.
— Я хочу сделать тебе подарок, — вдруг произнес Рене благодушно, развалившись на стуле и щелкнув пальцами. Ксавье тут же протянул ему сигару и пепельницу. Сизый дым поплыл по палате, обвиваясь вокруг оконной решетки.
Я вопросительно подняла на него глаза.
— Чтобы поднять тебе настроение, я пригласил фольклорный коллектив из России.
Он широко улыбнулся, и морщины разошлись в разные стороны.
Мне захотелось плюнуть в его ненавистное лицо.
— Я думаю, ты заскучала по родине… по русскому пению.
Ксавье и Аурунтам дружно заржали, как кони.
Я отвернулась от него, с трудом подавив желание.
— Ну, хорошо, — произнес Рене, пробарабанив по столу ритм арии Кармен. — Я вижу, ты не очень-то рада видеть меня. Лечение немного затянулось, но с сегодняшнего дня оно пойдет гораздо интенсивнее, и совсем скоро ты вернешься домой. Кстати, две недели здесь совсем не те, что в обычных местах… Если помнишь, когда ты уезжала, еще лежал снег, а сейчас уже трава по пояс…
В своем бесцельном блуждании по коридору и мрачных раздумьях я и впрямь пропустила это удивительное явление…
— Июнь! — пискнул Ксавье.
— Июнь?! — ахнула я.
— Да, и причем самый конец! — Ксавье произнес это так испуганно, словно в последний день июня его должны были вздернуть на виселице.
— До встречи! — последние слова Рене бросил резко и грубо, взмахнул плащом и вышел из палаты. Сопровождающие засеменили за ним.
Не успела дверь захлопнуться, как приоткрылась вновь.
— Мари, — стеклянным голосом возвестила, просунув голову в щель, Лизхен, — поднимись наверх, к Зое Пилла, и возьми у нее подарки для наших артистов из России. Они прибудут через двадцать минут. И пошевеливайся!
С некоторых пор грубоватая Лизхен по примеру Бернадет стала обращаться ко мне на «ты». Наверно, еще немного, и она ударила бы меня под зад, чтобы я поспешила. Но я не стала спешить. Я спокойно, как автомат, встала с постели и медленно прошла мимо Лизхен к лестнице второго этажа.
Я не чувствовала своей души. На ее месте было черное выжженное пятно.
ГЛАВА 42
— Возьми вот эти душистые розы, — проскрипела седовласая дама, протягивая вместо душистых роз колючие искусственные цветы. — Я сама изготовила их — из проволоки, бархата и шелка!
Она явно ждала восхищения с моей стороны. Но я смотрела на нее так, как некогда смотрели на меня Таналь и Мишель — ледяным взглядом, проходящим сквозь нее и ее творение — и ничто не могло бы вызвать у меня чувств, которых она ожидала.