Воля богов!
Шрифт:
Всё приедается. За восемь лет осада надоела всем. Даже Ахилл наигрался в войну. Случилось то, о чём давно уже предупреждал Фетиду Посейдон: у Ахилла появились другие интересы, и его мать это одновременно радовало и беспокоило. Однажды, застав Ахилла с одной из жриц Афродиты, Фетида устроила ему такую выволочку, что и сам герой понял, что пора отнестись к своим мужским потребностям серьёзней и обзавестись постоянной партнёршей. В своём очередном рейде на ничем не примечательный киликийский городок с гордым названием Фивы он добыл мало боевых трофеев - их и так уже негде было складывать. Даже оружие и доспехи убитого там царя
Боевые товарищи собрались на центральной площади лагеря, чтобы поздравить Ахилла с очередной победой и поучаствовать в разделе добычи. Пришёл и мрачный Агамемнон. Недовольно осмотревшись, он спросил:
– - Что за сборище?
– - Это я Фивы захватил, - беззаботно ответил Ахилл.
– Добычу делим - присоединяйся!
– - Кто приказал?
– - Никто. Я и без приказа варваров бить умею.
Агамемнон поморщился.
– - Бардак!
– буркнул он.
– Скоро из-за тебя вся Азия против нас поднимется.
– - Ну и пусть поднимется. Веселее воевать будет.
Агамемнон сердито посмотрел на Ахилла, но спорить с сопляком посчитал ниже своего достоинства.
– - Кто такие?
– спросил он, указав пальцем на двух стоявших в стороне девиц.
– - Моя добыча. Это я из Фив для себя привёл.
– - Для себя? Хозяином себя здесь считаешь? Я их забираю.
– - Поимей совесть, Атреич! Я уж и так всё добро раздаю. Всякий что хочет забирает, но и я тоже право выбора имею.
Агамемнон собрался было вспылить, что он здесь командир и все права тут только у него, но, почувствовав на себе чей-то взгляд, обернулся и увидел печальные глаза Феникса - старого воспитателя Ахилла, которого Пелей послал вместе со своим сыном на войну. Феникс сочувственно, слегка наклонив голову, смотрел на Агамемнона, и тот вдруг устыдился своей несдержанности, почувствовал, что сейчас он на почве усталости и военной безнадёги раскапризничался как ребёнок. Но совсем пойти на попятную он тоже не мог и сказал:
– - Хватит тебе и одной. Я эту забираю.
Теперь уже Ахилл почувствовал на себе печальный взгляд Феникса.
– - Ладно, - неохотно сказал он, - но уж тогда возьми другую. Эта мне самому нравится.
Агамемнон хотел было возмутиться, но взгляд Феникса заставил его подумать о том, что ему на самом деле всё равно, какую забирать - он их видит в первый раз, и они обе красивые. Он знаком приказал указанной Ахиллом девице следовать за собой и увёл её в свою палатку.
Появление в греческом лагере двух захваченных в Фивах девушек на девятом году осады неприступной троянской столицы никак не должно было сказаться на ходе боевых действий, но в этой войне всё так или иначе было связано с женщинами, и именно с появлением в греческом лагере двух пленниц начались самые драматичные события Троянской войны, которые несколько веков спустя описал в своей бессмертной поэме Гомер.
Собственно, Троянская война именно тогда по-настоящему и началась.
Часть третья. Битва за Трою
Гей, музо, панночко цнотлива,
Ходи до мене погостить!
Будь ласкава, будь не спесива,
Дай помч мн стишок зложить!
Дай помч битву описати
про вйну так розказати.
Мов твй язик би говорив.
Ти, кажуть, двка не бриклива.
Але од старост сварлива;
Прости! Я, може, досадив.
в самй реч проступився -
Старою двчину назвав,
Нхто з якою не любився,
Не женихавсь, не жартовав.
Ох, склько муз таких на свт!
Во всякм город, в повт!
Укрили б зверху вниз Парнас.
Я музу кличу не такую:
Веселу, гарну, молодую;
Старих нехай брика Пегас.
ван Котляревський. "Енеда"
Гнев
– - Ну и где же, Калхант, твои восемь лет?
– сурово спросил Агамемнон, в упор глядя на военно-полевого жреца.
– - Какие восемь лет?
– Калхант изобразил такой невинный вид, будто действительно не понял вопроса.
– - Те самые, через которые ты нам обещал победу.
– - Это какое-то недоразумение. Я вовсе не обещал победу через восемь лет. Откуда такие цифры?
– - Оттуда, что змея сожрала восемь птенцов, и ты сказал, что это означает победу через восемь лет. Сначала было восемь дней, потом восемь месяцев, потом восемь лет. Теперь уже девятый год пошёл, а победы не видно. Что, теперь скажешь, что она переносится на восемь веков?
– - Вот только не надо ловить меня на слове. Змея сожрала восемь птенцов и птичку - их мать. Итого девять. Что-что, а считать-то я умею. Я скорее умру, чем собьюсь со счёта и скажу "восемь" вместо девяти.
Агамемнон молчал. Вся злость, скопившаяся в нём за восемь лет вынужденного бездействия, готова была вырваться наружу. Бешенство затмило его разум, он не мог выдавить из себя ни слова.
Калхант истолковал молчание командира неправильно. Он решил, что тому нечего возразить, что тот замолчал, побеждённый силой приведённых аргументов, и решил закрепить свой успех словами:
– - Сначала воевать научитесь, а потом претензии предъявляйте, а то сами с троянцами справиться не можете, а виноват как всегда жрец.
Этого ему говорить не стоило. Чтобы бешенство Агамемнона вырвалось наружу, хватило бы и куда меньшего повода.
– - Что ты сказал?! Кто тут воевать не умеет?! А ну повтори!
– взревел он.
Почувствовав непосредственно грозящую опасность, Калхант поспешно попятился к выходу.
– - Не надо рукоприкладства, - бормотал он.
– Я лицо духовное и неприкосновенное. Ты, Атреич, богов в моём лице оскорбляешь. Всех сразу. Это очень серьёзно.