Вопреки судьбе

– И все же…

– Да, это может быть объяснено событиями последующими, - тут же согласился граф.
– Но ваша защита от суда инквизиции все подтвердила. И теперь я не уверен, что мне необходимы такие знания.

Лизе не хотелось ощущать себя круглой дурой. Но именно так она себя сейчас и чувствовала.

– То, что вы иной веры, лучше всего защищает вас, - кажется, собеседник понял ее молчание.
– Вы не знали, что суду инквизиции подлежат лишь те, кто принял нашу веру.

Он не спрашивал, а утверждал. Лиза лишь вздохнула. Да уж. Мало того, что она заранее обожествила Ришелье, она еще и заранее расписала черной краской инквизицию. Хотя, почему она? Расписали ей - расписала она. Что для графа, правда, не имеет значения.

– Потому, - весело предложил д’Орбье, - я решил, что не буду вас пугать дальше. А лучше предложу сделку.

– Сделку?
– настороженно переспросила Лиза.

– Вы рассказываете мне то, о чем я просил. Что с этими знаниями делать, я подумаю еще. Пока же я это слабо себе представляю.

– Ваша выгода мне понятна. А моя?

– Я предоставлю вам экипаж для поездки. Вы же хотели бы проведать ваших друзей-мушкетеров? Особенно некоторых, я полагаю.

Девушка отвернулась, чтобы скрыть волнение и смущение.

– А также моя дружба и моя шпага, - продолжал граф.
– И, поверьте, с ней никто не решается ссориться.

***

Вспоминать было трудно. Граф особенно пытался узнать все, что касалось биографии и деталей жизни сильных мира сего, в первую очередь Франции. Лизе же история помнилась плохо.

Поэтому, после долгих запинок и слов-паразитов, девушка честно предложила просто пересказать известные ей романы. В связи с этим пришлось объяснять, откуда и почему ей известны именно мушкетеры.

– Какой глупый романчик, - задумчиво заметил д’Орбье, выслушав гостью из иного времени.

– Но, выходит, что события уже пошли иначе, - осторожно заметила Лиза. – Во всяком случае, некоторые.

– Насколько я вас понял, господину Атосу так и не довелось встретиться с бывшей супругой, - об этом девушке тоже пришлось рассказать.

Правда, сначала Лиза именно на этом месте рассказа запнулась. Ей не хотелось выдавать чужие секреты.

Но д’Орбье, видимо, поняв ее сомнения, вдруг спокойно заметил, что нет причин скрывать что-то от него. Граф сам назвал настоящее имя Атоса и кратко описал его историю. В ответ же на удивление Лизы он только пожал плечами, объяснив, что это его обязанность - знать все о людях, которые пришли служить королю, скрыв свое имя. Ну а кроме того, родители Атоса были известны при дворе, в том числе д’Орбье, который также служил еще при Генрихе Четвертом.

Поэтому далее Лиза уже говорила откровеннее, ничего не утаивая.

– Да, они не встретились, насколько я знаю, - подтвердила девушка. – Но это дело времени. И случая. Просто пока не было возможности…

– Предположим, - согласился д’Орбье. – Но и история с подвесками, как я вас понял, ничего не изменила.

Лизе пришлось со вздохом согласиться – несмотря на то, что детали истории изменились, на деле не поменялось ничего.

– Что ж, милая моя ведьмочка, - усмехнулся граф, пройдясь по комнате, - добрая фея из вас плохо получается. Может, стоит попробовать вредить?

– Зачем?! – в ужасе взглянула на него та.

– Ну если у вас не получается добиться изменения истории путем помощи кому-то, надо попробовать обратное… О, не смотрите на меня с таким ужасом, пожалуйста! Будем считать, я пошутил.

– Хорошо… А что же вы на самом деле мне предложите?

– Отправиться в поездку в сторону британского пролива. Ведь вы же этого хотели? Ну и отправляйтесь!

– Вы так настойчиво пытаетесь выпроводить меня из Парижа, - вдруг засомневалась Лиза. – Отчего?

– Вы нажили здесь врагов. И немало.

– А, уменьшаете себе фронт работы?

– Фронт работы, - задумчиво повторил д’Орбье. – Любопытное выражение. Но я вас понял. Пожалуй, можно так сказать.

– Простите, у меня порой непроизвольно вырывается.

– Все в порядке, мадемуазель. Однако в присутствии сторонних людей вам следует тщательнее следить за речью.

– Конечно.

– Но вы не во всем правы. Я не настаиваю на вашем отъезде. Я лишь предполагаю, что так будет лучше для вас же. Леди Кларик, судя по всему, вернулась в Париж. И у нее, исходя из вашего рассказа, нет причин о вас забывать. Скорее, наоборот, она заинтересована найти и избавиться от вас.

– Боюсь, это и вправду так.

– Помимо этого вы, сударыня, перешли дорогу его преосвященству.

– Но чем? Он ведь тоже пытался…

– Да, он хотел добиться того же, что и вы, - кивнул д’Орбье. – Но, видите ли, политика такая штука, в которой имеет значение не только то, на чьей стороне вы находитесь и кому служите.

Заметив ее растерянность, граф пояснил:

– Для Ришелье, как и многих других придворных, важно не только добиться победы, но и то, чтобы это было замечено королем.

– Не думала, что он так мелочен, - проворчала Лиза.

Граф пожал плечами.

– Кардинал несколько лет как вернулся из ссылки. И он отлично знает, как непредсказуем в своих решениях Людовик.

– А вы, уж конечно, бескорыстны в помощи его величеству? – не удержалась от иронии девушка.

– Отнюдь, - спокойно ответил граф. – Но я не нуждаюсь в подтверждении своей преданности королю. Наконец, есть еще одна причина. Поправьте меня, мадемуазель, если я не прав. Вы, конечно, еще плохо ориентируетесь в нашем… хм… времени, назовем это так, однако вы не глупы. Некоторое время назад у вас появилась возможность сделать неплохую карьеру при дворе. Или составить хорошую партию. Но, несмотря на это, вы ничего из этого не пытаетесь сделать. Зато продолжаете хвататься за эту историю для подростков, которую ныне пересказали мне.

– Наверное, это глупо, - согласилась Лиза. – Но я просто не знаю, что мне делать.

– Нет, - довольно строго произнес граф. – Вы не желаете знать, что вам делать. Это совсем иное, сударыня.

– Я не понимаю вас…

– В каком возрасте в ваше время становятся… взрослыми?

– Ну… совершеннолетие у нас наступает с восемнадцати. Для некоторых случаев считается с шестнадцати. Или даже с четырнадцати.

– Понятно, - кивнул д’Орбье. – Что-то такое я и подозревал. Ваш возраст я, уж простите, по вашему диплому высчитал.

– И что это вам дало?

– То, что ныне вы еще недалеко ушли от ребенка. И этим же объясняется ваше стремление ухватиться за эту известную вам историю. Быть внутри нее, хотя никакой нужды в этом и нет, казалось бы.

Лиза задумалась. Пожалуй, нельзя было отрицать, что граф прав. Конечно, сначала она крепко цеплялась за мушкетеров, потому что никого больше в этом мире просто не знала. Но после, получив фактически покровительство самого короля, она могла попросту забыть о них. Ради чего же она хватается?