Вопреки судьбе

Должно быть, хуже всего с нога… в смысле с животом, как и в прошлый ра…

Сердце Азирафаэля сжалось и пропустило удар.

Ох…

Нет, не показалось.

В Аду он не рассмотрел толком ожогов, о которых упоминал превратившийся в змея Кроули. Не до того было, да и не думал он, что там могло быть что-то по-настоящему серьёзное, ведь раны, каковы бы они ни были, ничуть не мешали Кроули ходить, бегать и даже сражаться. Теперь же он ощутил, что его накрывает волной настоящего ужаса. Вся нижняя часть тела демона была сожжена, в некоторых местах сквозь обуглившуюся чешую видна была тёмная, слабо сочащаяся кровью плоть. В других местах не хватало отдельных чешуек, а те, что остались на месте, казались оплавленными, словно Кроули полз по полу, состоящему из адского пламени.

Или, точнее, из святой воды.

Он сдавленно ахнул, вдруг осознав, что именно произошло. Мозаика сложилась кусочек к кусочку, и ангел почувствовал, как уходит из-под ног земля.

— Бог мой, Кроули… — срывающимся от ужаса голосом прошептал он, осторожно протягивая ладони к изувеченному телу и чувствуя, как дрожат руки. Кроули недовольно приоткрыл глаза. И ангел запнулся, разом вспомнив всё то, что успел наговорить ему по поводу «оскорбительной сентиментальности» раздражённый демон в прошлый раз. Но руку не отдёрнул. Наоборот, окончательно преисполнился решимости исцелить Кроули, как бы он не возражал против чрезмерной заботы. Пальцы привычно окутались щекочущим облаком силы. На миг он заколебался, не уверенный, пойдёт ли на пользу демону, пострадавшему от освящённой земли, ангельское исцеление…

Потом в который раз вспомнил 1941-й год. Тяжело вздохнул. И, решившись, бережно провёл ладонью вдоль одного из ожогов. Неглубоких, но наверняка очень болезненных, отчётливо выделяющихся на красноватом узоре живота. В конце концов, раньше ему не раз приходилось лечить Кроули…

При первом же прикосновении змей коротко содрогнулся всем телом и сдавленно зашипел. Азирафаэль испуганно замер.

— Больно? — дрогнувшим голосом выдохнул он, с тревогой всматриваясь в затуманенные жёлтые глаза.

Змей передёрнул судорожно вздымающимися боками.

— Нисссколько… — сдавленно прошипел он.

Азирафаэль с болью зажмурился. О, нет, очень даже «сколько». Он чувствовал рану. Чувствовал её воспалённые обугленные края, чувствовал эфемерные частицы Благодати, вплавившиеся в живую плоть и, даже не обжигающие больше, всё равно сопротивляющиеся любому целительному воздействию. Кроули было больно. Даже сейчас, когда он с невероятной осторожностью посылал в обожжённые мышцы собственную энергию, эти пропитанные божественной силой эманации настороженно прислушивались, готовые присоедениться к новым порциям святости и вновь пойти в наступление.

Он закусил губу. Исцеление — это не благословение. Ни капли Благодати. Ни малейшей крупицы святой энергии. Только свет жизни, равно безопасный и для ангелов, и для людей, и даже для демонов, тела которых были живыми лишь условно. Но всё же он не в состоянии скрыть своей сущности полностью. И Кроули сейчас ощущает себя так, словно к ожогу поднесли раскалённую докрасна сталь. Не прикасаясь. Но не позволяя ни на миг забыть, что будет, если…

Он сглотнул. И, старательно отодвинув как можно дальше ореол своей Благодати, вновь принялся осторожно вливать в открытую рану золотистые потоки целительной энергии.

Он понимал, помнил, что не сможет вылечить святую рану сразу. Потребуется не менее трёх сеансов. Быть может, даже больше. Но боль может утишить уже сейчас.

Кроули вновь тихо зашипел. На этот раз — определённо от облегчения. И, глубоко вздохнув, расслабленно вытянулся, опуская голову. Дёрнулась мигательная перепонка, затягивая глаза мутной плёнкой. И это было плохо, намного хуже, чем ожидал Азирафаэль. Кроули почти никогда не забывал, что рептилиям его вида не положено моргать…

Ангел с трудом сдержался, чтобы не застонать от острой жалости. Да. И это знакомо. Кроули редко позволял себе расслабиться и просто довериться исцеляющим рукам. Собственно, тот случай в затемнённом военном Лондоне был одним из немногих за шесть тысяч лет, когда Кроули, после недолгой борьбы, прекратил изображать независимость и принял его помощь, не пытаясь шипеть и огрызаться. Сейчас он уже был, должно быть, на последней грани изнеможения, раз даже не съязвил ни разу.

Целительная энергия постепенно впитывалась в рану, распространяясь по телу демона. И Азирафаэль невольно кусал губы, с состраданием находя всё новые и новые подтверждения чудовищной степени истощения Кроули. Демон ещё никогда, никогда за всё время их знакомства не был настолько слаб. Раньше, когда ему приходилось помогать Кроули справиться с «досадными неприятностями», касающимися его физической оболочки, он всегда ощущал на грани сознания слабое давление его сил. Ощущал — и чувствовал некую самодовольную радость от того, что Кроули безропотно снимал свои щиты, позволяя ему беспрепятственно вливать собственную магию в его тело. В такие моменты достаточно было бы легчайшего усилия, чтобы без следа уничтожить не только его физическую форму, но и саму истинную сущность демона. И тот не мог этого не понимать. И странное, нестандартное для Падших доверие порой пугало Азирафаэля куда больше, чем нескрываемая симпатия, которую проявлял Кроули при каждой встрече.

…А сегодня эта симпатия заставила Кроули сжечь себе всю нижнюю часть тела, чтобы подарить ему шанс на спасение. И вычерпать собственные жизненные силы, в буквальном смысле, до дна. Настолько, что сейчас львиная доля энергии уходила на то, чтобы просто поддержать истощённое тело и сущность Кроули, и лишь жалкие остатки задерживались в воспалённых тканях вокруг ран.

Жалкие остатки, которых было явно недостаточно, чтобы исцелить даже самые неглубокие из ожогов Кроули.

…И даже им проникшая в плоть святость сопротивлялась, не желая оставлять в покое свою измученную жертву.

Азирафаэль сглотнул упорно мешающий в горле комок. И, тяжело вздохнув, опустил руку. Ожог всё ещё был на месте. Лишь едва заметно посветлел, перестав напоминать забытую в духовке курицу-гриль. Ужасно.

Всё было даже хуже, чем боялся ангел. В сорок первом он, по крайней мере, с первой же попытки смог очистить самые крупные раны и нарастить на ожоги поменьше свежий слой живой плоти. На этот раз ему удалось лишь немного уменьшить боль. И остановить медленное омертвение тканей, оказавшихся слишком близко от поражённой Благодатью плоти.

И этого было чудовищно, невыносимо мало. Ведь это лишь одна-единственная рана, причём не самая большая… Одна — из десятков, покрывающих всю нижнюю часть тела Кроули почти сплошным, повергающим в ужас узором.

Поколебавшись, ангел опустил светящийся шар пониже и нагнулся над следующим ожогом, почти таким же длинным, как первый, но заметно глубже. Бережно провёл ладонью, не прикасаясь…

И Кроули тут же судорожно дёрнулся, скручиваясь в более плотный узел.

— Оссссторожно! — болезненно прошипел он, вздрагивая боками. Ангел замер.

— Ох! Извини, дорогой…

Азирафаэль беспомощно закусил губу. Он знал, что дальше будет только хуже. От отчётливо видел, что на некоторых ранах оплавившаяся чешуя глубоко впилась в нежную плоть, а в двух или трёх, особо глубоких, обугленные язвы проникают глубо в тело, почти доставая до костей. О, Господи… Когда, ну когда они успели появиться? Неужели он мог не заметить этих страшных отметин, когда нёс его за пазухой? Неужели был настолько слеп к мучениям лучшего друга?! Или… если тогда их ещё не было — что же случилось, в таком случае, здесь, пока он был без сознания?!