Вопреки терзаниям

***

— Бени понравился день рождения? — спросил Серега, выруливая на трассу и виртуозно обгоняя сразу два автомобиля. Недовольные водители синхронно посигналили, но гонщику хоть бы что.

После вчерашнего застолья он выглядел весьма бодро, чего не скажешь обо мне. Дважды я едва не растянулся на скользкой дороге, пока вяло брел к притормозившему у въезда в мой двор кроссоверу. Нетерпеливый гудок разнесся по всей округе, наверняка перебудив бедных соседей. Всегда раздражало, когда друга не заботило чувство такта.

Я пристегнулся, как только сел в машину, но по привычке с тревогой вжался в кресло. Когда Серега резко притормаживал, казалось, скудный завтрак сию же минуту окажется на приборной панели.

— Он до сих пор не отошел, — ответил я, когда обрел способность говорить после его маневра. — Представляешь, не хотел отдавать мне бутылку пива, вцепился в нее прям.

— Опохмелялся?

— Наверное, ждал, пока я уйду, а то стесняется.

Мы рассмеялись в голос, и я впервые за утро позволил себе расслабиться. Рядом с Серегой даже дышать становилось легче. Появилась уверенность, что со всеми проблемами можно справиться без особых усилий, что жизнь — всего лишь игра. Рулетка, иными словами. Да, приходится преодолевать множество трудностей, но мы не должны сдаваться. И пусть мир рушится на глазах, а мы не в силах повлиять на ситуацию, наши мысли и поступки — единственное, что поддается контролю.

Серега на удивление плавно завернул на парковку моего любимого кафе, куда я часто привозил Алмаза. В первые дни, когда мы каждое утро брали здесь кофе с круассанами, дыхание невольно перехватывало от приятных и в то же время болезненных воспоминаний, но со временем чувства притупились, а затем исчезли и вовсе. Сейчас я попросту отгонял эти мысли, ведь взгляд в прошлое не принесет ничего хорошего.

Если бы Сереге стало известно, что связывает меня с этим местом, он бы никогда не приехал сюда со мной. Именно поэтому я не сказал правду — не могу лишиться еще и своего любимого медово-орехового рафа.

— Федук, серьезно, тебе нужна тачка, — снова завел свою пластинку Серега, когда вырулил с парковки. Он держал в одной руке стаканчик с кофе, а другой крутил руль, как сумасшедший.

Конечно, в чем-то он прав: мне нужен собственный автомобиль, иначе я поседею к тридцати годам от его манеры езды. Но с другой стороны, если сейчас куплю машину, то наверняка забуду про мотоцикл, а я так привязался к нему за последние месяцы.

Все еще будоражило от одной мысли посетить очередные гонки. На машине гонять, конечно, волшебно, но во время езды на мотоцикле переполняют совершенно иные эмоции. Последние гонки, в которых мне довелось участвовать, организовали наши старые знакомые. Раньше они были завсегдатаями моей бильярдной, но по непонятным причинам перестали туда захаживать. За то короткое время мне удалось наладить с ними контакт.

Естественно, мое участие в заездах обуславливалось не стремлением победить и заработать деньги (хотя меня бы и это порадовало), а скорее возможностью ощутить долгожданную свободу. Лететь со скоростью света, ни о чем не думая — единственное, что спасало меня от мыслей об Алмазе.

Только ради желания вновь ощутить тот же адреналин, я вынуждал себя выходить из дома. Ничто больше так не стимулировало, как гонки. После них я будто рождался заново, а все вокруг гадали, что же послужило причиной столь резких перемен. Спрашивать они, конечно же, не решались.

— Ярко-синюю, например, — продолжал Серега свою монотонную речь, часть которой я, кажется, пропустил мимо ушей. Хотя вряд ли услышал бы что-то новое. — Будем гонять втроем. Гриша, конечно, завязал, но ничего — развяжет. Будет круто! Может, и тебе полегче станет, отвлечешься.

Он бросил на меня мимолетный взгляд, когда притормозил перед перекрестком, в последнюю секунду не успев проскочить на мигающий зеленый сигнал светофора. Я вздохнул, не желая развивать тему, причиняющую боль и по сей день.

— Не уверен, — прошептал я, отворачиваясь к окну. Добраться бы до клуба как можно быстрее, в полусонном состоянии мне тяжело было воспринимать его слова.

— Так, опять начинается, — Серега помолчал некоторое время, постукивая пальцами по рулю, затем нервно бросил стаканчик кофе в подстаканник.

Я внутренне напрягся, зная, что за этим последует. Все эти месяцы Серега поддерживал меня как мог, испробовал всевозможные способы, пытался утешить разговорами, давал советы, как бороться с мрачными мыслями, иногда применял более жесткие методы, думая, что так мне легче будет взять себя в руки, но становилось только хуже.

Друг-то привык к такому строгому воспитанию с раннего детства — никто с ним не нянчился и не утирал ему слезы, поэтому он научился сдерживать эмоции, считая их признаком слабости. А сейчас наверняка понятия не имел, как правильно помочь человеку, кто не в силах справиться с отчаянием.

Еще стоит учесть и тот факт, что спустя каких-то пару месяцев Серегу заберут в армию, а он не раз говорил, как ему не хочется оставлять меня в таком подвешенном состоянии. Даже несмотря на то, что фактически я не останусь один.

Стоило подумать о его скором отъезде, как я вновь испытал укол вины. На его плечах груз проблем, которые он привык решать молча, без лишнего нытья, никого в это не посвящая. А я продолжал страдать по человеку, который давно забыл мое имя, и тем самым сталкивал себя в еще более глубокую пропасть.

И как я мог до такого опуститься?

— Прости, Серег, я неблагодарная скотина. Ты всегда рядом, столько месяцев меня поддерживал, пытался развеселить, отвлечь, заменил мне, можно сказать, психолога. Потратил на меня столько времени...

— Да суть вообще не в этом, — перебил он меня, когда машина с ревом сорвалась с места. — Я это делаю не с какой-то выгодой, не жду чего-то взамен. Пойми, блин, за тебя реально все переживают. Мама постоянно спрашивает, как ты, можно ли оставлять тебя одного. Намекала на то, чтобы ты к нам перебрался на время.

В определенной степени его заявление стало для меня неожиданностью. Да, семья Сереги всегда оставалась в хороших отношениях с моей семьей, а наши матери были подругами задолго до нашего с ним рождения, но я и подумать не мог, что они всерьез беспокоятся о моем душевном состоянии. В мыслях всегда находился один лишь Алмаз, я и не обращал внимания на заботу окружающих.

А ведь еще в больнице дядя Игорь временами интересовался моим самочувствием, но я не придавал его беспокойству должного значения. С головой погряз в страданиях и невольно оттолкнул от себя всех, кому был так дорог. В том числе и Анну с Региной.

— Да-да, братишка, ты же ничего не замечаешь. А все парятся, как бы ты..., — Серега запнулся, не считая нужным продолжать, а мне оставалось гадать, что же он собирался сказать на самом деле.

Как бы я ни подсел на наркотики, как Лешка, и не довел себя до могилы? Или как бы ни стал резать себе вены, тронувшись умом от бессилия и одиночества?