Вопросы

– Она мне не нужна, – отрезал Дим.

– Поэтому потолок коптишь? А она сорвалась, как чокнутая, – и в казино. Деда своего искать. И перчатки забыла. Она тебя боится просто. Она всех боится. Боится, что ее обидят – как-то по-новому, не так, как он. Она загнанная, измученая и несчастная. Она с ума сойдет, если он завтра не сдохнет. А он завтра не сдохнет. Он еще меня и тебя переживет.

– Было бы ей плохо, она бы его бросила...

– А кто ей помог его бросить? Ты?

– Еще чего! Я еще чужие проблемы не расхлебывал! – фыркнул Дим. – Шмотки ей нужны были, деньги, как всем. Теперь видит – и у меня есть. Прогадала, выходит.

Рига спрыгнул с подоконника и пошел к двери.

– Ты дурак. Не во всем, конечно. Но в некоторых вопросах – ты дурак. Девчонка попала в мышеловку, а ты смотришь, и о себе вздыхаешь.

– Пусть сыр доедает, раз полезла, – процедил Дим.

Рига хлопнул дверью. Где-то еще сыпал искрами фейерверк. Дим встал, чтобы закрыть дверь, но на пороге стояла Юля. Юля теперь работала в ресторане при «Фортуне», и благодарила за это Дима при каждом удобном случае.

– Что ты киснешь? Устал?

– Устал...

Она вошла и села на постель, одернув короткую юбку не вниз, а вверх.

– Не твоя смена? – поинтересовался Дим.

– Моя – с утра. А до утра я твоя.

Он толкнул ее на постель и упал рядом. Интересно, что требует от нее Выготцев? Каких ласк? Каких поцелуев? Что он чувствует при этом? И что чувствует она?

– Юль, а ты могла бы со стариком?

– Сколько... лет?

– Ну, лет шестьдесят...

– Фу! Низачто! – она скорчила гримаску отвращения.

– А если бы он заплатил?

– Сколько? – снова спросила Юлька.

Дим вспомнил ее серое платье, ее прокушенные перчатки и затравленные глаза.

– Тысяч пять баксов.

– За ночь?

– Да.

– Смогла бы, – кивнула она.

– И не блевала бы?

– Ну, может, потом блевала бы, – она пожала плечами.

– Значит, тебе со мной повезло? – сделал вывод Дим.

– Что-то я от тебя пяти тысяч ни разу не видела! – бросила Юлька и стала раздеваться. – Думаешь, старому не хочется жить?

– Но он же должен вести себя... прилично.

Дим попытался представить себя старым. Разве ему не хотелось бы женщины? Вот такой измученной девочки с потерянным взглядом и дрожащими пальцами? Нет...

Голая Юлька придвинулась к нему и склонилась над его телом.

– Ну, дедушка, давай я тебе помогу...

Дим оттолкнул ее.

– Ты, это, уходи. Не хочу я...

– Дим...

– Проваливай! Найди себе кого-то!

– Виагру пей, придурок! – она стала натягивать одежду.

Он, может, совсем беспомощен в постели. Тем это все отвратительнее. Только слюни пускает.

Юлька за его спиной опомнилась.

– Димочка, я завтра приду. Не сердись, хорошо?

Он закрыл за ней дверь и снова сел. На берегу все затихало, но покой не приходил. И вдруг захотелось во что бы то ни стало увидеть Выготцева. Может, чтобы еще больше разворошить боль. Или чтобы убить его вместе с этой болью...

Дим пошел в казино, но среди оставшихся посетителей его не было. Он стал расспрашивать крупье и вдруг увидел на автостоянке его большую седую голову.

– Николай Петрович!

Выготцев оглянулся и пошел навстречу Диму.

– Вот, уезжаю. Танюшу на такси отправил, что-то ей нехорошо сделалось, а сам продулся у вас вчистую.

– На такси? – переспросил Дим.

– Она с шофером боится ездить отчего-то. И охранников моих боится. Козочка моя пугливая.

Дим проглотил комок боли.

– Давайте выпьем, Николай Петрович. На посошок.

Выготцев согласился – ради успеха дела, и вернулся с Димом к столикам.

– Сумасшедший день у вас выдался? – спросил сочувственно.

– Да. Непростой день. А Таня, простите, жена ваша?

– Танюша? Нет. Но мы все цивилизованно живем: и жена, и дети, и Танюша. Двадцать первый век как-никак, – кивнул Выготцев.

– Справляетесь?

Тот кашлянул.

– Справляюсь. Старая гвардия, как говорится, не сдает позиций.

Дим едва не спросил: «Как вы справляетесь?», но сдержался. Налил еще.

– Красивых женщин вы выбираете...

– Да, Танюша умница. Тихая, скромная девочка. Только пугливая очень. И, честно говоря, в постели такая покорная. Не то, что моя Илона.

У Дима затихло сердце, словно прекратив свой бег к боли, а Выготцев продожал слегка заплетаясь в словах:

– Не строптивая, хорошая девочка. И меня любит. Это главное. А я без женщины не могу. Вдохну ее запах, обниму за грудочки, мне, старику, и легче...

Наконец, чернота захлестнула Дима, и бешеное напряжение отпустило тело. Мелькнуло перед глазами звездное небо, словно он взлетел. А на самом деле – упал и ударился головой о пол террасы, а небо упало на него сверху и разорвалось всеми звездами.

Выготцев всплеснул руками и уронил стакан с виски. Подбежал Рига и присел над Димом. И Выготцев присел и взял зачем-то его за руку, пытаясь нащупать пульс там, где его не было.

– Вы идите, Николай Петрович, – отправил его Рига. – Мы тут нашатырь нюхать будем, а это не самое приятное из того, что можно нюхать в компании.

Выготцев поплелся к стоянке, оглядываясь на террасу. Дим лежал без движения, а Рига сидел рядом с ним, глядя в звездное небо. И когда Выготцев сел в машину и уехал, сказал сквозь зубы:

– Кого угодно в могилу вгонит, старый хрыч...

22. ЗАЧЕМ ЛЮДИ ПРИНОСЯТ ПЕРЧАТКИ?

Хорошо было бы, если бы вернулась Илона. Но Илона не может вернуться так просто. Сначала она даст телеграмму: «Не скучайте. Скоро буду», потом пятнадцать раз позвонит на мобильник: «Я собираюсь», «Я выезжаю», «Я подъезжаю». Не потому, что опасается застать мужа в постели с гувернанткой, а просто ей кажется, что так положено предупреждать о своем приезде, чтобы дать другим возможность подготовиться к радостной встрече. И она еще ни разу не звонила и не слала телеграмм.