Вопросы

– Я понимаю, что вы боитесь. Но здесь вас никто не найдет, здесь вас никто не знает.

Она взглянула насмешливо. Впервые за долгое время видела перед собой человека, который не просто был далек от сети, а даже ничего не слышал о ней.

– Меня здесь не знают, вы правы. Я никогда не бывала в этом городе, но если хоть один парень на точке увидит меня, об этом в тот же день станет известно Риге.

– В Риге? – не понял доктор.

– Вот поэтому вам лучше ничего не знать обо мне, – улыбнулась дружески.

– Как же я смогу вам помочь?

– Это сложно. Сеть повсюду.

– Сеть?

– И в этом городе тоже. Сейчас все заняты другим делом, но стоит только потянуть нужные нити, меня сразу же вычислят. Уехав, я не выпала из сети.

– О какой сети вы говорите? – сдался доктор. – Мне кажется, вы бредите. Но если прибавить к этому бреду заключения гинеколога, то итог весьма неутешительный: многочисленные разрывы свидетельствуют о том, что вы подвергались неоднократному насилию, при странных обстоятельствах вы лишились ребенка, рана на вашей руке еще не зажила настолько, чтобы не обращать на себя внимания, ваш организм предельно истощен и ослаблен, а в то же время вы замужем, роскошно одеты, у вас дорогие украшения…

Она улыбнулась.

– Значит, ваш муж опасен? – снова спросил доктор.

– Не подумайте только, что это он – причина моих несчастий, – предупредила Таня. – Я сама во всем виновата.

– Защищаете его. Значит, любите.

– Любовь проходит.

– Любовь не проходит, – не согласился Виктор. – Она развивается. А если проходит, значит, исчерпала себя и не может иметь продолжения. Не всякая любовь заканчивается так печально. Но не всякая и имеет будущее.

– Иногда очень больно чувствовать, что ничего не роднит больше и что будущее невозможно, – сказала Таня.

– Это значит, у вас должно быть свое будущее, а у него – свое.

– А у вас? – спросила она.

– У меня – свое, а у моей жены – свое.

– А у ваших детей?

– А у моего сына – свое, и вовсе не в медицине. Ему уже восемнадцать, и он студент юрфака. У всех разное, отдельное будущее.

– Печально.

– Да, – согласился он. – Это печально. Но реанимировать ушедшие чувства невозможно. Я понимаю это, как врач, но знаю, что смириться с этим тяжело.

Таня вдруг почувствовала, что злость, которая стискивала ее сердце вначале их разговора, и ее непонятное раздражение против доктора прошли. Снова стало очень спокойно.

– Как вы думаете… потом… когда-нибудь потом… я смогу иметь детей? – спросила она.

Доктор посмотрел странно и покачал головой.

– Я не гинеколог. Знаю только, что сейчас это абсолютно невозможно. Вам нужно очень хорошее, длительное лечение.

– И еще один вопрос, доктор…

– Сколько угодно…

– Будет весна?

Он взял ее худую беспалую ладошку в свои руки и поднес к губам.

– Думаю, весна начнется в марте.

– Не сомневалась, что вы так ответите.

Это был абсолютно другой человек. Совершенно не такой, к каким она привыкла в «Фортуне». Его черты и жесты даже в печали сохраняли спокойную уравновешенность. Может, это была профессиональная черта –здравая рассудительность в любой ситуации, при любых обстоятельствах: доктор не мог себе позволить впадать в панику и биться в истериках. И в то же время Таня помнила, в какой панике и каких истериках решали судьбы других людей ее мужчины, способные без лишних рассуждений отнять жизнь у того, кто попадался им под горячую руку.

И, словно продолжая ее мысли, из коридора донесся шум.

– Туда нельзя, молодой человек! – взвизгнула дежурная.

– Сиди тихо! – прикрикнул мужчина.

– Я же говорю вам…

Донеслась ругань. Шаги затопали по коридору.

– Это за мной! – вскрикнула Таня, чувствуя, что сердце готово выпрыгнуть из груди.

Виктор вскочил на ноги.

– Куда вы?! Молодой человек! – продолжала вопить в коридоре медсестра. – Вы бандит какой-то!

И в тот же миг дверь распахнулась, и в палату вошел Руст. Он был один. Обвел взглядом присутствующих и шагнул к постели Тани. Медсестра замерла в дверях.

Руст качнулся в сторону кровати и упал на колени.

– Вот я и нашел тебя, Таня…

17. ЗАЧЕМ ЛЮДИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ?

Сказать, что у Дима созрел какой-то более или менее четкий план – явное преувеличение. Вдруг он обнаружил себя раскинувшимся в кресле трансокеанского лайнера и заказывающим коньяк. Стюардесса улыбнулась – сработали обычные механизмы. «Если я предложу ей выйти со мной в туалет, она не откажется», – отметил про себя Дим.

Потом стал думать, стоит ли предлагать ей это. Вчера, с Миленой, ему так и не удалось дойти до финала привычной истории, значит, не все механизмы работали по-прежнему слаженно. Какие-то связи распались, простое удовольствие сделалось труднодостижимым. А если так сложно – зачем тогда? Он снова присмотрелся к фигуре стюардессы: высокая, длинноногая, с худым задом, чем-то похожая на Милену, чем-то – на Лину, чем-то – на прочих проституток. Обычная.

Нельзя сказать, чтобы Дим думал о Тане постоянно. Но иногда – неожиданно – пронзала словно иглой какая-нибудь странная мысль: например, с кем она сейчас, где, как она живет, что делает именно в этот момент. И эти мысли вмиг разрушали все, что Дим пытался выстроить в своем сознании за день – стирали все, что не было связано с ней.

И сейчас его сознание, установив, что стюардесса с бейджем «Надин» ничем даже отдаленно не похожа на Таню, мгновенно стерло ее из его восприятия. Надин, устремив на него еще один пытливый взгляд, сообразила, что больше не интересна, и отошла от его кресла.

Возвращаясь в «Фортуну», Дим не только понимал, что может не найти там Тани, но был готов даже к тому, что может вообще не застать ее в живых. Война со Смолом не могла обойтись без жертв. И все-таки он возвращался.

Вдали от «Фортуны» у него была возможность жить жизнью праведника. А была возможность создавать новую сеть. Узнавая Дима, многие обращались к нему с вполне определенным желанием – купить. Его мозги машинально просчитали возможные затраты и прибыли от организации сети. Сначала, несомненно, он ограничился бы сетью для эмигрантов, а потом, сделав ее конкурентной, мог бы поспорить со всей австралийской сетью. Дим прикинул все это – на автопилоте – и остановился. Зачем?