Вопросы

– Что с тобой произошло? Ты очень… спокоен.

– Я, наконец, понял, что волнения – бесполезны.

– Молодец! – похвалил Рига с иронией. – Мне бы твою просветленность! Смысл жизни перестал составлять для тебя тайну?

– Перестал, – ответил Дим серьезно. – Для меня смысл жизни – это смысл сети. Другого не дано.

Рига убедился, что приехал он не с войной. И не за Таней. Зачем тогда? Зачем?

– Как Австралия?

– Так же, как и «Фортуна». С той лишь разницей, что там теперь осень.

– А кенгуру?

– Не встречал.

– А у нас по программе – похороны, – улыбнулся вдруг Рига. – Из близких – никого. Уже не осталось в живых никого из близких.

– Макс?

– Его убили. Просто на дороге, тупо. Это было начало – со Смолом.

– А Смола?

– Я сам. Поедем теперь – помянем пацанов, – оборвал сам себя Рига.

Уцелевшие ребята смотрели на Дима растерянно. Некоторые подходили и обнимали его, а потом косились на Ригу. И Дим видел, как они панически боятся этого тонкого парня с волнистыми волосами. К общему давлению сети прибавилось его личное, персональное давление. И двойной гнет совсем клонил пацанов к промерзшей земле.

Так они и остались вдвоем в «Фортуне». И вечера были – на двоих. Без Тани. Ее отсутствие теперь казалось дурным предзнаменованием. Даже живя с Выготцевым, она была ближе. Ради нее в этот город приехал Дим. Потом она жила здесь с ним, потом – с Ригой. Здесь звучал ее голос, здесь слышались ее шаги. Из этих окон она смотрела на море. По этим аллеям она прогуливалась. На этих скамейках читала книги.

Рига упал в кресло и взглянул на Дима.

– Останешься?

Пожалуй, так нерадивые жильцы спрашивают у хозяина, сдавшего им на время свой дом и вернувшегося без предупреждения. Рига поймал себя на том, что опасается утвердительного ответа, и в то же время – хочет его. Поднялся и закурил.

– Если ты останешься, мы свернем горы… Эверест – к чертовой матери…

– Моральный аспект тебя уже не волнует? – сухо поинтересовался Дим.

– Разве мы не должны быть лучшими? Разве сеть не должна быть единой?

– Единой?

Дим узнал собственные слова и кивнул.

– Несомненно, сеть должна быть единой.

Болезненное, нервное состояние беспокойства, которое мучило Дима в Мельбурне, покинуло его совершенно. Рига никак не мог привыкнуть к произошедшей в нем перемене, более того – перемена пугала его, словно с приездом Дима власть зимы и смерти над «Фортуной» стала сильнее. Его синий взгляд скользил равнодушно, отталкиваясь от всего, словно полируя поверхности. И все вокруг уже блестело этим ледяным синим взглядом.

– Как видишь, я удержал сеть. И столицу, и «Фортуну», – сказал зачем-то Рига, словно оправдываясь перед Димом.

– Как Запад?

– Запад на Поляке, но Запад отстает, как обычно. Выручают только лыжные курорты, но в целом – другие нравы. Другой уклад. Там люди живут прочно и семейно, и за детьми больше надзора. Другой ритм, короче.

Дим пожал плечами.

– У сети свой ритм, и она легко навяжет его любому региону. Скорее всего, брешь в покрытии. Все горные курорты наши?

– Частично.

– Значит, есть, куда расти.

Сети всегда есть, куда расти. Дим хорошо чувствует направление. Это он задает ритм.

– А знаешь, кто все переделы с нами прошел и не подвел? – усмехнулся вдруг Рига.

– Кто?

– Южин.

– Не хвали при мне ментов! – отмахнулся Дим. – Дурной тон.

– Знаю. Но я думал, он давно ссучится, а он – с нами, с «Фортуной». Со Смолом сейчас вот поддержал – железно, чуть ли не сам по городу рыскал. Думаю его в столицу перевести и министром сделать.

– Выборы скоро…

– Знаю. Южин усидит. Мы уцелеем – и Южин уцелеет.

– Ставишь на оппозицию?

– На всех ставлю – не по одному миллиону. Есть режим, есть оппозиция, а есть сеть. И сеть будет всегда, все это понимают.

Дим кивнул: ни старое, ни новое правительство не будет воевать с сетью. И вдруг мысли зацепились за что-то так, что в голове зазвенело.

– Что? – Рига взглянул в его лицо. – О чем вспомнил?

– Сам не знаю. Странно возвращаться. А в то же время, как и не уходил.

– Я очень скучал по тебе, – признался вдруг Рига. – Еще с тех пор, со столицы. Я очень тебя люблю. Ты знаешь.

– Любишь? – Дим вскинул синие глаза.

Теперь никому и в голову не пришло свести разговор к шутке.

– Не знаю, почему и за что, – сказал Рига. – Это жуткое какое-то чувство. Я все время думаю о том, где ты и что с тобой. Не так вот, как о Тане, например, или о женщинах вообще, или о родных в детстве думал, а как о… себе самом. Как о своей жизни. Как о своей судьбе.

– Ты считаешь, что это любовь?

– Да, – выдохнул Рига. – И я рад, что ты вернулся. Рад, но у меня мурашки по коже.

Дим, наконец, отвернулся от него.

– Не знаю, что ты чувствуешь, Рига. Я чувствую только одно: мы – люди сети. А Таня – совсем другой человек.

– При чем здесь Таня?

– Ей не место здесь. Я хочу, чтобы ты прекратил поиски. Хотя бы – ради меня…

– Ты хочешь? Ради тебя? – Рига усмехнулся и мгновенно сменил тон. – Если бы кто-то другой учил меня, что мне делать с моей женой, его уже не было бы в живых. Так что, Дим, мои дела – это мои дела. Таня – это не сеть. Она на двоих не делится. Ты просветленный, я понял. Ты – Гуру. Но послушай меня, Гуру, держись подальше от Тани и от моих личных дел! Таня – моя. Она мне нужна. Сейчас я, по крайней мере, должен знать, где она и что с ней. Не может быть и речи о том, чтобы я прекратил поиски. Более того, если Руст вернется ни с чем – он собственной башкой заплатит!

– Но зачем она тебе?

В этот раз Рига почему-то ничего не сказал о любви.

– Я ее муж. Она моя жена. Что тут непонятного?

20. ЗАЧЕМ ЛЮДИ РАССТАЮТСЯ?

Медсестра Света очень удивилась, когда Таня взяла в руку ложку. Но та, не глядя по сторонам, стала есть – молча и сосредоточенно. И когда вошел Виктор, даже глаз на него не подняла.

– Перемены меня радуют, – кивнул он.

Сел рядом. И вдруг понял, что значат эти перемены: она ест, чтобы только хватило сил подняться и уехать.

– И не радуют, – добавил хмуро.

Она промолчала.

Все это время он думал об одном: о том, что невозможно привязаться к человеку, не зная его и не зная ничего о его прошлом. О том, что нельзя влюбиться в его возрасте – так нелепо, словно споткнуться на ровном месте. Но он споткнулся – это и поразило, и испугало его.

– Я считаю, что тебе нельзя ехать! – сказал он все-таки. – Ты очень слаба, и не перенесешь дороги.

Она снова не ответила.

– Тогда я поеду с тобой, – решил он, и на миг показалось, что боль в сердце затихла.