Вор черной масти

– Я не уверен, что вы правы, - произнес Жобин.

– Может быть, - отозвался я.
– Только Ростов завтра расплату потребует! Деньги ты нашел?

– Нет!
– поник Жобин.

– Тогда выбирай, как в ИТЛ пойдешь? Есть для тебя два варианта. Первый - 25 лет строгого режима с конфискацией имущества и петухом или 20 лет, но фраером козырным?

– А как же долг?
– спросил Жобин.

– Долг твой я на себя возьму, если второй вариант выберешь. А тебе лахман[19]. Думай быстрее. Этот вертухай проспится через час, а потом поздно будет.

Жобин решил быстро. Не глупый же он был.

– Фраером козырным согласен.

– Тогда идем быстро.

– Куда?
– испугался Жобин.

– Там увидишь. Не бзди[20].

Жобин еле поспевал за мной. Я подошел к камере полковников, которую вертухай даже не закрыл. Загнал в нее Жобина. Увидев трупы, он закатил глаза.

– Это ты их так, понял?
– сказал я Жобину.
– За трех сук тебе законники спасибо скажут в любом ИТЛ. Там и пристроят тебя на легкую работу. А мусорам утром скажешь, что ночью тебя выдернули с хаты, сюда притащили. Тебя бить начали, а ты защищался и всех нечаянно поколол. И больше ничего ты не знаешь!

Жобин вздохнул, вдруг признался:

– Я всегда хотел быть решительным, сильным мужчиной. Может быть, после этого моя жизнь по-другому пойдет?

– Может быть!
– согласился я.
– Кровью вымажься. И никуда отсюда не уходи. Жди, когда тебя вертухай обнаружит…

Я сунул ему в руку свою заточку. Оставлять ее у себя было глупо. Утром мусора такой шмон устроят, лезвие не спрячешь. Оставив Жобина одного я вернулся к своей камере, открыл ее и, вытащив из дверей ключи, положил их рядом с пьяным вертухаем. Зашел в камеру и, прикрыв изнутри дверь, прошел в свой угол.

Вокруг меня началось шевеление, замелькали тени. Путевые, в отличии остальных зэка не спали. Я услышал шепот:

– Куда таскали? Зачем?

Я присел на шкарытар и попросил водички. Вася мне тут же поднес кружку воды, и я залпом выпил ее. Попросил снова, выпил вторую.

– Что с тобой, Фокусник?
– блатные уже начали тревожится за меня.

Я объявил:

– Уделал я начисто[21] полковников. Перекинулись[22] они сейчас, все трое.

Белка и Ростов с торжеством переглянулись.

– Славно! А Фан-Фаныч где?

– Он мясню на себя берет вместо долга карточного, - объяснил я.
– Я дох[23] всю ночь и вы тоже.

И полез на второй ярус спать.

А дальше? А дальше было еще интереснее!

23 июня 1949 года. 05 час 33 минуты по местному времени.

Тюрьма города Читы.

***

Произошло все примерно так, как я рассказываю.

Утром наш пьяный коридорный, почти протрезвев, очнулся. Он помнил все урывками, но кое-что вспомнил наверняка: что-то ночью случилось! Так как он находился рядом с дверьми нашей камеры, то взявшись за ручку, обнаружил: камера не заперта! От страха у него волосы встали дыбом. Он обшмонал себя, но пистолет, удостоверение, ключи от арестантских дверей и деньги были на месте. Немного успокоившись, он все-таки решил пересчитать арестантов. Ворвавшись в нашу камеру, он переполошил всех, но тут при подсчете обнаружил, что одного сидельца нет. Побег? Ветрухай пулей вылетел из камеры, закрыл на замок дверь и бросился за подмогой.

В сопровождении двух других коридорных он начал обследовать коридор, проверяя, закрыты ли остальные камеры. Пока не подошла очередь камеры полковников. Она была распахнута настежь, но вертухай сам ее не закрывал, как он помнил. Только в камере было обнаружено не три, а четыре трупа!

Жобин, следуя моим указаниям, добросовестно перемазался в крови и ждал, когда за ним придут. Но время шло, никто не явился и его сморил сон. Он уснул прямо на полу. Залитый кровью он тихо спал, не храпел и ничем не отличался от мертвеца.

Вертухаи вывалились в коридор и стали совещаться между собой. Но тут Жобин проснулся и незаметно появился на пороге камеры, держа в руке заточку. Увидев вертухаев, он обрадовался:

– А, вот вы где!

И махнул при этом руками. Вертухаи, увидев окровавленного человека с ножом в руках, восприняли его дружеский жест совершенно иначе: зэк угрожает ножом! И тут Жобин еще добавил им в этом уверенности, прокричав трубным голосом сытой коровы:

– Всех перережу!!!

Вертухаи попятились. Не потому, что они были трусы. Вовсе нет. У них было оружие, и застрелить Жобина они имели полное право. Но он нужен был им живым. А теснота в коридоре не позволяла им использовать свое численное превосходство. В коридоре были места, где Жобина можно было окружить и легко взять. И они, зная это, побежали обратно. Но Жобин подумал, что один его вид внушает людям страх, его боятся! Первый раз в жизни он почувствовал себя героем, удальцом и его охватило радостное возбуждение.

– Стойте, куда вы?
– кричал он, мчась, как носорог по саванне в период случки.
– Попишу всех!!!

Там где коридор был чуть шире, вертухаи профессионально подловили Жобина, сбили его с ног, отобрали заточку и начали колотить.

– Псы позорные!
– вопил он во все горло.
– Мусора!

Но вертухаи долго его бить не стали. До прихода начальства его посадили в карцер и заперли там. Крики Жобина в коридоре переполошили всю тюрьму. Разбуженные зэки шумели в камерах, никто не понимал в чем дело.

Тройное убийство за ночь в стенах тюрьмы заставили немедленно дежурного офицера связаться с ее начальником, капитаном Салеховым и вызвать по тревоге оперативную часть.

Уже через три четверти часа незадачливый пьяница-вертухай делал доклад в кабинете Салехова. Начальник тюрьмы метал громы и молнии.

– Кого надо было отправить на трюмиловку, а?
– гневно кричал Салехов.

Вертухай, обалдевший от ночного шухера, путался и мучительно пытался вспомнить фамилию Жобина:

– Так этого… как его? Гузка, что ли? Задов? Нет, не Задов… Вспомнил! Жопин! Жопина, тащ капитан!

– Какого еще Жопина!?
– Салехов был красный как вареный рак.
– Рабера! Рабера надо было отправить!

– Никак нет, не Рабера!
– оправдывался вертухай.
– Рабера я никуда не водил! Жопина водил на тюмиловку!

Из кондея извлекли Жобина, привели в кабинет Салехова. Жобина немного помяли, и видок у него был еще тот. С подбитым глазом, весь со следами крови на одежде и руках он таким и предстал перед тюремным начальством. Салехов раньше немного знал Жобина, несколько раз он отоваривался у него на складах. С возрастающим удивлением он только спросил:

– Илларион Трофимович, как же так?

– Я не Илларион Трофимович!
– взвился Жобин, вдруг вспомнив к месту о том, что заключенные, сев в тюрьму меняют свои имя и фамилию, короче говоря, паспортные данные.

Дальше Жобин геройски поведал, как он лихо справился с тремя блатными-беспредельщиками. И его следственное дело закрутилось со страшной силой.

Попутно вспомнилось ему о нескольких дерзких ограбления, произошедших в Чите. Он взял их на себя. А хищения со склада превратились в грабежи, которые он сам же и организовывал.